– Вам не придется, даю вам слово, – тихо сказал он вполне серьезным тоном.

– Вам, возможно, я и поверю, но остальные…

– Моего брата Колина вам бояться нечего. Остальные подчиняются мне. И все знают, что ждет ослушника.

Его дыхание согревало мне лицо. Закрыв глаза, я выразила свое согласие долгим вздохом. Я вынуждена была передать свою судьбу в руки этого невежи. Но что я могла поделать? Торговаться, потому что на кону была моя жизнь! Ну конечно! Торговаться, получить хоть какие-то гарантии. Но как? Если я вернусь в поместье, Уинстон прикажет схватить меня и без лишних слов повесит. Если же я соглашусь на условия хайлендера, он точно так же сможет выдать меня властям или сделать со мной все, что ему захочется. Я осознала, что оказалась в безвыходном положении. Однако нужно было выбирать.

– Мне хотелось бы вам помочь, но я не могу. Я не желаю возвращаться в поместье.

– Понимаю. Я не стану вас заставлять, но вы хорошо знаете дом и окрестности и наверняка сумеете подробно описать их. Вы могли бы указать места, где, вероятнее всего, они спрятали несколько ящиков с оружием?

– Но я понятия не имею…

– Подумайте, мисс! Это для меня очень важно.

– Я не знаю! – вспылила я и попыталась вырваться. Какая мне разница, что для него важно!

Лиам привстал на коленях и сел на пятки.

– Что вы станете делать, если я откажусь помогать вам? – с вызовом спросила я.

Он ответил не сразу, оставив себе минуту на размышление.

– Заставить вас я не смогу. Я отвезу вас туда, куда пожелаете.

– Почему? – растерялась я.

– Потому что…

Но продолжения не последовало – к нам приближался Колин.

– Они вернулись, – сообщил он, задыхаясь от быстрого бега. – Мы ранили двоих, но Роди Рой ранен. Что нам теперь делать?

– Как он себя чувствует?

– Ну, что я могу сказать… Точно не знаю. Он никого к себе не подпускает. Ты же знаешь, какой он упрямый.

Лиам грубо выругался.

– Проклятье, значит, рана серьезная! Я этого старого ворчуна знаю! Едем к ближайшему крестьянскому двору и попросим хозяев, чтобы ему сделали перевязку. А потом решим, как быть дальше.

Он сжал мою руку и дернул вверх, чтобы помочь мне подняться. Плечо снова заболело, но я сдержала стон и послушно последовала за ними через лес. Остальные члены банды дожидались нас на дороге. Правда, один лежал на траве и ругался так страшно, что было ясно – ему приходится терпеть жуткую боль. Не отдавая себе отчета, я направилась к нему, однако Колин сдержал мой порыв.

– Но ведь он ранен! – запальчиво возразила я.

– Потому-то и держитесь от него подальше! Вы не знаете Роди! Когда у него что-то болит, он становится злым, как собака. Раскроит череп любому, кто попытается к нему подойти. Тем более вы англичанка… Вас он вообще на фарш изрубит!

Я посмотрела на него с вызовом.

– Никакая я не англичанка! Чтобы вы знали, я католичка и хожу к мессе! Вы что-то имеете против католиков?

– Конечно нет! Мы сами паписты!

Я посмотрела на раненого, который извивался, словно пришпиленная к деревяшке бабочка, и сердито спросила:

– Значит, вы, как добрые христиане, оставите своего товарища истекать кровью?

Он посмотрел на меня, открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрыл его.

– Мы не оставим его «истекать кровью», как вы говорите, – резко заявил Колин. – Он поедет с нами туда, где мы сможем найти все, что понадобится, и сам о себе позаботится. Никто не рискует подходить к этому старому черту, когда он ранен, да и вам не советую.

Пребывая в некотором замешательстве, я обвела взглядом его товарищей. Все смотрели на пожилого вояку, стонущего от боли, но никто из них не решался приблизиться к нему. Статью и силой эти хайлендеры, конечно, не могли сравниться с Лиамом или Колином, но и слабаками их назвать я бы не решилась. Если уж они сами не рискуют вмешиваться, то и я не стану! В этой ситуации наилучшее решение заключалось в том, чтобы позволить старому Роди лично позаботиться о своей печальной участи.

Подошел Лиам, который вел в поводу Бонни и своего коня, и это положило конец нашему с Колином разговору. Его товарищ привел остальных лошадей. Мы вскочили в седла, но на этот раз мне не пришлось ни с кем делить мою Бонни. Мы подождали, пока Роди, ругаясь на чем свет стоит, взберется на лошадь, и отправились в путь.

Внезапно я почувствовала, что моя тонкая шаль совсем не защищает меня от ночного холода. Со всех сторон я была окружена незнакомыми людьми. «Что ж, пожалуйся, скажи, что замерзла!» – мысленно усмехнулась я. Впрочем, кто сказал, что я должна перестать заботиться о своей судьбе, пусть даже мне и довелось оказаться в руках отъявленных разбойников? Самочувствие мое ухудшалось с каждой минутой. Мне вдруг даже захотелось есть. Хотя чему удивляться – все, что я съела на ужин, осталось там, в спальне у Даннинга…

Мы ехали рысью в полном молчании, которое, как ни странно, меня раздражало. Через какое-то время я рискнула спросить у моего похитителя, чем он зарабатывает на жизнь. Мне было все равно, о чем говорить, лишь бы говорить.

– Выходит, вы контрабандисты?

– Приходится зарабатывать и этим. Жить-то надо.

– А чем вы торгуете?

Он оглянулся на своих людей, потом снова стал смотреть перед собой. Его губы тронула улыбка.

– Чем торгую? Вам это правда интересно?

– М-м-м… Пожалуй, да. Мне не нравится путешествовать с людьми, о которых я совсем ничего не знаю. Поэтому мне бы хотелось узнать вас получше.

– Ладно. Обычно мы торгуем оружием – французскими пистолетами, мушкетами и испанскими мечами, а еще – всем, что можно раздобыть на континенте. Главе клана везем книги, женщинам – разные безделушки. Кстати, ими мы обычно прикрываем оружие от досужих глаз. В общем, стараемся никого не обидеть.

– Это опасное занятие, разве не так?

– Скажите мне, какое дело неопасное, и я им займусь.

Он посмотрел на меня, склонив голову набок, и быстро отвел глаза. Ветер трепал несколько прядей, выбившихся из-под ленты, и они время от времени падали ему на глаза, однако не похоже, чтобы ему это мешало.

– Вы не англичанка, у вас не местный выговор.

– Я ирландка.

– Хм… Я так и думал. А что вам известно о Хайленде, мисс ирландка?

– Боюсь, мало.

– А о людях, которые там живут?

Я смутилась и опустила глаза.

«Вот о вас, господа хайлендеры, я слышала много разного, но очень мало – лестного», – подумалось мне.

– Это не важно, – насмешливо произнес он, видя, что я не тороплюсь с ответом. – Я прекрасно знаю, что болтают о нас люди.

Ветер словно нарочно подул с новой силой. Пропитанная кровью рубашка прилипла к телу, отчего мне стало еще холоднее. Но, кроме шали, у меня больше не было никакой одежды. Хайлендер пустил лошадь рысью, и мне не оставалось ничего, кроме как последовать его примеру, хотя все ушибы и синяки на ногах ужасно болели. Тем не менее я понимала, что не могу позволить себе раскиснуть. Очень скоро мы наверняка найдем место, где можно поспать в тепле. По крайней мере я на это надеялась.

Мы ехали еще довольно долго, прежде чем впереди показался затерянный в долине крестьянский дом с темными окнами. При виде него я ужасно обрадовалась – у меня уже зубы стучали от холода и все тело ужасно болело. Конечно, это был не постоялый двор, как я ожидала, но сейчас было не до капризов.

– Мы побудем здесь, пока Роди перевяжет себе раны, – сказал мне Лиам.

– Как, мы не останемся на ночь? И где же мы будем спать?

Эта ночная поездка совершенно измотала меня. Я уже тосковала по моей крошечной комнате и теплой постели, не говоря о вкуснейшем бараньем рагу нашей кухарки Бекки. Но что жалеть о несбыточном?

– Еще не время спать, до рассвета нужно забрать товар. Потом будет поздно – в усадьбу придет подкрепление. Я вложил в товар слишком много денег, чтобы вот так легко его бросить. Конечно, если все пройдет гладко, мы успеем поспать. Но не раньше, чем сделаем свое дело.

Колин постучал в дверь. Через минуту в щель высунулось худое длинное лицо хозяина дома. Колин что-то сказал ему, указывая пальцем на раненого, который остался сидеть на лошади и, казалось, даже задремал, опустив голову на грудь. Крестьянин посмотрел на нас с подозрением и что-то ответил Колину. Я заметила, что мои спутники достали свои пистолеты и теперь делали вид, будто чистят их, но так, чтобы крестьянин это видел. Их действия возымели эффект: крестьянин распахнул дверь. Колин хлопнул Роди по ляжке, и тот взревел от боли. Придя в себя, старик спешился и, горбясь, проследовал за Колином в дом. При этом он морщился и прижимал плед к боку.

Я поплотнее закуталась в шаль. Стоял жуткий холод, и я промерзла до костей. Но эти мужчины в юбках либо его не ощущали, либо им было совершенно наплевать на меня.

– Нам нельзя побыть здесь, чтобы хоть немного согреться? – едва шевеля посиневшими губами, осмелилась спросить я.

Лиам посмотрел на меня с удивлением, потом окинул взглядом мою жалкую одежонку.

– Замерзли?

– А вы разве нет?

– Ждите здесь. Я попрошу Колина, чтобы он нашел вам что-то теплое.

Вернулся он минуты через три. Его люди сошли с лошадей и легли прямо на влажную траву, чтобы скоротать время, пока Роди перевяжет свою рану. Лиам принялся проверять упряжь на наших лошадях, которых он седлал в спешке.

Я наблюдала, как он затягивает ремни. Кухарка Бекки рассказывала, что все хайлендеры – необразованные дикари и грубияны, причем волосатые, грязные и вонючие. Они убивают мужчин, насилуют женщин и живьем пожирают детей. Хотя, надо признать, то же самое можно было сказать о лорде Даннинге, причем с бо́льшим основанием, чем об этом человеке. И все же его внушительный рост вселял страх, и наверняка лучше было оказаться его союзником, чем врагом…

– Как вас зовут, женщина? – спросил он, подойдя ко мне.

– Э… Кейтлин, – ответила я, пока он проверял сбрую моей лошади. – Кейтлин Данн.

Он чуть сильнее подтянул ремень, и я, покачнувшись в седле, невольно ухватилась за его плечо, чтобы не упасть. Он поднял голову и улыбнулся.

– Я не хотел, Кейтлин.

Мгновение – и вернулся Колин. Он был один. По выражению его лица я поняла, что дела плохи.

– Не думаю, что Роди сможет ехать дальше, – мрачно произнес он.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Лиам.

– У него большая рана на правом боку. И очень глубокая.

– У него бывали раны и похуже…

– Но не такие, как эта, – оборвал его Колин. – Он…

Колин быстро посмотрел на меня и покачал головой. Лиам вздохнул и пошел в дом.

– Он серьезно ранен? – спросила я робко.

– Боюсь, он не выкарабкается.

– О, если бы вы тогда разрешили мне перевязать его!

Колин саркастически хмыкнул. Он смерил меня взглядом и язвительно произнес:

– И вы бы смогли заправить ему обратно в живот добрую половину внутренностей?

– Господи Боже…

– Да. Проклятым sassannachs это с рук не сойдет! Мы отплатим им по нашим законам!

По его телу пробежала дрожь. Потом, словно вспомнив о чем-то, он протянул мне тяжелую серую куртку, которую держал под мышкой. И тут взгляд его упал на пятна крови на моей сорочке и корсаже. Я вырвала куртку у него из рук и набросила себе на плечи, торопясь скрыть следы моего ужасного злодеяния.

– Что это у вас?

Я спрыгнула с лошади и быстро направилась к скамейке под деревом. Колин в три шага нагнал меня и резким движением повернул к себе лицом. Распахнув на мне куртку, он с изумлением уставился на мой корсаж.

– Это кровь? – спросил он бесцветным голосом.

Я попыталась вырваться, но он держал крепко.

– Это кровь? – повторил он свой вопрос, однако на этот раз уже более жестко.

– Я не обязана отчитываться перед вами.

Мой ответ его не устроил, поэтому он прикоснулся к моей сорочке, а потом понюхал пальцы.

– Чертовщина какая-то! Где вы получили рану?

– Со мной все в порядке. Могло быть и хуже…

– А как же эта кровь?

– Это… Я…

– Лиам вас ранил?

Голос его прозвучал хрипло. Он схватил меня за плечо, отчего боль в нем усилилась, и я вскрикнула.

– Простите! – воскликнул он и отпустил меня.

Взгляд его стал настойчивее.

– Это сделал Лиам?

– Нет. Ваш брат ни при чем. И это не моя кровь.

– Чья же тогда?

– Одного мерзавца, – ответила я.

Он какое-то время смотрел на меня так, словно не понял, что я сказала. Потом на лице его отразился испуг. Непонятно, что до такой степени его ужаснуло – то, что я способна убить человека, или то, что могло заставить меня это сделать. Однако узнать это мне не довелось, потому что вернулся Лиам, бледный как смерть. Он прислонился спиной к каменной стене, запустил руку в волосы и задумался.

– Попроси остальных вырыть могилу, – неожиданно обратился он к Колину. – Мы сами его похороним. Больше мы ничего не сможем для него сделать.