– Подсядь ко мне поближе, Ратмир, – игуменья указала на место рядом с собой. – Говорить буду тихо, так как это очень важно. Только зенки свои опусти, чтобы не сбивал меня с мыслей взором своим обольстительным.

Ратмир, едва сдержавшись, улыбнулся уголками губ, но глаза опустил.

– Я специально пришла к тебе поздно вечером. Шла огородами с сестрой Татианой. Она и сейчас меня ждёт за дверью, охраняет…

Ратмир удивлённо было посмотрел на игуменью, но вновь быстро перевёл взгляд вниз.

– Знаю, что дьяк Лаврентий тебя на сыск поставил. Он всегда знает, что делает – этот дьяк. И я уверена, что убийц наших послушниц ты сыщешь. У меня же к тебе сейчас другой разговор, – почти зашептала игуменья, периодически озираясь по сторонам.

Ратмир вздохнул, начиная подозревать, что игуменья вознамерилась с его помощью решить ещё какие-то свои трудности, но промолчал.

– Сам знаешь, что монастырь наш особенный, царский. Сам государь-батюшка наши интересы блюдёт и его жалование служит основным средством для содержания монастыря. И всё у нас, казалось бы, должно было быть хорошо. Да вот стала я в последнее время замечать, что человек, ответственный за пожертвования прихожан, вклады при пострижении, вклады доброхотных жертвователей, стал пошаливать. Или – стала пошаливать. Потому как монахиня это наша.

– Это как – пошаливать?

– Я ведь в сторонних денежных вспомоществованиях в обитель не больно сильна, Ратмир.

– Что значит – сторонних?

– Это значит, что любой из наших монахинь могут жертвовать деньги её родственники либо хорошие знакомцы. Делают богатые вклады вдовицы и девицы, желающие принять подстриг, да и завершить здесь свой земной путь. Вон Мирослава наша тоже свои вклады уже сделала. Осталось ей самую малость до пострижения, а тут ты, откуда ни возьмись, – неожиданно сверкнула на него глазами игуменья Евникия и тут же вновь зашептала: – Свой вклад деньгами, домами, земельными угодьям да драгоценностями может сделать любой. Это мы и называем сторонними вкладами.

– Должен быть человек, который все эти вклады куда-то вписывает и ведёт им учёт, – также тихо ответил ей Ратмир.

– А я тебе что говорю?! Я и говорю, что мне стало казаться, что человек, ответственный за учёт, и стал в эти доходы свою лапу запускать. Допустим, обычная плата при поступлении в монастырь пять рублей. А состоятельная постриженница может дать и поболее. Так сестра-то эта в книгу пять и пишет, а остальное себе в карман кладёт. Или запишет в приходную книгу пожертвование от какого-нибудь боярина, так и запишет же только то, что сама посчитает нужным. А остальное через каких-то людишек к нечистым на руку торговцам отправляет.

– Так если ты, матушка игуменья, всё про то знаешь, то почему не сообщишь своему начальству? – удивился Ратмир.

– Я же тебе и говорю, Ратмир, что мало чего смыслю в приходо-расходных книгах. Да и она старается не давать их мне. Всё разные предлоги ищет, чтобы не показывать.

– А я-то чем тебе могу помочь? – ещё больше удивился Ратмир.

– Смышленый ты очень, говорят. Да и человек государственный. Она с тобой не посмеет лишний раз чихнуть, не то, что накричать, да и за дверь выставить, – огорчённо прошептала игуменья. – У меня нет пока никаких доказательств её противоправности. Она же все бумаги пишет так, что и комар носу не подточит.

– Так она тебя и за дверь выставляла?

– Было дело, – вздохнула игуменья. – Два раза было и оба раза, когда я у неё эти книги спрашивала. А шалит она так безнаказанно, потому что дядя ейный кумом приходится государеву стольнику.

– Даже и не знаю, что тебе ответить, матушка Евникия. У меня ведь и своих дел полно. Вон дьяк Лаврентий от меня известий ждёт уже второй день, а я ещё и с людьми толком не переговорил, – озабоченно покачал головой Ратмир.

Игуменья опустила глаза, помолчала и вздохнула: – Ну, ладно. Так и быть, оставайся пока у Мирославы. Но только ты мне за это обещай помочь в моём деле. А я тебе в сыске по убиенным послушницам всё, что потребуется, по полочкам разложу.

Ратмир закрыл лицо ладонями и залился в беззвучном смехе.

– Что такого смешного я тебе сказала?! – вздернула редеющие брови игуменья.

– Ничего, матушка Евникия, ничего, – убирая ладони от раскрасневшегося лица, сдавленным голосом проговорил Ратмир. – Значит, говоришь, что я могу пока здесь остаться?

– Оставайся уж. Что тут с вами поделаешь, – ворчливо произнесла она. – Да только теперь не забудь о своём обещании-то.

– А я что-то уже пообещал?

– Так сам же начал для этого сейчас мне про свои трудности рассказывать! Думаешь, я не поняла, к чему ты клонил? – нахмурилась игуменья.

– Всё, матушка, сдаюсь! Постараюсь тебе помочь в этом вопросе, – опять тихо рассмеялся Ратмир. – Завтра прискачу к тебе в монастырь и пойдём к твоей вражине требовать приходо-расходные книги. Только уж и ты мне сейчас расскажи про то, как ты думаешь о своих убиенных послушницах. Какие они были? Что их интересовало? И за что могли они быть так растерзаны?

– Говорят, что ты их видел в тот день, – внимательно посмотрела на него игуменья.

– Видел, – кивнул Ратмир. – И никогда уже не смогу забыть увиденного.

– Тогда давай так сделаем, сынок. Время уже позднее. И меня могут в любой момент в монастыре хватиться. А я не хочу, чтобы кое-кто знал, что я уже с тобой разговаривала. Приди завтра к полудню в монастырь, и вместе вытребуем у сестры Агафьи приходо-расходные книжки. Тебе-то, как человеку, поставленному на сыск самим дьяком Лаврентием, она не посмеет отказать. И про покойниц наших всё тебе подробно опишу.

– Что-то ты, матушка Евникия, как мне кажется, не сильно страдаешь о них, – Ратмир внимательно посмотрел на игуменью. – Я так понимаю, что дела с приходо-расходными книгами тебя больше волнуют.

– Так послушницы наши сейчас в Царстве небесном, среди ангелов. Им уже не больно. Души их в райских кущах нашли себе упокоение. Принять мученическую смерть – значит попасть сразу в рай. Почти все наши христианские святые прошли через это, – игуменья Евникия устремила куда-то в угол светлицы свой взор и улыбнулась.

Ратмир вдумчиво посмотрел на неё, но промолчал.


Глава 19


Ранним утром Ратмир, опираясь на посох, подошёл к облюбованному им озерцу. Утреннее солнце начинало ослепляюще отсвечивать от гладкой поверхности водоёма, где сочно-зелённая растительность буйно росла по берегу, давая кров и пищу многочисленным бабочкам, букашкам и маленьким зверькам. Ранние птахи уже выводили свои рулады, перескакивая с ветки на ветку в прибрежных кустах. Действительно, несмотря на то, что в большей части Девичье поле было занято болотистыми участками, это озеро отличалось чистотой и песчаным отлогим берегом.

Ратмир оставил посох у куста, снял с себя рубаху и подошёл к воде босиком, в одних портках. Здесь он присел и, зачерпнув ладоням прохладной озёрной воды, плеснул её себе в лицо и довольно фыркнул. Затем отошел обратно к кусту и, вытянув руки вверх, потянулся всем телом к небу, прикрыв от удовольствия глаза. После несколько раз глубоко вздохнул и начал делать гимнастические упражнения.

Внезапно он услышал топот нескольких лошадей и настороженно посмотрел в ту сторону, откуда послышался шум. Через короткое время из кустов показался светловолосый юноша, ведший под уздцы лошадей. Ратмир вспомнил, что зовут отрока Фёдор и что только вчера его приняли на работу на подворье Мирославы. В одной из лошадей скоморох узнал свою лошадь. Та тоже, признав хозяина, заржала и бросилась к нему.

– Стой, куда ты?! – воскликнул Фёдор и смущённо улыбнулся Ратмиру: – Доброго утречка тебе, барин! Уж извиняй, что побеспокоил. Не знал, что ты тут будешь. Я же новенький пока на подворье. Всех ваших правил ещё не знаю. Это, видать, твоя лошадь? Вон как к тебе кинулась.

– Моя, – кивнул Ратмир. – Так тебя в конюхи определили? – доброжелательно улыбаясь, спросил он и, прихрамывая, уже без посоха, повёл свою лошадь на водопой.

– Пока в помощники. Да я и этому рад. Всё маменьке помощь будет.

– И братья-сёстры есть?

– Есть, конечно. Куда же без них. У тебя-то, барин, тоже, небось, имеются? – Фёдор завёл вторую лошадку подальше в озеро и стал ловко намывать её бока специальной щёткой.

– Ты, Фёдор, давай побыстрее лошадь намывай, да ступай её выгуливать, – словно не услышав вопроса, кинул ему Ратмир. – Я хочу здесь один побыть.

– Конечно, барин, я мигом, – засуетился юноша и стал усерднее намывать лошадь. – Так ты мне только скажи, барин, ты здеся каждое утро вот так бываешь? А то я с утречка тогда лошадей не стану пригонять сюда.

– Да, я буду здесь каждый день поутру, пока не закончу кое-какие дела, – кивнул Ратмир и добавил: – А мою лошадку сейчас оставь здесь. Я сам приведу её на подворье.

– Как скажешь, барин. Только стреножь её на всякий случай. А то уйдёт куда. Вон лихих людей-конокрадов стало сколько, – торопливо выводя вторую лошадь на берег, улыбнулся юноша. Он ловко запрыгнул на неё верхом без седла и, лихо присвистнув, ускакал прочь.

Ратмир задумчиво посмотрел ему вслед. Потом вернулся к кусту и продолжил свои упражнения.


Через некоторое время, плотно позавтракав, он выехал на своей лошадке с подворья в сторону монастыря. Мирослава проводила его с крыльца и долго смотрела ему вслед. Она хотела тоже поехать с ним, но Ратмир отговорил, сказав, что матушка Евникия и так с большим трудом разрешила ему остаться на подворье.

– Иди за мной, Ратмир, – слегка запыхавшись, быстрым шагом подошла к нему матушка Евникия. – Она сейчас как раз в своей келье, бумагами занимается.

Ратмир усмехнулся: – Пошли коли так.

Пройдя по длинному коридору двухэтажного деревянного здания, они остановились под одной из многочисленных дверей, выходивших в этот самый коридор.

– Молитвами святых матерей наших… – неожиданно громко вслух начала читать под дверью игуменья.

Услышав наконец-то из-за двери «Аминь», она толкнула дверь рукой: – Это я, сестра Агафья. К тебе дознавалец от дьяка Разбойного приказа пришёл. Хочет спросить тебя.

– Проходите, люди добрые, – навстречу им шагнула высокая, худая монахиня лет шестидесяти с пронзительным взглядом под широкими, чёрными бровями. Орлиный нос с тонкими ноздрями и высокие скулы напоминали о былой красоте их хозяйки.

– Что именно тебе нужно, добрый человек? – сестра Агафья внимательным взглядом окинула Ратмира и чуть прищурила глаза.

– Хочу увидеть приходо-расходные книги монастыря за прошлый и нынешний года, – Ратмир сделал то же самое.

– Чем же эти книги могут помочь в сыске убийц наших любимейших сестёр? – вскинула брови монашка и кинула быстрый взгляд на игуменью. – Или по чьей другой просьбе просишь ты их?

– Да нет, мать Агафья. Именно для своего сыска я их и требую, – нахмурился Ратмир. – Но, ежели ты не хочешь дать их мне на ознакомление, то придётся мне писать о том челобитную дьяку Разбойного приказа Лаврентию…

– Ишь ты, шустрый какой! – зловеще усмехнулась сестра Агафья. – Не следует тебе, добрый человек, грозить мне дьяком Лаврентием. И на него найдётся управа, коли что.

– Нисколько это не угроза, сестра Агафья! – неожиданно вступила в разговор игуменья. – Отдай сыскарю книги эти, пока он тебя добром просит.

– Понимаю, матушка игуменья, – кивнула та и развела руками: – Только вот прямо сейчас не могу я отдать их вам. Ключ от сундука никак не могу найти. Сама уже с утра обыскалась. Завтра приходи, добрый человек, – улыбнулась она Ратмиру, обнаруживая отсутствие нескольких зубов во рту. – Завтра точно отдам.

– А что там за сундук у тебя такой? А то давай я Прохора пришлю, – не унималась игуменья. – Он у нас мастер по разным замкам.

– Ни-ни-ни, – покачала головой сестра Агафья. – Сундук у меня ещё от прабабки остался. Замок там мудреный, и твой Прохор только сломает его. Сказала же – найду ключ, и завтра всё отдам!

– Хорошо, – кивнул головой Ратмир. – Завтра в это же время с утра сам приду. И если твой сундук, мать Агафья, к тому времени не будет открыт, то я пошлю человека к дьяку Лаврентию за бумагой с разрешением разломать твой сундук.

Сестра Агафья пристально посмотрела на него, и, поняв, что Ратмир не шутит, потемнела лицом и тихо произнесла: – Хорошо, добрый человек… будь по-твоему…


– Ишь, как заговорила, змея подколодная. Прости, Господи! – тихо произнесла игуменья, спускаясь по деревянной скрипучей лестнице. Ратмир чуть отставал от неё, опираясь на посох.

– Идём теперь ко мне в мою светлицу, – позвала его игуменья, махнув рукой в сторону небольшого терема, стоявшего неподалёку от Смоленского собора.

Они вошли к ней в терем, провожаемые взглядами проходивших поодаль монашек и прихожанок.

– Правильно ты ей дьяком Лаврентием пригрозил, – довольно усмехнулась она и повернулась лицом к стоявшей у двери молоденькой послушнице в чёрном одеянии: – Сбегай-ка, Марфа, в трапезную и спроси у сестры Параскевы выпечки какой да сахару чуток. Гостя мне нужно угостить.