– Голос-то, голос-то как сейчас же опять поменял! – давясь в смехе, завизжал Никитка. – Думал – не признаю!

– О, Боже милостивый! – неожиданно услышал Ратмир за своей спиной придушённый возглас игуменьи Евникии. – Быстрее сюда, Ратмир!

Скоморох обернулся и, увидев, что игуменья изо всех сил поддерживает сползающее на пол тело схимонаха Павла, кинулся к ней. Певчий тут же прекратил свой нечеловеческий хохот и вновь забился в угол, сжав руками голову.

– Что с ним? – Ратмир подхватил бесчувственное тело схимонаха Павла и аккуратно прислонил его к стене. Приблизив ухо к его лицу, прислушался к дыханию и слегка похлопал по щекам. Тот едва простонал, пытаясь повернуть голову…

– Стоял себе и вдруг начал падать. Едва успела подхватить, – развела руками игуменья. Затем она взяла стоявший здесь же латунный подсвечник со свечой. Зажгла свечу. – Вот ведь, негодный Никитка! Ты теперь сам, Ратмир, видел, что с него сейчас мало чего добьешься. Да и отец Павел немолод уже такие страсти видеть и слышать. Надо его в келью отнести, да лекаря позвать. Может, какие пилюли пропишет.

– А с ним как же? – кивнул Ратмир на съёжившегося певчего, подхватив на руки ещё находившегося в беспамятстве схимонаха Павла.

– А я его здесь на замок запру пока. Никуда не денется, – игуменья торопливо загремела связкой железных ключей. – Сейчас с отцом Павлом разберёмся, да потом и зайдёшь к Никитке дальше пытать, если будет нужда… Хотя он вроде как всё сказал…

– Так ты, мать игуменья, тоже уже уяснила себе, что убийца твоих послушниц пойман и сознался в содеянном? – как-то неуверенно, полуутвердительно спросил Ратмир. Он с трудом, сильнее прихрамывая на правую ногу, стал подниматься по крутой лестнице с схимонахом Павлом на руках.

– Дошло. А что тут такого? – обыденно пожала плечами игуменья, поднимаясь за ним. – Сейчас за лекарем для отца Павла пошлём и заодно дьякону Лаврентию да митрополиту Филиппу гонцов отправим с радостным известием.

В этот момент схимонах Павел застонал и пошевелился в руках Ратмира. Скоморох остановился и осторожно прислонил его спиной к кирпичной стене: – Как ты, отче?

– Ох, а где это мы? – подслеповато щурясь от света свечки, удивился он. – Никак в коридоре я сижу? Ох ты, Боже мой! Вспомнил я всё! – воскликнул он. – Только ноги что-то слабы у меня. И головушка кружится. Дойду ли до дому я, матушка Евникия? Дозволь мне в келье какой-нибудь отлежаться, да мёда испить для укрепления сил.

– Конечно, дозволю, – кивнула игуменья и озабоченно добавила: – Ты, отец Павел, пока был в беспамятстве, Никитка-то – супостат, признался в злодеянии своём. Это он с дружками порешил наших послушниц. Нечистый, говорит, в них вселился. Вот они и казнили невинных девиц из-за того, что у него разум помутился… Надо было его тогда в Спасо-Евфимьевский монастырь отправить. Так, глядишь, наши послушницы и остались бы живы.

– Да-а, дела-а… – протянул ошеломлённый схимонах Павел и стал подниматься на ноги, поддерживаемый скоморохом. Он вдруг оживился: – Гонцов, гонцов скорее нужно послать к дьяку Лаврентию и митрополиту Филиппу!

Они уже ступили на последнюю ступеньку деревянной лестницы.

– А то мы без тебя не знаем, что делать, – проворчала игуменья, открывая дверь кладовой. Яркий дневной свет на мгновение ослепил их.

Доведя схимонаха Павла до свободной кельи для гостей, игуменья Евникия велела двум монахиням присматривать за ним, и исполнять все его просьбы. Сама же вместе с Ратмиром отправилась к себе. Ратмир посмотрел на солнце и вздохнул:

– Пора мне, матушка Евникия, в Москву по другим делам.

– Так поезжай, поезжай, Ратмир. А только не сможешь ли ты и в этот раз заехать к дьяку Лаврентию с доброй вестью? Сам всё и расскажешь, – вопросительно посмотрела на него игуменья.

Ратмир на мгновение представил себе ехидное выражение лица дьяка Лаврентия и недовольно, как от зубной боли, поморщился:

– Не очень-то хотелось бы лишний раз его видеть…

– Так посылать-то нужно надёжного человека. А тут сам видишь, что творится. Свой же певчий и оказался душегубцем. А тебе и почёт сразу будет за то, что сыск провёл ловко и с умением. Съезди, Ратмир, окажи такую милость. А к митрополиту Филиппу сама поеду. Тоже никому не могу довериться сейчас, – игуменья с надеждой посмотрела на скомороха.

– Ну, хорошо, матушка игуменья. Так и быть – заеду, – вздохнул Ратмир и серьёзно посмотрел на неё: – И у меня будет к тебе просьба.

– Говори, Ратмир.

– Приставь охрану к двери в кладовую, где певчий Никитка сидит. Чтобы до моего приезда никто к нему не мог попасть.

– Хорошо, прикажу двум стражникам поочерёдно охранять, пока ты не вернешься, – кивнула игуменья. – А так ты за Никитку не беспокойся. В те кладовые просто так не попадёшь – на века строены. А ключи только у меня от всех замков, что на дверях кладовой.

Спустя некоторое время Ратмир уже скакал на лошадке в сторону Москвы.

В Москве скоморох нашёл знакомого мальчишку и отправил его с запиской в итальянское посольство. Сам Ратмир зашёл в ближайшую харчевню и, купив корзинку с едой и кувшином хорошего кваса, направился на лошади в сторону Разбойного приказа. Не доезжая до приказа несколько десятков метров, он вдруг увидел стоявшую неподалёку повозку Мирославы Кольчуговой. Ратмир остановил лошадь, спешился и, присев на пень от поваленного когда-то бурей старого тополя, стал наблюдать. Спустя некоторое время из дверей приказа показалась Мирослава. Прикрывая платком раскрасневшееся лицо, она, не оглядываясь по сторонам, быстро села в повозку, и та направилась прочь от приказа.

– М-да… – протянул заинтригованный происходящим Ратмир. Он дождался, пока повозка Мирославы исчезла за углом, и направился сам к входу в Разбойный приказ. Привязав лошадь, он уверенно прошёл мимо стоявшего на посту стражника.

– Я к дьяку Лаврентию, – бросил он, сунув тому под нос документ. Стражник только кивнул.

Ратмир дошёл до знакомой двери, у которой стоял другой стражник, и сказал ему доложить о своём приходе.

– Проходи, – распахнул тот дверь, выходя через несколько минут из комнаты дьяка Лаврентия. Ратмир шагнул вперёд.

Дьяк сидел на лавке за столом с гусиным пером в руке и настороженно глянул на входящего:

– Ты с добрыми вестями али как?

– Певчий Никитка признался, что это он и его приятели убили тех трёх послушниц.

– Что – прямо вот так и признался?! Без всяких пыток и уговоров? – недоверчиво посмотрел на него дьяк Лаврентий. – А за что убили-то, сказал?

– Сказал, что в них вселился нечистый, и поэтому их нужно было убить. При нашем разговоре были отец Павел и матушка Евникия.

– Молодец! Хвалю! – неожиданно рассмеялся дьяк Лаврентий. – Вот ни разу я в тебе, Ратмир, не ошибся, когда поставил сыск проводить. Порадовал. А что там с сестрой Агафьей?

– Там придётся ещё покопать, – вздохнул Ратмир.

– Вот и иди, дорогой, копай. Видишь, как у тебя всё ладно получается, не зря мне тебя нахваливали. Ох, не зря, – и он сделал правой рукой уже знакомый Ратмиру выпроваживающий жест.

Через несколько минут скоморох скакал в сторону леса. Пара всадников проскакали вслед за ним по своим делам в том же направлении, и у излучины реки свернули в другую сторону.

Доехав до знакомого места, скоморох спешился, Местечко это было присмотрено им ещё в прошлом году. Высокий кустарник образовал своего рода тенистый грот, где можно было совершенно спокойно посидеть одному или с кем-то. Сам кустарник находился на возвышенности, с которой открывался прекрасный вид на окрестности. Хорошо были видны на полях выстроившиеся в ряд жнецы, собиравшие чахлые стебли ржи и пшеницы в небольшие снопы. Бегали с палками наперевес пастушки, загоняя на вновь зазеленевшие после дождей пастбища домашний скот. Бродили по берегу обмелевшей реки маленькие мальчишки и девчонки и вылавливали корзинками подросших мальков. То тут, то там виднелись мужики, ставившие силки на зайцев и ловившие на продажу певчих птиц…

Ратмир прошёл к пожелтевшему тенистому кустарнику, кинул на землю потёртый коврик и поставил рядом корзинку с едой. В ожидании встречи с Антонио он обошёл местечко по кругу, внимательно оглядев всё по сторонам. Затем опустился на коврик и лёг на спину, подложив руки под голову. На губах его заиграла улыбка: «Ангел мой, Олюшка! Как же я уже соскучился по тебе, ягодка моя…» – Ратмир прикрыл глаза и предался сладостным мечтаниям…

– …просто подходи и забирай всё, что плохо лежит! – неожиданно в его сознание ворвался знакомый голос, говоривший на итальянском языке, и он ощутил чувствительный тычок в ногу. – Что с тобой, брат?

Ратмир открыл глаза и махом сел. Перед ним стоял смеющийся Антонио в плаще с капюшоном на голове.

– Я тебе уже кричать собрался. Потому как ты на все мои приветствия и призывы никак не реагировал. Ты перегрелся на солнце и получил солнечный удар? Где твоя хваленая осторожность?

Антонио прошёл вглубь кустарника и, присев на коврик, потянулся к корзинке со снедью: – Ну, что у нас тут на этот раз? Ого, неплохо-неплохо. Давай, брат, по-быстрому рассказывай, из-за чего так неожиданно вызвал меня сегодня. А то у меня там важная встреча с английским послом Дженкинсом через два часа. Мы же, если мне не изменяет память, должны были с тобой встретиться здесь только спустя три дня. Если по Либерии что-то, то у меня всё идёт по плану. Подкоп начали рыть и прорыли уже довольно прилично…

– Нет, я по другой причине, – несколько смутился Ратмир, доставая из корзинки два деревянных кубка и глиняный кувшин с квасом. С усилием вынув деревянную пробку из кувшина, скоморох аккуратно налил тёмный напиток в кубки и с чуть заискивающей улыбкой посмотрел на своего собеседника: – Я ведь всегда мог тебе доверять, Антонио…

Антонио, подносивший к губам кубок с пенистым квасом, замер и изумлённо посмотрел на Ратмира:

– Та-ак… уже интересно. Слушаю тебя внимательно, брат. И да – разумеется, ты мне всегда можешь доверять.

– Очень нужно помочь одному человеку, – Ратмир собрался с духом и добавил: – Молодой девушке.

– Помочь в чём? – вкрадчиво спросил Антонио. – Понятно, что ты не стал бы обращаться ко мне из-за какой-нибудь ерунды.

– Её насильно хотят выдать замуж.

– И?

– Что – «и»? – с лёгким раздражением переспросил Ратмир. – Я же говорю, что её насильно хотят выдать замуж.

– Я хочу понять – причём здесь ты? Её же не за тебя собираются насильно выдать замуж? Или я чего-то не знаю? – в таком же тоне ответил Антонио, не спуская пытливого взгляда с собеседника.

– Ей всего шестнадцать лет!

– Ей шестнадцать лет, её насильно хотят выдать замуж и..? – невозмутимо произнёс Антонио, вновь поднося кубок с квасом к губам.

– Да что ты заладил своё: « и да и»?! – Ратмир вскочил на ноги. – Разве уже недостаточно сказанного?!

– Ого, – изумлённо поднял брови опять замерший с кубком в руках Антонио. – Таким я тебя видел…э-э-э… лет этак семнадцать назад. Ты можешь толком сказать, что тебе нужно от меня? Потому как в наше время в шестнадцать лет выходят замуж большинство девиц. Насильно или добровольно – без разницы. Только неудачницы выходят позже или не выходят совсем. Почему ты хочешь помочь именно этой девице? Кто она?

– Почему тебе недостаточно моего слова?.. Ты же сказал, что я могу доверять тебе.

– Конечно, можешь. Но только не нужно делать из меня идиота, брат. Ты требуешь от меня доверия, а сам при этом ничего не хочешь говорить о человеке, которому я почему-то должен помочь. И ещё непонятно в чём… – нахмурился Антонио, провожая цепким взглядом двух крестьян, проходивших поодаль с силками в руках.

– Ты прав, брат. Хорошо, слушай, – вздохнул Ратмир. – Девушка, за которую я прошу, очень дорога мне.

– Вот с этого и начинал бы, – понимающе кивнул Антонио. – А то наводишь тень на плетень, как здесь говорят. Слушаю тебя дальше.

– Она очень напоминает мне одну известную нам девочку, с которой мы учились в коллегиуме.

– Виолу?.. Понятно, – покачал головой Антонио. – Шестнадцать лет… Не надумал ли ты сам жениться на ней?

– Один раз я сделал ошибку и упустил своё счастье, – глухо проговорил Ратмир, поднося кубок с квасом к губам. Он сделал большой глоток: – Я не хочу ошибиться вновь. Пресвятая Дева Мария даёт мне второй шанс, и я должен им воспользоваться.

– Сколько времени вы уже знакомы?

– Три дня.

– С-сколько?! – чуть не поперхнулся квасом Антонио.

– Да, всего три дня. Но мне кажется, что я знаю её целую вечность, – Ратмир поднял на Антонио взволнованный взгляд: – Она такая… такая…. Это моя судьба, Антонио, и ради неё я готов на всё.

– Вот так новости! Да уж, многообещающе, – более чем заинтересовано отозвался тот. – И чем же я должен ей помочь?

– Нужно сделать документы и немедленно переправить её в Италию. Я подъеду туда через пару месяцев и смогу быть рядом с ней, – уверенно заявил Ратмир.