Виктория Холт - Дорога на Компьен

Все эти жаркие дни в городской толчее говорили только о дороге. Кое-кто отпускал по поводу дороги шуточки, кое-кто презрительно морщил нос, одни в восхищении цокали языками, другие исходили от ненависти к этой самой дороге.

А поскольку население города Парижа имело привычку петь куплеты о том, что оно любило или же ненавидело, то население города Парижа пело куплеты о дороге. Пекари из Гонеза дважды в неделю привозили в город хлеб — они обязаны были его распродать, поскольку им запрещалось провозить его обратно через заставу, и по пути обсуждали дорогу с крестьянами, направлявшимися на Ле Галль, большую круглую площадь, от которой отходило шесть весьма шумных улиц. Нет, конечно, прежде всего они обсуждали качества хлеба, рыбы, мяса и молока, но всегда находили минутку, чтобы потолковать и о дороге. На углах стояли торговки кофе с привязанными за спиной здоровенными кофейниками. Они вопили: «Кофе с молоком, всего по два су за чашку! Кофе с молоком и с сахаром, друзья!» — и в перерывах между выкриками шутковали о дороге с прохожими, что останавливались попить кофейку из щербатых глиняных кружек.

По улицам во весь опор носились обсыпанные пудрой парикмахеры, их парики и полы камзолов развевались на бегу — но и в этой бесконечной спешке от клиента к клиенту они выкраивали минутку, чтобы обменяться с коллегами последними сплетнями о дороге; степенно проплывали стряпчие из Шатле — вид их был серьезен, беседовали они вполголоса, и все равно о дороге; а по утрам, когда улицы бывали еще пустынными, по ним торопились на работу серые мышки-клерки, и о чем же они шептались? О дороге, конечно.

О ней вели светские беседы дамы и господа — те, что побогаче, курсировали между Парижем и Версалем в экипажах, те, что победнее, парились в тесных «каррабасах», а те, кто не мог позволить себе экипаж, но презирал «каррабасы», пользовались средством передвижения, которое злоязыкие парижане окрестили «горшком».

Фраза о дороге была той самой, с которой начиналось обращение кавалеров к проституткам в Пале-Рояле, с фраз о дороге начинали свои пламенные речи политические агитаторы.

О дороге шутили мужчины и женщины, осторожно пробиравшиеся по залитым едкой грязью улицам, по ее поводу чесали языки уличные смотрители и бездельники, слонявшиеся по Понт-Нев.

Дорога на Компьен, мятежная дорога, занимала умы парижан. Ибо была она символом их взаимоотношений с королем — ответом Людовика Пятнадцатого на нелицеприятное отношение к нему его народа: «Вы более не желаете называть меня Обожаемым Луи? Вот я и построю дорогу, по которой буду объезжать ваш город. Больше никогда не прибуду я в Париж ради собственного удовольствия — разве только по велению долга».

Вот почему жители Парижа смеялись над дорогой и слагали язвительные куплеты — они хотели, чтобы король понял: если ему на них наплевать, то им и подавно, а в случае чего они и возненавидеть его способны.

Маркиза де Помпадур сидела перед зеркалом и, пока горничные убирали ей волосы и наносили на лицо грим, беседовала с визитерами: при дворе был обычай принимать посетителей именно «в час туалета».

Она благосклонно улыбалась. Личико ее под румянами, помадами и высоко взбитой прической было скорее хорошеньким, чем по-настоящему красивым, и те, кто неоднократно присутствовал при ее туалете, уверяли, что грим и искусственное оживление скрывают истинное ее лицо — лицо женщины пожившей, усталой и опытной. Те же, кто видел ее впервые, не верил подобным россказням. Впрочем, все знали, что маркиза — великолепная актриса.

А как она мила и благосклонна! Всех, даже самых ничтожных, одаривает она своим добрым вниманием! Враги же перешептывались:

— Смотрите, как она осторожничает! Наверняка потому, что понимает: ее власть над королем уже не так безмерна, как прежде.

— Неужели же она это знает?

— Еще бы! Она вовсе не дурочка. Да и как могла женщина, рожденная обыкновенной мадемуазель Пуассон, превратиться во всемогущую маркизу де Помпадур (без всякой помощи придворных, заметьте), если б она была дурой?

— Но она и виду не подает!

— Да? А вы заметили, как решительно и гордо стала она задирать подбородок? Она прекрасно понимает, что надоела королю. Нет, долго она не продержится.

Но прекрасные глаза маркизы были по-прежнему ясными, во взгляде царило спокойствие — казалось, злобный шепоток не достигал ее слуха.

— Подайте мне зеркало, — приказала она служанкам и, изящным движением отставив его, изучила свое лицо.

Она улыбнулась собравшимся: вот этот хотел получить место при дворе для себя, вот тот — для сына. Сей благородный господин жаждет командовать армией, а та дама ищет протекции для дочери. Был здесь торговец, желавший всучить маркизе замечательную вазу, — он знал, что маркиза отличается отменным вкусом. Присутствовал и торговец шелками — он на всякий случай прихватил с собой несколько ярдов шелкового полотна тех самых нежных тонов, что вошли в моду именно благодаря маркизе.

Все они присутствовали при туалете мадам де Помпадур, потому что маркиза славилась своим обаянием и добротой — не в обычае ее было заводить себе врагов, и она положила себе за правило помогать всем по мере ее возможностей. И, конечно же, все знали, что слово ее значит для короля гораздо больше, чем слова иных.

— Погодите, погодите, — шептались злобствующие. — Вот появится какая-нибудь молодая красотка... Вы помните, что случилось с мадам де Майи? Ведь король хранил ей верность несколько лет, он и не пытался избавиться от нее, хотя она ему и надоела. Но появилась мадам де Шатору, сестрица этой самой мадам де Майи, и сказала ему: «Удали ее от двора», и все — с бедной мадам де Майи было покончено. То же произойдет и маркизой.

Она продержалась так долго только потому, что король пока еще не нашел ей замены, а найдет, и адье, Помпадур! Она улыбалась человеку, желавшему командовать армией:

— Мсье, я уверена, что мы сможем удовлетворить вашу просьбу.

«Мы!» И она имеет наглость произносить это местоимение, откровенно указывающее на ее отношения с королем? «Мы уезжаем в Марли, в Шуази, в Фонтенбло», то есть «король и я».

Король прекрасно об этом знал, но не выказывал никакого протеста — он был слишком ленив, он избегал всего, что могло доставить ему хоть какие-то неудобства. И все-таки многие верили, что настанет час, когда мадам Маркизу попросят убраться.

Она уже не могла скрывать свое не очень крепкое здоровье, а от женщины, желавшей жить в одном ритме с королем Франции Людовиком Пятнадцатым требовалось здоровье незаурядное.

Объявили о прибытии короля. Мужчины-визитеры низко кланялись, женщины приседали в реверансах, пока король шествовал к туалетному столику маркизы.

Маркиза встала и также совершила грациозный реверанс. Присутствовавшие затаили дыхание. Но если Людовик Пятнадцатый, как поговаривали, и устал от маркизы, вида он все-таки такого не подавал. Наоборот: лицо его озарилось радостной улыбкой, когда он взял руку этой очаровательной женщины и спросил:

— Мадам Маркиза, как вы себя чувствуете? Я хотел бы узнать новости.

Он не требовал, чтобы визитеры удалились, но этого требовал придворный этикет: когда он шел к маркизе, он не смотрел ни направо, ни налево, а лишь прямо перед собою, и из этого следовало, что их с маркизой надлежит оставить наедине.

И вот они наконец вдвоем. Маркиза нежно взглянула на короля — он выглядел не лучшим образом, лицо его приобрело желтоватый оттенок, чего не было еще несколько месяцев назад. И все же Луи был очень красивым мужчиной. Глаза у него были такими темно-синими, что казались почти черными, а пудреный парик подчеркивал этот необычный цвет. Его движения и жесты были грациозными и исполненными такого достоинства, что маркиза частенько думала: если бы она его не знала и ее попросили бы указать в толпе на короля, она непременно выбрала бы именно этого человека.

Она его любила. Еще до того, как ему ее представили, она была убеждена, что когда-нибудь станет его любовницей, потому что с первого взгляда поняла: ни один мужчина на свете не сможет с ним сравниться.

О, если бы она могла родить ему ребенка! Но теперь это стало невозможно. У нее уже было несколько выкидышей, и ее врач Кенэ предупредил, что у нее больше не может быть детей.

Какая жалость... Сын или дочь Людовика Пятнадцатого и маркизы де Помпадур! Никакие почести, никакие блага не были бы достаточными для этого прекрасного дитя! И они были бы связаны их ребенком навеки... Но этому, увы, не бывать.

На лице его была написана легкая меланхолия, и она подумала, не вызвана ли эта грусть его неудачами прошлой ночью.

Да, в последнее время она уже не так возбуждает его желания, она понимала, что вскорости ей придется столкнуться с серьезными проблемами.

Но ночи кончались, а днем у Луи не было более занимательного и более благодарного компаньона, чем маркиза.

— Вы выглядите очаровательно, — сказал Луи.

— И вы, сир, судя по всему, находитесь в прекрасном расположении духа.

Это было неправдой, но она уже давно заметила: если ему говорить, что он хорошо выглядит и что у него замечательное настроение, он начинает в это верить и настроение у него действительно улучшается.

— Я желал бы узнать о ваших планах на день.

— Я надеялась, что сегодня днем мне будет доставлено счастье развлекать Ваше Величество в Беллевью.

— Ничто не может доставить мне большего удовольствия.

— А на вечер я запланировала еще одно скромное развлечение. Пьесу, сир. Она, несомненно, вас порадует.

— И написал ее, несомненно, ваш старый приятель Вольтер.

— О, сир, многие пишут худшие пьесы, и лишь немногие — лучшие.

Король засмеялся:

— С автором мы видеться не желаем, но пьесу его можем посмотреть. Кстати, вы что-нибудь слышали от него из Берлина?

— Да, сир. Он пишет мне время от времени.

— Как приятно сознавать, что одним безумцем при дворе стало меньше.

Вопреки разочарованию, маркиза заставила себя весело рассмеяться. Когда-то она надеялась, что ее старого друга Франсуа Мари Аруэ де Вольтера ждут большие почести, но, увы, гениальным людям трудно усвоить придворные манеры.

— Надеюсь, Вашему Величеству пьеса понравится.

— Я в этом уверен. А у вас, моя дорогая маркиза, есть в ней роль?

— И очень важная. Но не просите меня рассказывать о ней. Я бы хотела преподнести Вашему Величеству сюрприз.

Он поднес ее руку к губам. Какая очаровательная женщина! И очень разумная. С ней можно говорить обо всем — какой бы разговор он ни начинал, на какую бы тему, она всегда все прекрасно понимала. И при этом сама никогда не предлагала тем для разговора, всегда ждала, что скажет он. Изумительная женщина. Ах, если б только она была поживее в постели, ему бы и желать ничего не надо было.

Луи сам заметил, что в последнее время начал поглядывать на сторону, и его это раздражало: он не хотел давать врагам маркизы шанса посмеиваться над нею.

А маркиза нежно улыбалась ему — она тщательно скрывала малейшие намеки на обуревавшую ее тревогу. За те пять лет, что она была любовницей короля, она научилась угадывать его настроения и читать его мысли. Но следующие слова застали ее врасплох:

— Дорогая маркиза, меня беспокоит ваше здоровье. Вы действительно проконсультировались с Кенэ по вопросу, который заботит меня более всего?

Она вновь весело засмеялась — никто бы не догадался, как мучительно сжалось ее сердце. И затем на глаза маркизы навернулись слезы:

— Я так тронута вашей заботой, Ваше Величество. Ах, мой дорогой, простите мне мой смех. Я чувствую себя великолепно.

— Дорогая моя, мне показалось, что прошлой ночью вы слегка устали... Вы вообще стали быстро уставать.

— О нет, сир, нет. Но помните тот ужасный случай, когда вы сами почувствовали себя плохо в моей постели, и Кенэ сказал, что вам следует поберечь себя? Простите меня, Луи, но я не могу забыть ту историю, и потому мне бывает страшно за вас.

— Смерть... — пробормотал король. — Но кто из нас знает, когда она придет? — Он покачал головой, и в темно-синих глазах его появилось странное выражение: он-то устали не знал. Не это ли хотел сказать ей его взгляд?

— Какая грустная тема... Смерть еще так далека, так далека от нас обоих. Мы с вами еще молоды, сир.

— Что ж, будем надеяться на это.

— Ах, мне так хотелось развеселить Ваше Величество, а мы почему-то заговорили о грустном... Сир, вы слыхали о последней любовной истории Ришелье?

— Нет, моя дорогая, расскажите же! Этот человек просто невероятен! И как ему в его-то годы удается сохранять такой темперамент?