Но одно письмо привлекло мое внимание. Оно было написано едва понятным почерком и наверняка пересылалось с одного места на другое перед тем, как прибыло в Мидоуз, а потом в Катлерз Коув. Я не узнала имени. Я вскрыла конверт и достала тонкий листок, чернила на котором уже слишком выцвели. Письмо начиналось словами:


«Дорогая мисс Лилиан.

Вы не знаете меня, но мне кажется, что я вас знаю. Мой двоюродный дед Генри все время рассказывал о вас с того момента, как он приехал, и до своей кончины, которая случилась вчера. Большую часть времени он рассказывал о своей жизни в Мидоуз. По его словам, там было хорошо. Особенно нам нравилось слушать о больших празднествах на лужайках, о музыке, еде и играх, в которые вы играли.

Когда Генри рассказывал о вас, то говорил так, как будто вы маленькая девочка. Уверена, что он никогда не считал вас взрослой. Но он так много думал о вас и так много рассказывал о том, какой вы были милой и красивой девочкой и как были добры с ним. И я пишу вам, чтобы сообщить, что его последние слова были о вас.

Не знаю, как он мог смотреть на меня и так думать, но он решил, что рядом с ним не я, а – вы. Он взял меня за руку и сказал мне, чтобы я не мучилась. Он сказал, что отправляется назад в Мидоуз, и если вы повнимательнее поищете его, то вскоре увидете, что он идет по дороге. Он сказал, что будет насвистывать и вы узнаете мелодию. В его глазах обычно было столько жизни, когда он говорил это, что я даже подумала, что так может случиться. Поэтому я хочу, чтобы вызнали.

Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо и не смеетесь над моим письмом.

Искренне ваша

Эмма-Луи, внучка Генри».


Я отложила письмо в сторону. Не знаю, как долго я сидела и вспоминала, но солнце уже близилось к закату, и через окна протянулись длинные тени. И мне на самом деле стало казаться, что я снова в Мидоуз, что я маленькая девочка, и когда я повернулась и посмотрела в окно своего кабинета, то не увидела отеля.

Я увидела длинную дорогу, ищущую к дому, и на мгновение меня отбросило в прошлое. В доме была необыкновенная суета. Вокруг сновали слуги, а мама, напевая, отдавала распоряжения. Все готовились к одному из наших грандиозных празднеств. Лоуэла побежала к Евгении, чтобы причесать ее и помочь одеться. Все проходили мимо, а когда я позвала маму, она продолжала заниматься своими делами, как будто и не слышала меня. Это привело меня в отчаяние.

– Почему меня никто не слышит? – закричала я. Испугавшись, я выбежала на крыльцо. Неожиданно дом начал стареть прямо у меня под ногами, ступеньки становились шаткими и ветхими, стены – растрескавшимися.

– Что происходит? – закричала я.

Стая ласточек метнулась в воздухе и пролетела над лужайкой, перед тем как исчезнуть за деревьями. Я оглянулась и посмотрела на плантацию. Она была заброшена и разрушена, как и сейчас. Сердце тяжело забилось. Что случилось? И что мне теперь делать?

И затем я услышала свист Генри. Я вскочила со ступенек и помчалась по дороге, как раз когда он подходил к повороту. У Генри был в руках его старый саквояж, на плечах – узел с одеждой.

– Мисс Лилиан, – закричал он. – Почему вы бежите?

– Все изменилось, Генри, и никто не замечает меня, – простонала я. – Как будто меня больше нет.

– О, нет, не надо обращать внимание на это. Просто все сейчас очень заняты, но никто о тебе не забыл, – заверил меня Генри. – И ничего не изменилось.

– Но как могло случиться это с тобой, Генри? Ты сейчас станешь невидимым, исчезнешь? И если это так, то куда ты попадешь?

Генри положил свой саквояж и узел на землю и поднял меня на руки.

– Ты идешь в то место, которое больше всего любишь, мисс Лилиан, туда, где ты чувствуешь себя дома. Это то, что ты никогда не потеряешь.

– И ты тоже идешь туда, Генри?

– Полагаю, да, мисс Лилиан, да.

Я обняла его, и Генри опустил меня, взял свой саквояж и узел и пошел дальше, к Мидоуз.

И каким-то невероятным образом старый, заброшенный особняк вновь засиял, стал таким, каким он когда-то был, полным восторга, смеха и любви.

Генри – прав.

Я – дома.