Раввин посмотрел на ее перепуганное лицо, перевел взгляд на Фрейзе, подумал и, приняв решение, махнул одному из стражей.

– Тобиас, поручаю это тебе, – приказал он. – Сожми ее ноги, а ты, Захария, перережь эти ленты. Но заклинаю тебя именем Бога – не порань ее.

– Нет! – завопил, не помня себя от страха, Фрейзе. – Не смейте прикасаться к ней! Я запрещаю.

Но Фрейзе не смог поколебать веры Изольды в раввина.

– Вы не причините мне боль? – ласково спросила его она. – Ведь все, что болтают о вашем народе, это неправда?

– Само собой, правда. – Фрейзе в отчаянии всплеснул руками. – Всем и каждому известно, что они делают с христианскими детишками! Всем и каждому известно, что они распинают младенцев так же, как распяли Господа нашего Иисуса! Они обведут нас вокруг пальца, сдерут с нас живьем кожу и наделают из нее пергамента.

– Они все это творят с нами? – потрясенно прошептала Изольда.

Лицо раввина заволокла туча с трудом сдерживаемого гнева.

– Конечно же нет, все, что говорят о нас, – ложь, – холодно ответил он. – Только несмышленый ребенок или глупец может верить подобным наговорам. Мы не причиним вам вреда. С тех пор как был распят Иисус, мы никому не причинили вреда. Да и Его распяли не мы, а римляне. Но вы здесь нежеланные гости. Нам запрещено впускать вас в свои деревни. Ваше появление здесь противоречит закону, вашему христианскому закону. Лучше я открою ворота и отпущу вас к вашим танцующим собратьям, чем разрешу своим людям прикоснуться к вам.

– Никакие они нам не собратья, – живо откликнулась Изольда. – Прошу вас, не отдавайте меня им.

– Вы хотите, чтобы мои стражи разрезали ваши башмачки? И затем вы уйдете отсюда? – спросил раввин. – Если мы разрежем ваши башмачки и снимем их с ваших ног, вы перестанете танцевать и, когда плясуны скроются вдалеке, тотчас покинете нас? Вы этого желаете, леди из Лукретили?

– Да, – сказала Изольда. – Да.

– И вы поклянетесь на вашей Библии, что никогда не будете лжесвидетельствовать против нас и никогда не заявите, что мы похитили вас, чтобы терзать вас и мучить?

– Клянусь. – Изольда подняла запятнанную кровью руку. – Клянусь, я всем расскажу, что вы приютили меня и спасли мне жизнь.

Фрейзе, яростно топчась на месте под грохочущие звуки танца, разрывался на части – трепетал от страха перед иудеями и рвался стянуть башмачки с кровоточащих ног Изольды.

– Осторожней! – взвыл он, когда один из дозорных присел перед Изольдой, взял ее ногу обеими руками, зажал ее между колен и сдавил так крепко, что никакое движение стало немыслимо. Второй страж обнажил кинжал. Фрейзе, не сомневающийся, что евреи истязают христиан, как только те попадают им в руки, покрылся холодной испариной и беспомощно переминался с ноги на ногу, понимая, что ничем не может помочь леди из Лукретили.

Изольда, изможденная, покачивающаяся в ритме льющейся музыке, прислонилась к стене. Вооруженный кинжалом страж разрезал красные шелковые ленты на одном башмачке, сорвал их одним рывком и швырнул наземь. Затем, с величайшей предусмотрительностью, бережно разрезал ленты на другом башмачке и спрятал кинжал в ножны.

Раввин, забывший как дышать от испуга, что его люди ненароком поранят юную даму и тем самым навлекут на себя гнев двух могущественных лордов, вздохнул с невыразимым облегчением.

– Ну а теперь башмачки долой, леди. Взамен мы дадим вам пару подходящей обуви, и вы покинете нас.

– Невероятно признателен вам, – пролепетал Фрейзе заплетающимся языком. – Примите мою благодарность. Как только мы благополучно доберемся до дома, мы достойно вознаградим вас, я обещаю.

Изольда согласно кивнула, наклонилась и потянула за каблук башмачка, пытаясь снять его с правой ноги.

Потянула вновь.

Обернулась к Фрейзе с глазами, полными слез.

– Я не могу их снять, – всхлипнула она. – Что-то с ногами, наверное, они распухли. Ленты развязаны, но я никак не могу снять башмачки.

* * *

Ишрак крепко держала под уздцы лошадь, пока качающийся на волнах паром переправлял ее на другой берег реки.

– Значит, вчера ты перевозил коробейника? – спросила Ишрак у паромщика.

– Перевозил, около полудня, – согласился тот. – Танцоры как раз убрались из города. Я ему и говорю – чего б тебе не прогуляться по городу, раз плясуны ушли восвояси? Зачем уезжать сейчас, когда город чист от заразы? Так вот ему и выложил. У него из заплечного мешка большущий такой меч выпирал. Сказал, мол, сторговал его за пару башмачков. Ну, а я ему – хороши ж должны быть те башмачки.

– Вот, значит, как! – пробормотала Ишрак себе под нос. – А не сказал он, куда направляется?

– Не сказал, – лодочник затряс головой. – Но пошел он на юг, по той старой дороге.

Они причалили к южному берегу реки. И прежде чем паромщик успел протянуть Ишрак руку, чтобы помочь, она уже вела по мосткам упирающуюся лошадь, понукая ее сойти на твердую землю.

– Давай помогу тебе взобраться на лошадь, слишком уж она большая для такой юной девушки, – начал было лодочник, но осекся, увидев, как Ишрак вскочила на валявшийся у причала чурбан, взлетела на лошадь и натянула поводья.

– Благодарю, – кивнула она, пришпорила коня и, не дождавшись ответа, ускакала прочь.

Сидя глубоко в седле, она пустила лошадь легким широким галопом по прямой, как стрела, юго-западной дороге, проложенной еще римлянами. Она направлялась в город Энс. Ишрак не сомневалась, что торговец выбрал именно эту проторенную римскую дорогу, по сторонам которой стояли обветшавшие верстовые столбы, поросшие изумрудным мхом и лишайником, с изъеденными временем, но все еще различимыми римскими цифрами.

Он наверняка остановился в городе на ночлег и снова тронулся в путь лишь сегодняшним утром, думала Ишрак. Куда ему торопиться, он ведь уверен, что избавился от них с Изольдой.

По прибытии в город юная мавританка справилась в двух главных постоялых дворах о бродячем торговце и во втором из них нашла конюшего, который вспомнил, что накануне какой-то утомленный странник с мечом в заплечном мешке провел в их гостинице ночь, а поутру нанял лошадь.

Ишрак досадливо поморщилась – ее недруг обзавелся конем, однако узнав, что торговец неспешно и основательно позавтракал и не поскупился на чаевые, она приободрилась. Итак, он возвращается домой, уверенный в своей победе. Он не ожидает погони и обогнал ее всего лишь на пару часов. Заворожив Изольду, так что она убежала с танцорами, он переправился через Дунай, не торопясь добрел до города и сытно пообедал. При одной только мысли об этом Ишрак вскипела гневом.

Она опорожнила кружку светлого эля и заставила себя проглотить кусок мяса, хотя желудок ее выворачивало от одного только его запаха, да и нестерпимо раскалывалась голова – сказывалась ночь, проведенная между жизнью и смертью. Ишрак заскрежетала зубами: хранить Изольду от бед, оберегать ее честь и достоинство – вот смысл ее жизни. Чтобы исполнить волю своего отца, Изольде нужен боевой меч. Без меча Влад Тепеш III на Изольду даже не глянет.

– Устали с дороги? – Паренек-конюший участливо оглядывал изнуренную девушку и разгоряченного коня. – Издалека прибыли?

– Устала, – призналась Ишрак. – Но этот странник, торговец, – грабитель, и я должна вернуть то, что он у меня украл. Если он снова здесь появится, задержи его и перед лицом своего лорда объяви его вором.

Широко распахнув глаза, конюший кивнул.

– Отдохнете у нас? – спросил он.

Ишрак протянула ему кружку, занесла ногу в стремя и закачалась в седле.

– Нет, до тех пор пока не найду его.

Ее мрачная решимость испугала паренька.

– А что вы с ним сделаете? – прошептал он в благоговейном ужасе.

– Думаю, я его убью, – равнодушно произнесла Ишрак.

* * *

Лука и брат Пьетро ехали верхом бок о бок по лесу, вперед, на север, мимо замка лорда Варгартена, по петляющей меж гигантских деревьев лесной дороге, на которой накануне ночью танцевали Изольда и Фрейзе. Каждый вел в поводу лошадь, предназначенную для пропавших друзей. Брат Пьетро не проронил ни слова, однако его не покидало беспокойство по поводу того, что, даже если Фрейзе и освободил Изольду, вряд ли утонченная юная леди выдержит тряску на лошади, и им, вероятнее всего, придется послать за паланкином.

– Я не уверен, что они выбрали эту дорогу, – задумчиво произнес Лука. – Что, если они свернули в самую чащу леса?

– Это невозможно, – заверил его брат Пьетро. – Без еды, без оружия они ни за что не пошли бы в лес, где их поджидает опасность, где волки, медведи, вепри. Танцоры, как и все бродяги, трусливы, они бродят из города в город, просят милостыню, нигде не останавливаются надолго.

– Ты уверен, что мы их не обогнали?

– Уверен. По этой дороге они ушли из города, и пока мы не встретили на ней ни единой развилки. Они впереди и наверняка не очень далеко от нас. Мы движемся гораздо быстрее их.

– Когда увидим их, лучше не показываться им сразу на глаза, а какое-то время понаблюдать за ними, – предложил Лука. – Нам следует держаться подальше от музыки. А если мы заметим среди них Изольду и Фрейзе, возможно, нам удастся с наскока врезаться в эту толпу и отбить у них наших друзей.

– Мы решим, что нам следует предпринять, когда увидим их, – постановил брат Пьетро. – Но рисковать мы не будем, мы не можем потерять еще и тебя, Лука. Иначе все полетит в тартарары.

– Все и так уже полетело в тартарары, – сухо отозвался Лука. – Изольда обезумела и пропала. Ишрак чуть не умерла, а теперь с каждой минутой удаляется от нас все дальше и дальше. Хуже не придумаешь.

– Придумаешь и хуже, если мы потеряем тебя, расследователя, вдалеке от Рима, в самом начале твоего долгого пути. Если не выясним, что означает это танцевальное безумие, – мягко урезонил его брат Пьетро. – Над нашими друзьями нависла беда, но расследование должно продолжаться. Мы должны выяснить, что тут за чертовщина творится. Возможно, происходящее здесь намного ужаснее, чем бедствие, постигшее двух молодых особ, горячо нами любимых. Возможно, танцевальная чума – это знамение конца света. И наша обязанность – распознать это знамение.

Лука промолчал. Дерзкий ответ о том, что молодые особы в сто раз важнее любых расследований, так и не сорвался с его губ, и вероломная мысль, что его ничто, кроме этих двух девушек, не волнует в этом мире, так и осталась невысказанной.

– В какую бы бездну отчаяния не погружались мы, наша работа – превыше всего, – кротко увещевал Луку брат Пьетро, догадываясь, что творится в душе молодого послушника. – Я знаю, как дороги они твоему сердцу, но, похоже, грядет конец света, смерть христианского мира, гибель всех, а не только Изольды и Ишрак.

– Да, они неимоверно дороги моему сердцу, – не таясь поведал Лука. – Обе. Как бы я хотел рассказать тебе…

– Не надо мне ничего рассказывать. – Брат Пьетро испуганно съежился, боясь услышать, что Лука любит одну из них или даже обеих. – Как только окажемся рядом с церковью, непременно исповедайся. И поговори с милордом. Он обязательно даст тебе дельный совет. Теперь же сосредоточься на расследовании, выясни, что это за танцевальная чума. Возможно, сейчас в твоих руках судьба нашего мира.

Лука открыл было рот, чтобы ответить, но лес расступился, и они оказались на дороге, змейкой скользящей с холма в долину, прямо к мосту, перекинутому через реку. Возле запертых ворот слонялись вразнобой около двадцати танцоров; остальные бездыханными телами валялись на дороге, истомленные долгим странствием, или полоскали в воде, сидя на берегу, сбитые в кровь ноги.

– Вот они! – сдавленно вскрикнул Лука. – Устроили привал у ворот той деревушки.

– Ты видишь среди них Изольду? – спросил брат Пьетро. – Она там?

Они заставили коней попятиться назад, в спасительную полутьму леса, спешились, привязали лошадей к кустам и нижним ветвям и незаметно, под прикрытием разлапистых деревьев, прокрались к холму.

– Я их не вижу, – покачал головой брат Пьетро, приставив руку козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от яркого утреннего солнца. – Ни Фрейзе, ни леди Изольды. Вижу только барабанщика, как мне кажется, но больше никого не узнаю.

– Я тоже не вижу Изольды, – голос Луки дрожал от радостного возбуждения. – И Фрейзе. Думаю, им удалось сбежать.

– Тогда бы мы их встретили на полпути на дороге, – остудил его пыл старый монах. – Должно быть, они опередили танцоров, скрылись в этой вот маленькой деревушке и нашли благословенный приют в деревенской церкви.

– Возможно, однако я что-то не вижу церковного шпиля, – задумчиво протянул Лука. – Странно.

И тут в сторожевой башенке, расположенной прямо возле ворот, они заметили привратника, который ругался с танцорами: бродяги требовали выдать им двух сбежавших от них сотоварищей, привратник же не хотел их даже и слушать.

– Это наверняка они! – Глаза Луки полыхнули нетерпеливым огнем. – Смотри, брат Пьетро! Смотри!