Александра Торн - Драгоценный дар

— У него должно было быть много бумаг, папок и записей в вашингтонском кабинете, — сказал Ари. — Что с ними произошло?

— Его помощник, Рэндольф Сперлинг, уложил их в коробки и переправил сюда. Они в гараже, вместе с кое-какой мебелью из Бель-Терр.

— Тогда именно там и начнем поиски, — решил Ари.

Пич чуть не разрыдалась от облегчения. Так приятно, — что она не одна будет заниматься очередным расследованием, что рядом будет Ари, на которого всегда можно положиться.

Ари уже был на ногах.

— Пошли, Пич. Пора браться за работу.

— А что, если книги в его бумагах нет?

— Сомневаюсь, что он сам ее печатал. Я почти уверен, что он ее кому-то диктовал. Нам остается лишь найти этого человека.

— Ты так легко об этом говоришь. А если мы ничего не найдем в гараже?

— Следующий логический шаг — поехать в Вашингтон и поговорить с людьми, которых знал твой отец.

— Я помогу вам всем, чем смогу, — сказала Белла.

Она продолжала удивлять Пич.

— Ты заодно с нами в этом деле, ма?

— Единственная причина, по которой я раньше не была с тобой заодно, это потому, что я не хотела причинить тебе боль. Я знала, как ты преклонялась перед отцом. Не хотелось отнимать у тебя последнюю иллюзию — остальные и так разбились.

— Наверное, мы оба считали, что поступаем, как тебе лучше, — подтвердил Ари. — Я знал, что у твоего отца были могущественные враги, и не хотел, чтобы они достались по наследству тебе.

Пич глядела на них и думала, что если бы это был мюзикл, то ей как раз пора запеть с воодушевлением: «Как один день не похож на другой».

— Почему же, когда вы узнали про книгу, вы передумали?

— Потому, что это оружие, — ответила Белла. — Думаю, именно об этом говорил твой отец в последний день, когда просил тебя не дать этим ублюдкам уйти от ответа. Я думаю, он хотел, чтобы ты воспользовалась этим оружием.

Я никогда не задаю им жару. Я просто говорю правду, и им становится жарко, как в аду.

Президент Гарри Трумэн

Хотя в салоне первого класса реактивного лайнера ничто не угрожало спящей Пич, Ари продолжал бодрствовать, чтобы охранять ее. Несмотря на тени под глазами и суровую морщинку, казалось, навсегда прорезавшую ее лоб, он никогда не видел более прекрасной женщины и никогда так не желал ни одну из них.

В тот день когда налетел торнадо и он понял, что она сейчас может погибнуть, он отдал ей себя целиком, и тело и душу, и не просто на несколько дней, но на всю оставшуюся жизнь. Он жизнь бы отдал, лишь бы только положить конец этим бесконечным бедствиям, преследующим ее. Но он мог только быть рядом.

Его чутье подсказывало ему, что они, возможно, собираются растревожить осиное гнездо в столице. Люди, уничтожившие Блэкджека, играли жестко. Сможет ли он уберечь Пич от беды, когда эти люди узнают о существовании книги?

За себя Ари не боялся. Дьявол, бывали времена, когда он смеялся в лицо смерти и страстно желал ее. Но Пич!.. Он разрывался между желанием помочь ей найти эту книгу-иголку в вашингтонском стоге сена и ужасом перед тем, что может с ней случиться, если им это удастся.

Пич проснулась, когда самолет начал снижаться. Она повернулась к нему с удивленной улыбкой.

— Мне нравится просыпаться рядом с тобой, — произнесла она сонно, зевнула и потянулась.

— Мне это тоже нравится, особенно как ты потягиваешься.

— Что в этом такого особенного?

— Тебе не понять.

— Попробуй объяснить.

— Это мужской секрет, леди босс. Когда ты поднимаешь руки за голову и выгибаешь спину, я вижу сквозь блузку очертания сосков.

— Ты прав, это мужской секрет, — ответила Пич с лукавой улыбкой, а потом снова потянулась, и на этот раз подольше.

Жар, заливший его чресла, напомнил Ари о приятных сторонах этой поездки. Завтра они займутся делами. Но сегодняшняя ночь принадлежит им.

Мысль о перспективе провести ночь с Ари заставляла сердце Пич бешено прыгать в груди, пока они ехали в такси из аэропорта Даллас в отель «Кентербери». Ари сказал, что займется с ней любовью, когда все — обстановка, атмосфера — будет идеальным. Окажется ли номер пятизвездочного отеля достаточно идеальным? И что ей делать, если нет?

Пич хихикнула, представив себе, как попытается изнасиловать мускулистого мужчину вдвое больше ее самой. Не ужаснется ли он, узнав, как сильно она мечтает об этом? Не сочтет ли ее помешанной на сексе, если узнает, что при одном взгляде на него у нее внизу живота начинаются спазмы, а нежная плоть между бедрами становится влажной?

— Ты когда-нибудь останавливалась в «Кентербери»? — ворвался в ее мысли голос Ари.

— Обычно я останавливаюсь во «Временах года», — ответила она.

— «Кентербери» не столь популярен, но, по-моему, куда привлекательнее. Он расположен на тихой, тенистой улице, а номера обставлены антикварной мебелью.

— Звучит очень мило. — С ее точки зрения, прекрасно подошла бы и комната в мотеле для дальнобойщиков, лишь бы в ней имелась кровать. Никогда она так не желала мужчину, как желала Ари, и это желание уже превращалось для нее в пытку.

А ведь Синди, наверное, испытывает то же самое, вдруг подумала Пич. А что, если после их первой ночи Ари в ней разочаруется и обратит внимание на мисс Даунинг? Ну что ж, чему быть, того не миновать. Но по крайней мере этой ночью она возьмет у него все сполна.

«Кентербери» полностью совпал с описанием Ари. Улица оказалась тихой и тенистой, администратор у стойки регистрации вежливо и быстро оформил им номер. Через несколько минут они уже были одни в прелестной, уставленной цветами маленькой гостиной.

— Твоя идея? — спросила она, оглядывая вазы с желтыми розами и шампанское в наполненном льдом серебряном ведерке. — Или это все от щедрот управляющего гостиницы?

— Я перестарался?

Склонив голову набок, Пич сделала вид, будто обдумывает его вопрос.

— Если только в дверь не постучит скрипач, чтобы спеть нам серенаду, то нет.

— Черт возьми, как это я не подумал об этом?

Пич хихикнула.

— Потому что ты не такой изобретательный, как я.

— Буду над собой работать. Хочешь посмотреть остальные комнаты?

— Пока что нет. — Минуту назад Пич умирала от желания оказаться наедине с ним в спальне, а теперь вдруг ужасно перепугалась. Она совершенно не знала, что делать дальше. Она никогда не оказывалась в номере отеля наедине с мужчиной, не считая Герберта.

— Ты нервничаешь? — спросил Ари.

— Даже ноги подгибаются, сейчас упаду.

— В общем, идея именно в этом, — усмехнулся Ари.

Вспыхнув, Пич подошла к окну и притворилась, что рассматривает улицу внизу, тем временем перебирая в уме свои достоинства — или их отсутствие. Ари разочарует ее тело, разве только ему каким-то чудом нравятся растяжки на коже. И сексуального опыта у нее маловато. Господи, да она почти ничего не умеет! Катастрофа! Может, стоит сбежать прямо сейчас, пока она еще не опозорилась?

— Как насчет бокала шампанского? — спросил он. — Он поможет тебе расслабиться, а то ты напряжена как струна.

Она повернулась к нему лицом.

— Может потребоваться вся бутылка. Боюсь, я сделаю что-то не так.

Ари подал ей полный до краев бокал, затем сел на хрупкую на вид старинную кушетку и жестом пригласил ее сесть рядом.

— Тебе не надо ничего делать. Никаких правил не существует, Пич. Я счастлив просто быть здесь с тобой и немного поговорить. Мне так много хочется узнать о тебе.

— Например?

— Для начала, откуда у тебя такое имя?

— Папа в первый раз взглянул на меня после моего рождения и сказал, что я напоминаю ему спелый персик[4]. Мне повезло, ведь он собирался назвать меня в честь тети Гермионы, а прижилось имя Пич.

Ари рассмеялся низким мужественным смехом, так непохожим на резкий, неприятный смех Герберта.

— Да, лучше уж Пич.

Пич сделала глоток вина, потом взглянула на него. Они сидели так близко, что их бедра соприкасались.

Она чувствовала его мышцы. Он обнял ее за плечи. Господи, как это приятно!

— О чем ты думаешь? — спросил он хриплым голосом, от которого по спине пробежали мурашки.

— Мне стало интересно, как выглядит спальня, — ответила она со своей обычной прямотой.

— Пошли проверим?

Ее ответное «да» прозвучало едва слышно.

Ари встал.

Пич сбросила туфли на высоких каблуках и пошла вслед за ним, чувствуя, как покраснели ее щеки при виде широкой старинной кровати с пушистым покрывалом, на котором словно было написано «Залезай!».

— Ты должна согласиться, что это гораздо лучше спальни для гостей у тебя дома, когда этажом ниже спит твоя мать, — сказал Ари, заключая ее в свои объятия и целуя в шею.

— Да, конечно, но гостевая спальня тоже подошла бы. Я не кричу, если тебя именно это тревожило.

— Ты хочешь сказать, что раньше не кричала, — ответил он, прижимая ее к себе так крепко, что она смогла ощутить всю длину его восставшей плоти у своего живота. И что это была за длина!

— Разве нам не надо обсудить, что мы будем делать завтра? — спросила Пич.

— До завтра еще много времени.

Ари улыбнулся ей, и эта улыбка сказала все. У него был вид нетерпеливого мальчишки под вечер Рождества перед горой свертков с подарками. Только сверток перед Ари был один. Она сама. Пич молила Бога, чтобы он не слишком придирался к своему подарку.

— Может, тогда обсудим, чем мы будем заниматься сегодня вечером?

Он наклонил голову и пощекотал языком ее нижнюю губу.

— Если ты о ресторане, то мы можем заказать ужин в номер. Я надеялся получить тебя на десерт.

— Все обещания да обещания, — пробормотала она, но он заставил ее замолчать поцелуем.

Ари страстно впился в ее рот, крепко прижал к себе, пробовал ее на вкус, вдыхал ее аромат и желал так сильно, что ему потребовалась вся его сила воли, чтобы удержаться, не сорвать с нее одежду, уложить на ковер и взять тут же и немедленно.

Охватившее его желание было сильным и примитивным — «я Тарзан, а ты Джейн». Его плоть стала такой твердой, какой не бывала и в юности, когда он часами тискался на заднем сиденье автомобиля с девчонками, чьи лица и имена давно уже стерлись из его памяти.

В те дни Ари позволял тестостерону управлять своими поступками. Но даже тогда никогда не говорил женщине лживых слов и не давал пустых обещаний, которые не мог выполнить. Теперь же ему хотелось пообещать Пич весь мир.

Он оторвался от нее ровно настолько, чтобы перевести дыхание и обуздать свой слишком горячий пыл, взял за руку и увлек за собой на кровать.

— Надеюсь, когда-нибудь, когда ты будешь оглядываться на свою жизнь, ты сочтешь все, что делала с другими мужчинами, всего лишь вступлением.

— Не так уж много мне придется вспоминать. Их было всего двое.

Двое? Значит, кроме Герберта, был кто-то еще? Ари внезапно обнаружил, что ужасно ревнует.

— Всего двое? Как же это тебя миновала сексуальная революция? — Слова сорвались с его языка прежде, чем он успел его прикусить. Ну почему он все портит?

— Я была старшей дочерью. Не хотела ставить в неловкое положение отца, если мое имя появится на первой странице газет.

Ари поцеловал ее в лоб, в кончик носа, потом ущипнул губами за мочку уха.

— Знаю о Герберте. А кто был второй?

— Ланс Латроп, мой одноклассник.

Ари расстегивал пуговицы на спине ее блузки, одновременно целуя ее в бьющуюся жилку на шее.

— Латроп — это настоящее его имя?

— Да. И очень известное. У его родителей крупное состояние. Я была по уши влюблена в него три недели.

— Не слишком долго. Что случилось?

Она вздохнула:

— Ланс случился. Я умирала от желания побольше узнать о сексе. И он меня уважил. Это было ужасно.

Ари закончил расстегивать блузку, стянул ее с плеч и бросил на пол.

— Я рад.

— Не слишком милосердно с твоей стороны.

Он спустил с ее плеч бретельки бюстгальтера.

— Я тебя честно предупреждаю, во мне не остается ни капельки милосердия, когда речь заходит о тебе и других мужчинах.

— Эй, никак ты ревнуешь?

— Точно, черт побери, ревную к любому мужчине, который когда-либо смотрел на тебя. — Он расстегнул застежки ее бюстгальтера, и тот упал. Ее груди полностью соответствовали тому, что рисовалось в его воображении всякий раз, когда он глядел на нее. Он нагнул голову и попробовал их на вкус, пока его пальцы расстегивали пуговку, удерживающую ее юбку на талии. Потом встал и притянул ее к себе, позволяя юбке соскользнуть на пол. Нижняя шелковая юбка со свистящим шелестом последовала за ней.