— Я не представляла, что я буду с ним делать, — объясняла она, рассказав об этом.

— Они теперь очень модны в Лондоне, — заметил Филипп, находясь не в лучшем расположении духа. Нигель недавно болел и все время говорил о том, что собирается уйти на пенсию в конце этого года, а для Филиппа это была плохая новость. Он пожаловался матери, что после стольких лет работы Нигеля просто невозможно будет заменить, а она не стала напоминать ему о том, как он ненавидел управляющего, когда начинал работать с ним. Им всем будет не хватать его, если он уйдет, но она надеялась, что он еще останется.

Они продолжали обсуждать поездку в Африку еще некоторое время во время ленча в день их приезда, но затем Сара извинилась за то, что, наверное, наскучила им. Энцо смотрел на небо, и она видела, что Ивонна утомлена.

Сесиль сказала, что она хотела бы после ленча посмотреть конюшни, но Сара сообщила ей, что там нет никаких изменений, все те же старые усталые лошади, однако Сесиль все равно пошла посмотреть. Лоренцо отправился вздремнуть. Изабель хотела показать матери эскизы, которые она выполнила, а Джулиан обещал прокатить Ксавье и детей Филиппа в своем новом автомобиле, предоставив Филиппа и Ивонну самим себе, и они чувствовали себя немного неловко. Филипп видел ее в первый раз, с тех пор как Ивонна вышла замуж, и она произвела на него большое впечатление. Ее белокурые волосы были такими светлыми, что казались почти белыми в свете полуденного солнца. Он предложил ей прогуляться по саду. Во время прогулки она обращалась к нему «ваша светлость», против чего он не возражал, а ей нравилось быть леди Вайтфилд. Она рассказала ему об одной своей короткой работе в Голливуде, и он, кажется, был восхищен, и пока они гуляли и разговаривали, она подвигалась все ближе и ближе к нему. Он чувствовал запах ее волос, а когда он посмотрел на нее, то увидел прямо перед собой вырез ее платья. Он едва мог справиться с собой, стоя рядом с ней, она была невероятно сексуальна.

— Вы очень красивы, — сказал он неожиданно, когда она почти смущенно посмотрела на него. Они находились в самом конце розария, и воздух был так тих и горяч, что ей хотелось раздеться.

— Спасибо. — Тут она опустила глаза, и ее длинные ресницы коснулись щек, и, не в силах удержаться, он протянул руки и коснулся ее. Это было сильнее его, желание, охватившее Филиппа, было так безмерно, что он не мог сдержать свой порыв. Его рука скользнула в вырез ее платья, и она застонала, прижавшись к нему.

— О, Филипп… — прошептала она, словно ей хотелось, чтобы он снова сделал это, и он, осмелев, стал ласкать ее соски.

— Боже мой, ты так прелестна, — пробормотал он, потом медленно увлек ее за собой на траву. Они лежали, чувствуя, как страсть нарастает в них, пока они оба не обезумели.

— Нет… мы не можем… — тихо произнесла она, когда он стягивал ее тонкое шелковое белье. — Мы не можем здесь… — Ивонна возражала не против него и не против того, что они делали, а против того, чтобы заниматься этим здесь. Но Филипп уже не мог остановиться. Он должен взять ее. В нем вспыхнуло желание, и в этот миг, когда они лежали под ослепительным солнцем, ничто не могло его остановить. И когда он медленно, а потом страстно, с непреодолимой силой овладел Ивонной, она крепко прижалась к нему, соблазняя его, настаивая, чтобы он продолжал, возбуждая в нем еще большее желание и дразня его, пока он не вскрикнул в тишине, и тогда все было кончено.

Они лежали рядом, тяжело дыша, и Филипп смотрел на нее, не в состоянии поверить, что они сделали это и как это было великолепно. Он не встречал никого, подобного ей. И знал, что он должен быть с ней снова… и снова… И когда он посмотрел на нее, он вновь захотел ее, и, почувствовав желание, он овладел женой брата без слов. Единственный звук, который он слышал, был ее восхитительный стон.

— Боже мой, ты удивительна, — прошептал он ей, наконец заинтересовавшись, не видел ли их кто-нибудь, но не слишком об этом беспокоясь. Ему было безразлично все, кроме этой женщины, которая довела его почти до сумасшествия.

— Ты тоже, — выдохнула она, все еще ощущая его близость. — У меня никогда не было ничего подобного, — сказала она, и он ей поверил, и тут что-то пришло ему в голову, и он привлек ее ближе, чтобы лучше видеть.

— Даже с Джулианом? — Она покачала головой, но что-то в ее взгляде сказало ему: она чего-то не договаривала. — Что-нибудь случилось? — Он смотрел на нее с надеждой, а она пожала плечами и с обожанием прильнула к нему. Она уже выяснила, что Джулиан не был герцогом, а второй сын это совсем не то, что его старший брат. Ей пришлась по вкусу мысль стать герцогиней, а не просто леди.

— Это… это совсем разные вещи… — грустно добавила она. — Я не знаю. — Она с огорченным видом пожала плечами. — Может быть, с ним что-то случилось… у нас нет сексуальной жизни… — прошептала она.

Филипп взглянул на нее с удивлением, счастливо улыбаясь.

— Это правда? — У него был такой довольный вид. Джулиан притворщик. Его репутация ничего не значит. Все эти годы Филипп ненавидел его. И напрасно.

— Я думала… может, он… голубой. — Она выглядела пристыженной, и ее молодость растрогала его. — Я так не думаю. Скорее всего он просто ничто.

Несколько тысяч женщин залились бы смехом, услышав то, что она только что сказала, но она была лучшей актрисой, чем они предполагали, и особенно Филипп.

— Мне жаль. — Но ему совсем не было жаль. Он был взволнован. Ему совершенно не хотелось отрываться от нее и не хотелось, чтобы она одевалась. Он просто расстегнул «молнию» на брюках, но им пришлось немного поискать среди кустов роз ее шелковые трусики. И пока они занимались поисками, они веселились и строили догадки, что подумает мать, если когда-нибудь застанет их. — Осмелюсь заметить, она подумает, что здесь развлекался садовник. — Он усмехнулся, а Ивонна так рассмеялась над тем, что он сказал, что снова упала на землю и покатилась в мягкую траву, маня его своими стройными бедрами, и он, не колеблясь, овладел ею еще раз. — Нам пора возвращаться, — наконец с сожалением сказал он. Вся его жизнь теперь переменилась за эти прошедшие два часа. — Как ты думаешь, ты сможешь на время убежать от него сегодня ночью? — спросил он, обдумывая, где бы им встретиться. Может быть, в местном отеле? Но потом ему в голову пришла идея получше. Старые бараки в конюшнях. Там по-прежнему была дюжина матрасов и одеяла, которые они использовали для лошадей. Ему невыносима была сама мысль, что придется провести ночь без нее, а запретность делала это приключение еще более заманчивым.

— Я попытаюсь, — обнадеживающе пообещала она. Поворот событий ей показался забавным. Это первый такой случай, подвернувшийся ей с тех пор, как она вышла замуж… в этот раз. А в делах подобного рода она была специалисткой. У ее первого мужа был брат-близнец. И она спала с его братом и его отцом, пока муж не ушел от нее. С Клаусом было сложнее, но очень забавно. А Джулиан такой милый, но так наивен. С мая она скучала. Случай с Филиппом — лучшее, что с ней произошло за последний год… может быть, лучшее за всю жизнь.

Они вышли обратно на дорогу, казалось, что они ведут обычный разговор, но, понизив голос, она продолжала говорить ему о том, как сильно она его любит… как это было хорошо… какой глупой она была… и что она едва может дождаться ночи… и к тому времени когда они подошли к дому, она довела его до безумия. Он покраснел и выглядел рассеянным, когда Джулиан появился в своем «ягуаре».

— Привет! — Он помахал им. — Чем вы занимаетесь?

— Смотрели розы в саду, — нежно проворковала она.

— В такую жару? Вы храбрецы.

Молодые люди вышли из автомобиля, и Джулиан заметил, каким разгоряченным и несчастным выглядит его брат, и едва не рассмеялся.

— Бедное дитя, он наскучил тебе до смерти? — спросил он у Ивонны после того, как Филипп ушел. — Это так похоже на него, потащить тебя по имению показывать сад в самый жаркий день в году.

— Он хотел как лучше, — прошептала она, и они пошли наверх, заняться перед обедом любовью.

Обед был праздничным. Все хорошо провели день и были в приподнятом настроении. Сесиль ухитрилась отыскать в амбаре какое-то старое немецкое военное седло и пришла от него в восхищение. Она даже спросила Сару, не может ли она взять его с собой в Англию, и Сара сказала, что она может взять все, что ей нравится. Джулиан позволил Ксавье вести его новый автомобиль, младшие дети тоже хорошо провели время. И несмотря на то что присутствовал Лоренцо, Изабель держалась непринужденно и выглядела счастливой. Новобрачные, казалось, тоже были в прекрасном настроении. Филипп казался притихшим, что было нехарактерно для него, и даже именинница смирилась с тем, что она называла «эта ужасная дата». Она была так счастлива видеть их всех, что неожиданно день рождения стал не так важен. Сара сожалела, что на следующий день они все снова уедут. Их визиты всегда были такими короткими, но теперь, с возвращением Изабель в родное гнездо, их посещения доставляли ей особое удовольствие. Этим вечером они долго сидели в гостиной, Джулиан расспрашивал ее о войне и оккупации и с удовольствием слушал ее рассказы. Сесиль хотела знать, сколько и каких лошадей они держат здесь, а Ивонна стояла позади Джулиана и поглаживала его плечи. Лоренцо дремал, уютно устроившись в кресле, а Изабель играла в карты с младшим братом, в то время как Филипп пил бренди, курил сигарету и смотрел в окно на конюшни.

Потом наконец Джулиан понял, что на уме у Ивонны, и они тихо исчезли наверху, поцеловав на прощание мать. Следующей ушла Сесиль. Она сказала, что до сих пор чувствует себя измученной после недавней поездки в Шотландию. Наконец и Филипп тоже исчез. Энцо продолжал дремать, а Изабель и Сара еще долго болтали после того, как Ксавье отправился спать. В доме было тихо, за окном светила полная луна. Стояла чудесная ночь в день ее рождения. Они ели пирожные и пили шампанское, и ей нравилось быть в окружении своих детей.

А в это время наверху Ивонна использовала самые экзотические трюки, чтобы замучить своего мужа. Она научилась некоторым вещам в Германии и вытворяла с ним такое, что просто сводила его с ума. И через полтора часа он так устал и пресытился, что погрузился в сон, а она с улыбкой тихо выскользнула из комнаты. Когда она побежала в конюшни, на ней были джинсы и майка.

В это время Сесиль уже спала. Она приняла снотворное, что любила делать, чтобы хорошо выспаться. И она уже храпела к тому времени, когда Филипп вышел из комнаты, все еще в той же одежде, в которой был за обедом. Он хорошо знал глухие тропинки, и только две веточки треснули у него под ногами, но не было никого, кто мог его услышать. Он вошел в конюшни через заднюю дверь, помедлив мгновение, пока глаза его не привыкли к темноте. И тут он увидел ее, всего в нескольких шагах от себя, красивую и бледную в мерцающем свете луны, похожую на привидение, совершенно голую, сидящую верхом в одном из немецких седел. Тогда он сел позади нее и привлек к себе. Так он сидел, прижимал ее, чувствуя ее шелковистое тело, и желание поднималось в нем. И тогда он снял ее с седла и отнес на один из матрасов в стойло. Здесь жили немецкие солдаты, а теперь он занимался с ней любовью, погружаясь в нее и умоляя ее, чтобы она никогда его не покидала. Они пролежали вместе не один час, и, прижимая ее, он знал, что его жизнь теперь не будет такой, как раньше. Она не может оставаться прежней. Он не допустит, чтобы Ивонна ушла… она была слишком необычной… и слишком редкой… слишком властной… словно наркотик, который необходим ему, чтобы жить.

Изабель пошла спать после часа, когда в конце концов сумела разбудить Лоренцо. Он извинился и сонно стал подниматься по лестнице, в то время как Сара сидела одна в своей гостиной, удивляясь, что же с ними будет дальше.

Так не могло продолжаться. Рано или поздно он должен позволить Изабель уйти от него. Он удерживал ее, словно заложницу, и Сара собиралась вырвать свою дочь из его алчных рук. Сама мысль о Лоренцо вызывала в ней гнев. Изабель так красива и имеет право на лучшую жизнь, чем та, какую он мог ей дать. Все оказалось именно так, как она и предполагала, даже еще хуже. Продолжая думать о судьбе Иза-бель, она вышла в освещенный лунным светом внутренний дворик. Это напомнило ей одну из ночей во время войны, когда здесь жил Иоахим, и они допоздна беседовали в такую же ночь о Рильке, Шиллере и Томасе Манне… стараясь не думать о войне, о раненых, о том, жив или нет Вильям. И, вспоминая то время, она машинально направилась к коттеджу. Там больше никто не жил. Им долгое время не пользовались. Дом нового управляющего стоял ближе к воротам и был намного современнее. Но она из сентиментальности оставила старый. Сначала они жили там с Вильямом, когда они реставрировали замок, и Лиззи родилась и умерла в этом коттедже.

Она все еще перебирала в памяти события тех далеких лет, совершая небольшую прогулку перед сном, как вдруг услышала какой-то шум, проходя мимо конюшен. Это был глухой стон, и Сара испугалась, не ушиблось ли животное. Они держали там полдюжины лошадей на тот случай, если кому-нибудь захочется прокатиться верхом, но все они были старые и не слишком привлекательные. Она спокойно открыла дверь. Все животные вели себя тихо, но тут она снова услышала шум, он доносился из старых бараков. Это были странные потусторонние звуки. И она не могла понять, что же это такое. Она даже не испугалась, и ей не пришло в голову взять в руки вилы или еще что-нибудь, если там чужой человек или бешеное животное. Она просто вошла в стойло, откуда доносился шум, щелкнув выключателем, зажгла свет и оказалась рядом с переплетенными телами Филиппа и Ивонны. Оба были совершенно голыми, и ни у кого не возникло бы вопросов, чем они здесь занимаются. Мгновение она с изумлением смотрела на них и увидела на лице Филиппа выражение ужаса. Сара отвернулась, чтобы дать им одеться, но потом повернулась к ним в ярости.