— Я хотела, чтобы ты никогда ничего не узнала. Блэкджек был во многих отношениях исключительным человеком. Ты хотела, чтобы он был героем, почти так же сильно, как он хотел выглядеть им в твоих глазах. Он любил тебя и твою сестру. Что бы ты сегодня ни узнала, помни об этом.

Пич налила себе коньяку и сделала большой глоток. На этот раз, однако, он ее не согрел. Она ощущала, как внутри нее расползается холод, сковывает ее сердце. Решимость, с какой она взялась за расследование, исчезла так внезапно, что она ощущала болезненную пустоту внутри.

По отношению к отцу она была такой же слепой дурой, как и с Гербертом. Даже хуже, за свою наивность она заставляла расплачиваться мать.

— Не знаю, что сказать.

— Ничего не говори, дорогая. Просто постарайся понять.

Пич не смела встретиться взглядом с Беллой. Сможет ли она вообще когда-нибудь смотреть ей в глаза, не вспоминая об этом мгновении?

— Эйвери знает?

Белла покачала головой:

— Я надеюсь, что ты ей не расскажешь. Я уже говорила и повторяю снова: мы не в состоянии изменить прошлое.


Джин Синклер сидела в любимом кресле у камина и пыталась читать один из своих любимых детективов — «Низкие поступки» Дороти Макмиллан. Но слова не складывались в предложения.

Ее взгляд то и дело останавливался на телефонном аппарате, будто она могла усилием воли заставить его зазвонить. Отчаяние и надежда боролись в ее душе, и отчаяние побеждало по мере того, как минуты превращались в часы, а Белла Морган не давала о себе знать.

Книга Блэкджека давила на Джин таким же тяжелым грузом, как шесть футов земли на крышку гроба. Со дня его смерти она плохо спала. Ей все время снился Блэкджек. Он то являлся ей молодым и веселым, то в следующую секунду превращался в череп, глядящий на нее пустыми глазницами. И он все время что-то говорил ей, но она не могла понять ни слова.

Джин была прагматичной женщиной. В призраки она не верила, никогда не посещала спиритических сеансов, не советовалась с астрологом и даже не читала свои гороскопы в ежедневной газете. Днем она говорила себе, что эти сны ничего не значат. А ночью тихий голос где-то глубоко внутри нашептывал ей, что это Блэкджек тянется к ней из могилы.

Он хочет, чтобы она что-то сделала с этой проклятой книгой. Но что? Если бы только она могла быть уверена.

Утром этого дня она решила отдать рукопись Белле. Теперь Джин начала сомневаться, правильно ли поступила, позвонив Белле. Разговор только разбередит грустные воспоминания — у обеих.

Джин все еще жалела, что рассказала Белле о своем романе с Блэкджеком. Ей до сих пор становилось нестерпимо стыдно, когда она вспоминала об этом. Но она была так отчаянно влюблена в Блэкджека, что почти потеряла рассудок.

Небо солнечного полдня потемнело и стало черным ночным небосводом, а Джин все еще сидела в кресле, уставившись в одну и ту же страницу. Она знала, чего хотел бы Блэкджек. Но он мертв. Значит, нужно думать о живых.

В одиннадцать она наконец примирилась с тем, что Белла Морган не позвонит. Решение о том, как поступить с рукописью, должна принять сама Джин. С одной стороны, книга Блэкджека может принести большую пользу стране. С другой — она причинит боль Белле. И Пич тоже.

В конце концов Джин сделала выбор в их пользу. Она открыла сейф, достала рукопись и дискеты, отнесла их на кухню и положила в пластиковый пакет. Потом вынесла пакет на улицу и выбросила вместе с остальным мусором.

Глава 11

Впервые за всю свою взрослую жизнь Пич было нечем заняться — никаких благотворительных обедов или заседаний комитета, не надо организовывать никаких вечеринок, и муж не придет домой в конце дня. Она провела пару недель, наводя порядок в своих вещах, решала, что взять с собой при переезде, откладывала какие-то вещи на то время, когда близнецы заведут собственное хозяйство, и складывала остальное в коробки для отправки в благотворительные организации.

Когда это занятие ей надоело, она отправилась на поиски нового дома. Однако она все равно не могла ничего купить, пока не продан ее собственный дом. Она понимала, что просто придумывает себе, чем заняться. Но на самом деле делать ей нечего.

Наконец она заказала билет на самолет до Оксфорда, штат Миссисипи, чтобы увидеть сыновей. Герберт взял на себя обязанность сообщить им о разводе. Ей хотелось заверить их в том, что для них ничего не изменится, они могут встречаться так часто, как захотят.

Она приехала в вечно бурлящий студенческий городок и нашла там двух вполне довольных жизнью, погруженных в собственные дела юношей, которые были так увлечены своими занятиями и личной жизнью, что у них нашлось не слишком много времени на общение с матерью. Посетив все памятники Гражданской войны в округе и осмотрев все местные достопримечательности, включая загородный дом Джона Гришэма, она улетела обратно во влажную духоту угасающего хьюстонского лета.

На следующий день Пич долго смотрела на себя в зеркало, отмечая заново проявившиеся скулы, ключицы и кости таза, и решила, что пришла пора изменить внешность. Позвонила в косметический салон и упросила Глиннис принять ее без предварительной записи, а затем целый час сомневалась в правильности своего решения, пока ее пышные длинные волосы прядь за прядью падали на пол. В результате этой болезненной процедуры возникла незнакомка с короткой стрижкой неровными прядками и огромными глазами.

— Как вам нравится? — спросила Глиннис, держа зеркало так, чтобы Пич могла видеть свой затылок.

— Не знала, что шея может выглядеть такой… такой голой, — растерянно сказала Пич.

Глиннис улыбнулась ей и заговорщицки подмигнула.

— Вам к этой прическе нужна новая одежда, нечто такое, знаете, с намеком, что вы — женщина живая и горячая, чертовски горячая!

Пич никогда бы про себя не сказала, что она горячая женщина. По дороге к «Тутсиз», ее любимому салону одежды, она вдруг сказала себе: а почему бы и нет? До этого она всегда покупала только классические модели самых престижных модельеров. Так одевались все богатые женщины Хьюстона. Сегодня она шокировала продавщицу, примеряя самые вызывающие костюмы восьмого размера, какие только могла отыскать.

Пич приехала домой поздно, нагруженная свертками до такой степени, что ей пришлось позвонить в дверь. Делия открыла дверь и оглядела ее с головы до ног. Взгляд ее задержался на глубоком вырезе нового наряда Пич.

— Хозяйки нет дома, — наконец мрачно сказала она, — но, что бы вы ни продавали, она наверняка ничего не купит.

— О, она уже купила, — восторженно объявила Пич.

— Пресвятая Дева, это вы, мисс Пич? — воскликнула Делия.

— Да уж не Джулия Робертс.

— Вы меня провели, это точно, — ответила Делия, забирая у Пич свертки. — Не знаю, что вы с собой сделали, но вам, безусловно, идет. Вы выглядите намного моложе.

Пич вошла вслед за Делией в дом, положила оставшиеся пакеты и оглядела себя в зеркале, поразившись тому, как мини-юбка облегает ее снова ставший плоским живот.

Из гостиной вышла Белла.

— Что у вас за суета? О, вот это да! Ты действительно чудесно выглядишь, дорогая.

— Я еще не привыкла к своей новой прическе, — сказала Пич, проводя рукой по коротко стриженной гриве. — Вам правда нравится?

— Очень нравится, — заявили Белла и Делия в один голос.

— Нам следует завтра куда-нибудь пойти, чтобы показать тебя обществу, — сказала Белла. — Как насчет обеда в Загородном клубе Ривер-Оукс?

— Я не была там уже много месяцев.

— Но ты ведь все еще считаешься его членом?

— Полагаю, что да, по крайней мере до окончательного развода.

— Идите, мисс Пич. Вам надо всем показаться в новом виде. Те дамы, с которыми вы водились, — в устах Делии слово «дамы» звучало как ругательство, — умрут от зависти.


Загородный клуб Ривер-Оукс можно определить одним словом: деньги. Все — начиная от газона и кончая позолоченными дверными ручками — кричало об огромных деньгах, вложенных в его строительство. И все лишь для того, чтобы потешить самолюбие его честолюбивых членов. Воистину храм достигнутого благополучия.

Когда Пич проехала через массивные ворота с колоннами, она вспомнила, что Герберт хотел установить такие же у их дома. Слава Богу, не успел. Она остановилась у главного входа, отдала ключи от «ягуара» подскочившему слуге, затем взяла под руку Беллу и зашагала ко входу.

— Не уверена, что это удачная идея, — прошептала Пич.

Хотя день был рабочий, вся хьюстонская элита — и почти со всеми она была знакома — находилась здесь. Вот только сегодня их давнишние знакомые старательно делали вид, что не замечают вдову и дочь опального сенатора.

А ведь всего год назад эти же люди изо всех сил добивались их расположения, заискивали перед ними. Не то чтобы ей хотелось, чтобы перед ней заискивали. Хватило бы и простого «привет».

Видимо, эти мысли тревожили ее одну, потому что Белла беспечно сказала:

— Я бы выпила «Кровавую Мери». А ты?

— Я бы тоже, — вздохнула Пич.

Когда Пич вошла в бар, несколько мужчин бросили на нее оценивающий взгляд. Они прямо-таки пожирали глазами ее голые ноги. Ох, и зачем она надела мини-юбку? Настроение совсем испортилось.

Но она не позволила себе раскисать. Подражая матери, она выпрямилась, гордо подняла голову и с невозмутимым видом прошествовала следом за ней к одному из свободных столиков. Пич бросила курить пять лет назад, но сейчас ей так же сильно хотелось сигарету, как наркоману очередную дозу. По крайней мере ей было бы чем занять руки.

Белла огляделась вокруг, благосклонно кивая сидящим за соседними столиками, потом снова повернулась к Пич:

— Я знаю, тебе странно быть здесь без Герберта, но сделай вид, что тебе весело.

Появление официанта избавило Пич от необходимости отвечать.

— Приятно вас снова видеть, леди, — сказал он перед тем, как принять их заказ.

По крайней мере хоть кто-то рад их видеть, подумала Пич. Но с другой стороны, ему ведь и платят за то, чтобы он был вежливым.

Взрыв смеха на противоположном конце зала привлек ее внимание. Она посмотрела в ту сторону и увидела Герберта, сидящего за столиком вместе с женщиной. Это была Луиза Деграсс, богатая трижды вдова из высшего света, которой, по слухам, было больше пятидесяти. Конечно, на первый взгляд ей столько не дашь. Пич знала, что Герберт как следует потрудился над ее лицом.

Пока Пич украдкой разглядывала их, Герберт и Луиза то и дело брались за руки и улыбались друг другу. Должно быть, Луиза и есть та, другая женщина, подумала Пич. Что ж, все ясно. Луиза сейчас, конечно, куда богаче, чем она. Да, Герберт всегда умел хорошо устроиться.

— Мне, как всегда, везет, — пробормотала Пич. — Посмотри, кто там сидит.

Белла небрежно махнула зятю рукой, словно королева, приветствующая своего очередного подданного.

— Сделай вид, что рада его видеть.

Сжав зубы, Пич тоже помахала рукой.

Хотя она была уверена, что Герберт и Луиза их заметили, никто из них не помахал им в ответ. Сначала Пич решила не обращать на это внимания, но потом вспомнила, что ради близнецов она хотела развестись по-дружески — значит, надо наладить с ними отношения. Она поднялась, подошла к их столику и остановилась у стула Герберта.

— Добрый день, — произнесла она, улыбаясь ему и его спутнице любезной, как она надеялась, улыбкой.

Герберт и Луиза обменялись многозначительным взглядом. Затем Луиза положила ладонь на стол так, чтобы от внимания Пич не ускользнуло наличие обручального кольца с большим бриллиантом на безымянном пальце.

— Чему мы обязаны такой честью? — холодно осведомился Герберт.

У Пич даже руки зачесались, так хотелось врезать ему по физиономии.

— Просто хотела поздороваться. Ты хорошо выглядишь, Герберт.

Он пожал плечами:

— Рад, что тебе нравится мой новый гардероб. Хотя я лично предпочел бы старый.

Пич ослепительно улыбнулась, на этот раз без малейших усилий.

— Я всегда считала, что у тебя отличный вкус, — я имею в виду одежду, — заметила Пич, бросая быстрый взгляд на Луизу.

Герберт поднял брови и снисходительно улыбнулся. А потом сказал так, чтобы услышали за соседними столиками:

— Жаль, что не могу ответить тебе тем же. В самом деле, Пич, тебе не кажется, что это платье слишком вызывающее для женщины твоего возраста?

Пич знала, что через десять минут у нее будет с десяток достойных ответов на его слова. Но в тот момент, как обычно, в голове было пусто. Она повернулась и поспешно ретировалась к своему столику.