Лиам вытер лоб и закрыл глаза.

– Ладно, – сказал он, беря себя в руки. – A ghràidh, что я должен делать?

– Лиам, я понятия не имею! – ответила я, стиснув зубы. – Тебе ведь приходилось… А-а-а!

Я подождала, когда боль поутихнет.

– Тебе ведь приходилось видеть, как рожают коровы и лошади! – выдохнула я.

– Ну да, приходилось, но… Кейтлин, это же не одно и то же!

– И в чем, скажи мне, разница?

– Ну… Речь идет о нашем ребенке, а не о теленке или жеребенке! Это совсем разные вещи!

– Лиам, если ты хочешь, чтобы твой ребенок родился на свет, тебе придется помочь мне.

На лице его отразилось отчаяние.

– Господи, смилуйся!

– Пойди и принеси все, что может понадобиться. Виски, вода, одеяла – все это наверняка есть у тебя в седельной сумке!

Он быстро принес то, что я попросила, и окинул меня растерянным взглядом.

– Сейчас разожгу костер, a ghràidh. Никуда не уходи!

– А куда, ты думаешь, я сейчас могу уйти? – усмехнулась я, обхватывая свой живот обеими руками.

Я наблюдала, как он собирает ветки, складывает их, поджигает. Руки у Лиама дрожали, и он долго бормотал себе под нос ругательства, пытаясь справиться с кремневым огнивом. Судя по всему, мой муж испугался куда больше, чем я. Он не ожидал, что придется принимать роды, да еще и своего собственного ребенка! Если задуматься, я оказалась в лучшем положении, чем он. К несчастью, мы ничего не могли изменить, ребенок вот-вот должен был появиться на свет. Новый приступ боли заставил меня приподняться на локтях.

– Лиам! Ребенок скоро родится!

Я раздвинула бедра и стала тужиться изо всех сил. Лиам прибежал и уставился на меня перепуганными глазами.

– Что происходит?

Я повалилась на спину, задыхаясь и обливаясь потом. Волосы у меня были мокрые, несмотря на холод, и противно липли к лицу.

– Ребенок! Он родится с минуты на минуту! И самой мне не справиться! Лиам! – хрипло пробормотала я, цепляясь за его рубашку.

Он поднял мою юбку, чтобы понять, что происходит. Мне показалось, что еще миг – и он рухнет в обморок. У него пропал дар речи. Едва заметно он кивнул.

– Кейтлин, я не смогу…

Я гневно воззрилась на него, и вдруг меня разобрал истерический смех. Значит, он мог, не моргнув глазом, выйти на поле боя и сохранять хладнокровие перед целой армией врагов, зная, что рискует жизнью, а тут, когда речь идет о самой обычной в мире вещи – появлении на свет ребенка, он растерялся, как мальчишка, которого попросили достать луну с неба?

– Лиам, представь, что я – корова! – предложила я, корчась от смеха и боли.

Мое веселье его уязвило, однако он снова стал собранным и серьезным. Челюсть его ходила ходуном. Он пролил немного виски на свой sgian dhu, поднял мне юбки едва ли не до талии и подстелил мне под ноги одеяло. Я наблюдала за ним поверх моего опавшего живота. Лиам готовился к приходу в долину своего ребенка.

– Ты все делаешь по-своему, – пробормотал он. – И всегда все усложняешь! С тобой не соскучишься, жена моя!

– Лиам, я это знаю, – ответила я, последний раз вздрагивая от истерического веселья. – Но разве не за это ты меня любишь?

Он устало вздохнул вместо ответа.

– М-да, слишком быстро все происходит, – удрученно произнес он.

– Только не думай, что это по моей воле!

Пришли новые схватки. Я опять привстала на локтях и выдохнула с такой силой, что, как мне показалось, у меня внутри все порвалось. Странно, до чего быстро забываются ужасные родовые муки! А ведь женщинам приходится терпеть такую боль, что может возникнуть желание кастрировать всех мужчин! Внезапно у Лиама, сидевшего между моими коленями, приоткрылся рот, а глаза уставились в одну точку. Лицо его преобразилось.

– Господи, я его вижу! Кейтлин, я его вижу! – закричал он с возрастающим волнением.

От прежнего беспокойств не осталось и следа. Он смотрел на меня с блаженной улыбкой.

– Еще разок толкни, a ghràidh! – сказал он, беря меня за руку. – Еще разок, и все закончится!

Странное дело, однако он больше не дрожал. «Отлично сработал трюк с коровой!» – подумала я. И сдержала новый приступ безумного смеха, заставивший меня поморщиться. Лиам смочил водой полу пледа и вытер мне лоб.

– Подумать только, я стал повитухой! – проговорил он, убирая с моей щеки прилипшие волосы. – Ты невыносима, Кейтлин! И что мне с тобой делать?

– Завтра решишь, хорошо? А пока надо закончить то, что мы с тобой начали девять месяцев назад. Я ведь не сама состряпала этого ребенка! Думаю, это даже справедливо, что ты помогаешь мне произвести его на свет… Господи! Все сначала! – выдохнула я, сжимая зубы.

Я зарычала от усилия, изо всех сил стиснула челюсти. Острая боль пронзила низ живота, как если бы все мои внутренности вырвались наружу вместе с ребенком. Я исторгла из своего чрева липкое и шевелящееся маленькое тельце прямо в большие теплые ладони его отца, который заплакал от радости. Опустошенная, но счастливая, я повалилась на спину и смежила веки. Крик младенца разнесся над долиной, когда он вдохнул свой первый глоток воздуха.

И в этот момент к нам присоединились перепуганные Маргарет и Саймон.

– Что, все уже кончилось? – вскричал ошарашенный Саймон.

– Как, уже? – подхватила Маргарет, не веря своим глазам.

Картина, представшая перед ними, и вправду впечатляла. Улыбающийся Лиам сидел у меня между ногами и держал на руках нашего сынишку, завернутого в плед Макдональдов.

– Знакомьтесь: Дункан Колл Макдональд! – торжественно объявил он.


Лиам пришел в себя не без помощи нескольких драмов виски, которое щедро подливал ему Саймон. Скоро мы оказались дома, в тепле и уюте. В очаге горел огонь. Взгляд мой упал на крошечную головку с черными торчащими волосенками. Сын спокойно спал в моих объятиях, и ротик его был испачкан молоком.

– Если он доставит мне столько же хлопот, сколько ты умудрилась меньше чем за год, a ghràidh, может, я и не сойду раньше времени в могилу! – прошептал Лиам, обнимая меня и ребенка.

Через мое плечо он смотрел на сына. Он вздрогнул, когда я заговорила:

– Думаю, нам всем надо отдохнуть. Ложись поспи!

Он поцеловал Дункана в макушку, и я уложила малыша в колыбельку из дуба и боярышника, к которой была привязана красная лента – оберег для ребенка от сглаза и злых фей. Малькольм принес колыбель за неделю до родов, причем, по традиции, в ней сидела живая курица – чтобы родился сын, наш сын. Тот самый, который теперь насытился и крепко спал.

– Он похож на тебя, – сказал Лиам, бережно привлекая меня к себе. – У него твои волосы цвета ночи…

Он задохнулся от волнения и сделал глубокий вдох.

– Спасибо тебе, жена моя! Я тебя люблю.

Он нежно меня поцеловал. И я вздрогнула, когда его ладонь легла на мою обнаженную кожу.

– Моя жизнь принадлежит тебе, можешь сделать со мной все, что захочешь – хоть послушную скотину, хоть… повитуху, если сердце тебе так подскажет! – сказал он, смеясь, и уткнулся носом мне в шею.

Он посмотрел на меня и лукаво усмехнулся – так, словно бы прочел мои мысли.

– По-моему, ты думаешь о чем-то очень хорошем, жена моя! Ты вся дрожишь, твои губы стали сладкими… Неужели ты уже готова приняться за девочку?

– Думаю, с этим спешить не стоит, – отозвалась я в том же тоне. – И не надейся, что я рожу тебе дюжину!

Наш счастливый смех наполнил комнату. Мы прижались друг к другу. Устали не только наши тела, но и дух. Волна счастья мягко перенесла нас в мир снов.

Глава 26

Тяжкое бремя греха

День все тянулся и тянулся и никак не хотел заканчиваться. Я упала на лавку и посмотрела на свои красные от постоянной стирки руки. Они нестерпимо болели, кожа потрескалась… Я вспомнила Эффи и ее чудодейственные мази. Окажись у меня сейчас такое снадобье, через два дня руки были бы как новенькие! Я вздохнула.

Захныкал Дункан. Неужели снова? Я посмотрела на колыбель, в которой сучил ручками и ножками мой беспокойный сынишка. Вот уж кто любил покушать! «Что ни час – живот пустой, зато полные пеленки!» – пробормотала я себе под нос. Мой голос отвлек Лиама от подсчетов. Он поднял голову и положил перо на счетоводную книгу.

– Опять проголодался?

– Пока не очень, но за этим дело не станет! У него твой аппетит, Лиам!

Лиам развел руками, словно говоря: «Ну что я могу с этим поделать?» Он медленно встал, выпрямился, потянулся и зевнул.

– Все, на сегодня хватит. Пойду пройдусь. Может, отыщу этого чертового пса! Джон говорит, видел его сегодня утром возле озера.

– И ты мне не сказал?

– Может, то был и не Шамрок. Ну ничего, проголодается – вернется.

– Да, аппетит аппетиту рознь! Если бы у Дункана был такой же, как у Шамрока, ночью я могла бы поспать хотя бы три часа кряду!

Лиам улыбнулся, закрыл тетрадь и закупорил пробкой чернильницу. Убрав все это в шкаф, он подошел к колыбели сына и склонился над ней. Мне нравилось наблюдать, как он смотрит на ребенка – с радостью, гордостью и, как ни странно, самодовольно. Такого выражения лица я прежде у Лиама не видела. Лиам протянул было сыну указательный палец, но, заметив на нем чернильное пятно, вовремя передумал и дал Дункану большой, шепча нежные слова, которые только наш малыш и мог расслышать. Чмокающий звук дал мне знать, что скоро сын потребует, чтобы его накормили. Лиам поморщился, отнимая у малыша палец, и вытер его о плед.

– М-да… – задумчиво протянул он. – Скоро этот парень потребует у меня виски! Может, опрокинешь стаканчик перед кормлением, а a ghràidh?

– Виски? Только этого мне и не хватало! Хочешь сделать нашего сына пьяницей? Можешь погулять, пока он будет есть, и не надейся, тебе он ни капли молока не оставит!

Лиам засмеялся и вышел, увернувшись от мокрой пеленки, которой я на него замахнулась.


Я положила свою драгоценную ношу в колыбель. Дункан заснул. Мне очень хотелось последовать его примеру, но нужно было еще приготовить ужин. Я зашнуровала свой корсаж. Грязные пеленки я отложила в сторону, решив пока заняться рагу. В тысячный раз полюбовавшись своим маленьким богатырем, я прошла в кухню. Я помнила, что нужно еще сходить за репой. Я зарыла немного в огороде еще до первого снега, и если козы до нее не добрались, значит, моя репка до сих пор там.

Я взяла корзинку и вышла из дома. На дворе был конец марта, и я поежилась от холода. Закрыв глаза, вдохнула весенний воздух, но ощутила почему-то… запах навозной кучи. Солнце освещало сероватые склоны холмов. Я посмотрела на вишневое деревце, на ветках которого развесила выстиранные пеленки. Оно напомнило мне мачту с белоснежными, хлопающими на ветру парусами.

Я отыскала себе палку и начала копать твердую землю в огороде. Это подручное средство оказалось бесполезным, поэтому я стала разгребать холодную землю пальцами. Земля сразу забилась мне под ногти и в ранки, и я поморщилась от боли. Через добрую четверть часа мне наконец удалось откопать три репки. Подумав, я решила таким же образом раздобыть еще и морковки, но на том месте, где я ее закопала, обнаружились одни только камни.

Грязной от влажной земли рукой я убрала с лица прядь волос и выдохнула с облегчением. Придется сходить за лопатой! Но куда подевался Лиам? Мог бы помочь мне выкопать овощи! Госпожа жена смертельно устала, а ей еще приходится вставать на четвереньки и копаться в земле, пока господин муж гуляет по поселку! Временами я ловила себя на мысли, что мужчины только и способны, что воевать, пить, красть и… делать детей. Fuich!

После многих месяцев вынужденного сидения в маленьких домах со спертым воздухом деревня понемногу оживала. Отовсюду слышались крики, голоса детей и взрослых. Вот Элис застучала ложкой по старой дырявой железной миске, созывая своих детей на ужин… А ее разбойники и разбойницы между тем с гиканьем бегали вокруг пожилого мужчины, который вел на веревке отощавшую за зиму корову. И вдруг знакомый звук заставил меня оглянуться. Собачий лай! Я приставила ладонь козырьком ко лбу и посмотрела в сторону холмов. Шамрок! Как хорошо, что он вернулся! Я встала с колен, подобрала юбку и побежала ему навстречу. Пес подскочил ко мне и завертелся юлой, выражая свою радость.

– Тише, Шамрок, успокойся! Ты, наверное, есть хочешь? Смотри, как исхудал!

Я присела на корточки, и пес попытался облизать мне лицо. Шерстка у него была вся в пятнах засохшей грязи и живицы. На боку я увидела рану. Ничего серьезного, но пес вернулся заметно отощавшим.

– Может, скажешь, где ты бродил столько времени, беглец несчастный? Идем домой!

Решив, что сегодня обойдусь и без морковки, я подняла с земли корзину и вошла в теплый дом. Шамрок замер возле моих ног, тяжело дыша. «Ох, забыла снять чистые пеленки с вишни! – подумала я, принюхиваясь к тошнотворному запаху в комнате. – Ну ничего, попрошу Лиама!» Пеленки Дункана я решила поменять, как только поставлю рагу на огонь. Правда, запах в доме стоял такой, что аппетит пропал бы у кого угодно. Я поставила на пол корзинку и повесила на гвоздь шаль. В этот момент в дом вошел Лиам.