Мара Уайт - Доставка

Не могу поверить, что меня задевают его действия. Он отвратительный мужчина, как и все остальные. Он клеиться ко всем, у кого есть вагина. И меня это задевает. Глубоко внутри, я по-прежнему маленький ребенок без друзей. Я хочу, чтобы все любили меня.

─ Эй, Лана, ─ говорит он, непристойно пробегая по мне глазами.

─ Мистер Круз, в стенах наших владений нет места панибратству. То, чем ты занимаешься  в свое свободное время не мое дело. Тем  не менее, заигрывание во время рабочих часов приведет к тому, что ты вылетишь из программы. Учти, что это твое первое и последнее предупреждение. Пожалуйста, не трать мое время и не заставляй меня жалеть о том, что я тебя выбрала.

Мози прислоняется к шкафчикам и скрещивает руки.

─ Ты не хочешь, чтобы я прикасался к другим женщинам.

Это утверждение.  Он выражает его со всей серьезностью. Я застываю и моментально погружаюсь в исступление. Он что, только что сказал «другие женщины»?

─ Никаких прикосновений, поцелуев, тисканья, даже никаких держаний за ручку. Объятия допустимы, покуда они уместны и оправданы. ─ Отбарабаниваю правила как робот.  Я и есть робот. У меня больше нет чувств.

Его лицо соблазнительно кривиться, расплываясь в сладкой улыбке. Он делает ко мне шаг и окутывает меня огромными, теплыми объятиями. Мое тело напрягается. Я не ожидала объятий, и меня это застало врасплох. Меня давно не обнимали, а его объятия такие дружественные, они согревают меня изнутри. Но я сделана из твердой глины, а возможно и из камня, из чего-то, что потребует молотка и зубила для расщепления. Бум, бах. Несколько отбитых частей падают и бьются об пол.

Я отступаю из его объятий со сжатыми по сторонам руками. От него пахнет кедром и мускусом со слабым намеком на что-то лесное.

─ Забавно, мистер Круз. Если ты позволишь, мне нужно добраться до суда.

 Внутри меня трясет, вокруг моего сердца крутится волчок.

─ Ты рисуешь и масляными красками  или же…? Неважно. Я опаздываю. Иди обратно в свое творческое пространство или просто потеряйся. Объятия не спасут тебя. Я по-прежнему слежу за тобой.

─ Может быть, я и не пытался спастись.

Его инсинуация  мне понятна.

─ Заткнись, Круз! Я опаздываю, ─ говорю я, когда мои каблуки начинают стучать вниз по коридору, и я отказываюсь оглянуться назад.

Объятия Мози преследовали меня целый день, как большая, дружелюбная, бродячая собака, от которой невозможно избавиться. Я снова и снова возвращалась к ощущениям его рук вокруг меня и упрекала себя за то, что в тот момент была слишком злой, чтобы насладиться ими. Джарел Хопкинс проиграл дело и получил двадцать лет. Я обняла его перед выходом из суда, потому что никто не появился, чтобы поддержать его. Он поблагодарил меня за   Pathways и за все знания, что там получил. Я подписала его на нашу рассылку, чтобы он по-прежнему чувствовал связь с внешним миром, пока будет отсчитывать срок в тюрьме. Даже в неудачах иногда есть какой-то успех. 

Напротив здания суда в закусочной на колесах,  я покупаю сэндвич с фасолью и сижу на скамейке под солнцем, пока ем. Я позвонила папе, чтобы сказать, что получила повестку и что буду там в феврале на слушании дела. Он рассказал мне, что моя мама занимается шитьем, а он доставляет документы и возможно в этом месяце это поможет покрыть половину ипотеки.  

Я повесила трубку, погрузившись в депрессию, желая, чтобы у меня была возможность  волшебным взмахом решить все их финансовые проблемы. Ребята в нашей программе хорошо знакомы с бедностью, по крайней мере, теперь я могу ощутить себя с ними на одном уровне. Я, конечно же, не собираюсь окунаться в преступность, но я могу видеть, как чувство отчаяния приводит к отчаянным мерам. Я слизываю капельку хумуса с пальца и смотрю на солнце.

Я фантазирую о том, чтобы я сделала с Мози Крузом, если бы он не был нашим клиентом. Я бы даже не стала трахать его, я могла бы просто нюхать его, обнимать и бесконечно целоваться с ним. Я не питаю никаких фантазий о том чтобы доминировать и растлить молодого жеребца. Я уверена, Мози не девственник. Я просто умираю от желания прикоснуться к нему. И что больше всего меня нервирует, я умираю от желания узнать его, понять, как он живет.

Я спрыгнула со скамейки, чувствуя небольшую дрожь просто от мыслей о нем. Я врубила радио в машине по дороге в  Pathways и пела подряд все поп песни, не смотря на то, что обычно не могла осилить ни одну из них.

Со вторника по пятницу я не сталкивалась с Мози. Это не значит, что я не думала о нем или была безразлична к тому, чем он занимался. Как оказалось, я была не единственной идиоткой, которая считала его привлекательным.

Дженнифер пришлось исключить двух женских кандидаток за неподобающее поведение. Очевидно, они делали все возможное вплоть до непристойностей, чтобы привлечь его внимание. Дженнифер клялась, что Мози вел себя в соответствии с правилами, и меня очень интересовало, прикипела ли она к нему на столько, что готова была спустить ему с рук убийство.

Из-за его внешнего вида или из за его таланта, Мози начал привлекать внимание. Журналист из престижного журнала, делавший репортаж о Мексиканском искусстве (Chicano art) в Лос-Анжелесе, приехал, чтобы взять у него интервью. О нем будет сделана статья, а также его покажут по местному телевидению. Маленькая часть меня ревновала и чувствовала, словно он сбегает, словно больше не нуждается во мне. Маленькая часть, которую, наверное, я должна была назвать «эгоистичной сучкой». Я хотела, чтобы он добился успеха. Я действительно очень сильно хотела этого. Думаю, я также хотела, чтобы он сходил по мне с ума, также как я сходила с ума по нему. Или стереть все годы и профессиональную дистанцию между нами. Я бы с удовольствием прижималась к нему вместо  того, чтобы греть себя сексуальными фантазиями  о нем, которые отвлекали меня от работы.   

После его интервью, Дженнифер пришла встретиться со мной. Она робко постучала по уже открытой двери и проскользнула боком как нервный краб.

─ Эй, Джен, как дела?

─ Ох, я хотела поговорить с тобой об интервью. У тебя была уже возможность узнать что-то об этих уличных художниках?

─ О, да! Я начала, но потом меня отвлекли. Я видела фотографии рюкзаков и толстовок. Большая шумиха вокруг какой-то политической темы. 

─ Они достаточно серьезны в своих действиях. Большинство их работ антиправительственные и направлены на борьбу с наркокартелями. На них заведено несколько уголовных дел, в основном за места, где они оставляют свои рисунки.  Dibujeros в своем роде большое дело.

─ Ты до сих пор думаешь, что Мойзес член их организации?

─ Я больше чем уверенна. Я имею в виду, у меня есть все доказательства, и осталось подтвердить это, спросив у него.

─ Позволь мне спросить кое-что у тебя. Это влияет на его кандидатуру?

─ Нет, если никто не узнает об этом. Я думала, мы могли бы сократить присутствие средств массовой информации. Таким образом,  он сможет работать под нашим контролем.

─ Я понимаю, что ты хочешь сказать. И да, давай так и поступим. Я не рассматриваю искусство как активизм. Это не то, как мы рассуждаем о наркотиках и насилии.

─ Я распечатала несколько хороших статей о том, кто они такие и чем занимаются. Почитай «Portrait Project» (проект портреты), он действительно фантастический, ─ Дженнифер наклоняется и лож на край моего стола какую-то литературу.

─ Я благодарна тебе, что ты присматриваешь за ним, Дженнифер. Он и в правду чрезвычайно талантливый и особенный человек. ─ Я чувствую себя неудачницей, квалифицируя его этими словами, но я действительно не знаю, что еще мне сказать. Дженнифер покидает мой кабинет с извиняющейся улыбкой, и я начинаю просматривать статьи, которые она оставила на моем столе.

«The Portrait Project» в сущности рисунки большого количества портретов, крупных размеров на видных поверхностях. За всей этой деятельностью стоит мощная идея – это лица убийц, которые находятся среди общества в целом, от стрельбы в Коломбине (название школы в Денвере, где двое учеников устроили массовое побоище, а потом застрелились сами) до резни в кинотеатре, это преступники, чьи лица мы зачастую вспоминаем. Проект пытается увековечить жертв, превознося их в виде героев картины, в публичных местах, чтобы все могли их видеть. Величина проекта ошеломляет, когда художники традиционно портретируют тех, кого убили в войне с наркотиками на Мексиканско-Американской границе. Их число почти достигает сотни тысяч , их даже не возможно сосчитать проводя исследования по идентификации жертв, нахождению их фотографий чтобы запечатлеть их в живописи. От масштабов проекта у меня начинает кружиться голова.

Затем, в статье я вижу его. Я не могу быть уверенной в этом, но каким-то образом это так. Снимок сделан под углом и со спины. Черные штаны, черная толстовка, рука держащая банку. Что-то в том,  как он держит плечи, я могу видеть профиль его лица. Я  настойчиво разглядываю размытую печатную копию фотографии не лучшего качества, что задумываюсь, не впала ли я в транс. Мне он нравиться еще больше из-за того что он этим занимается. Он ─ загадка и я одержима им.  

Утром в пятницу, когда я прохожу по коридору, ведущему в мой кабинет, я вижу его стоящего у двери с большим холстом, завернутым в коричневую бумагу и перетянутым веревкой. На нем его обычная одежда, джинсы и футболка. Сегодня он не надел шапочку и его волосы собраны в пучок, в то время как бока аккуратно выбриты. Красивый кулон нефритового камня весит у него на шее на кожаной веревке.

─ Ты создаешь свои собственные ювелирные украшения? ─ спрашиваю я, копаясь в сумочке в поиске ключей от кабинета.

─ Да, мэм, ─ говорит он и протягивает коричневую упаковку.

─ Как ты так рано попал внутрь? ─ спрашиваю я его, страшась ответа. Я постоянно боюсь, что он сделает что-то, за что его выкинут отсюда, что я никогда больше его не увижу, и что он сделает неправильный выбор и в конечном счете снова встанет на плохой путь. Это такой тонкий баланс, пытаться подбадривать этих ребят. Я испытываю к Мози такие сильные чувства, это воспламеняет эмоциональные искры в моей груди. Я хочу для него лучшего.

─ Я вызвался добровольцем, чтобы перенести художественные принадлежности. Я пришел сюда в семь. Педро и Амир пустили меня в здание. Я уже закончил подготовку творческого пространства.

Я киваю ему головой, пока включаю свет и вешаю куртку.

─ Ты могла бы носить кусочек нефрита, Лана, если, конечно, ты захочешь. Он подходит к твоим глазам.

Я смотрю на него и чувствую слабость от его предложения и искренности.

─ Зачем ты хотел меня увидеть? ─ он удивлен, потому что я не придаю внимание его предложению. На моем столе миллион документов, которые нужно рассмотреть, так что мне нет необходимости встречаться с ним взглядом.

─ Я принес тебе картину, как и говорил. Это одна из новых. Я сделал ее специально для тебя.

Я стою за своим столом и тупо смотрю на него. Никто никогда раньше не писал для меня картины. Я так тронута, что не могу пошевелиться. Я не могу нормально двигаться. Я даже не могу дышать рядом с ним. Мне хочется расплакаться от того, что он сделал что-то, думая обо мне.

─ Давай посмотрим, ─ говорю я, мое лицо ничего не выражает. Я пытаюсь вспомнить как мои родители реагировали, когда я или мой брат, будучи детьми, рисовали для них. Правильно было бы встретить его подарок с гордостью и одобрением. А не обхватывать его руками за шею и страстно целовать, так как мне хотелось это сделать.

Он срывает обертку с эмоциями, которые я не могу распознать, что это гнев или волнение. Я передаю ему ножницы, и он перерезает веревку, и обертка падает.

─ Это… я не знаю, как вы называете это на английском. Мы зовем это тунцом, как рыбу, но на самом деле это фрукт.

Мне интересно ─ кто это мы. Является ли Мози сиротой, или же он часть огромной мексиканской семьи?

─ Колючая груша, ─ говорю я ощущая липкость слов на языке. Я борюсь с собой, чтобы сдерживать эмоции в узде. Я чувствую давление на своем лице от веса зародившихся слез, которые стремятся пролиться.  ─ Это прекрасно, ─ говорю я и шмыгаю носом, чтобы не всхлипнуть.

─ Да? ─ говорит Мози, его лицо озаряется светом. ─ Кожица толстая и покрыта шипами кактуса. Ты должен быть осторожен и надеть специальные перчатки, когда выбираешь их, но даже так иногда ты можешь уколоться, и эти шипы чертовски больно ранят и заставляют тебя кровоточить. 

На картине кактус в пустыне, небо тяжелое от надвигающегося дождя. Растение полностью расцвело и на нем много колючих груш. Груши в расцветке от зеленого, в цвет ствола растения до шокирующе ярко фиолетового, как на переднем фоне картины. Если я внимательно присмотрюсь, то увижу длинные серебряные волокна, блестящие на солнце. Но это шипы,  те, что заставляют кровоточить. Она простая и потрясающая, и уже так много значит для меня.