Нет, она не может быть с ним только потому, что детям нужен отец, – рядом с ней должен быть любящий мужчина, который бы ей доверял.

Гэвин спросил:

– Так это окончательное решение? Ты остаешься здесь?

– Ты же слышал, что сказал отец. Он все простил мне. Спасибо за то, что приютил у себя, но теперь можешь наконец начать жить по-прежнему. Если пришлешь мне мои вещи, я буду благодарна.

Теперь он заговорил ледяным голосом:

– Да ты еще та штучка. Если бы не беременность, ты бы не стала искать меня, не так ли?

– Но это ведь не я покинула Вегас без капли сожаления, – вырвалось у нее, прежде чем она смогла удержаться.

Как вообще они дошли до взаимных упреков? Та ночь в Вегасе была волшебной – и все закончилось так банально? Кэсс хотелось услышать от Гэвина, что он ее любит, хочет сделать своей женой и предложить ей вернуться с ним в Северную Каролину, чтобы дети родились в законном браке. Но ничего такого не произошло. Он просто с ненавистью и осуждением смотрел на нее. Когда молчание стало невыносимым, он произнес, взявшись за дверную ручку:

– Удачи, Кэссиди.

Она выпалила в ответ, вне себя от злости:

– Не забудь прислать счет за самолет. Я Корелли, мы можем себе это позволить.

Должно быть, все эмоции, которые читались в его взгляде, отразились и на ее лице. Как она могла сказать ему такое? Наверное, они и впрямь не пара, и, останься вместе, довели бы друг друга.

Гэвин встряхнулся, точно желая проснуться от кошмарного сна:

– Это за мой счет, – произнес он ледяным тоном. – Считай, что это плата за ту безумную ночь в Вегасе.


Проходив по ярко освещенным улицам Вегаса целый час, Гэвин наконец отправился на поиски Патрика. Тот был в гостиничном комплексе Мандалай-Бэй у игрового автомата. Он с удивлением посмотрел на Гэвина.

– Где Кэссиди?

Он даже не мог встретить взгляд младшего брата, чувствуя, что все по-прежнему кипит внутри.

– Она дома, с семьей. Если ты не против, я готов лететь домой.

Лицо Патрика погрустнело.

– А я думал, мы останемся на пару деньков.

– Может быть, в другой раз.

«Может быть, никогда», – подумал Гэвин. Ему не хотелось больше возвращаться в Вегас. Кэссиди подарила ему эфемерную надежду на счастье и тепло, но все это оказалось миражем. Он опять совершил ошибку с женщиной, и на сей раз он может и не оправиться.


Кэссиди посвящала все свое время работе, что успокаивала ее, как и мысль о детях. Каждый день она разговаривала со своими малышами и читала им сказки на ночь. Отношения с отцом и братом налаживались. Карло, все еще стыдясь своего поступка, был паинькой, Джианни Корелли старался изменить свое мировоззрение. Обоим приходилось нелегко, ведь в их венах текла итальянская кровь, а в генах была заложена многовековая история шовинизма. Но они старались, и Кэссиди ценила это.

Ночью же, когда было нечем занять мысли, она думала о Гэвине, говорила себе, что со временем все наладится и она не будет мечтать о его прикосновениях. Но пока прогресса не было видно. Однако Кэссиди не позволяла себе плакать, все время помня о малышах. Она будет сильной ради них. Они – ее семья. Думая о будущем, она не могла представить, как сможет компенсировать им отсутствие отца. Она всю жизнь ждала своего идеального мужчину – сильного, любящего, благородного, доброго. Может, ее требования были слишком высоки? Наверное, было несправедливо требовать от Гэвина стать отцом вот так, сразу, после единственной ночи с ним. Да, он проявлял к ней интерес, но секс – недостаточно сильное средство для скрепления брака, особенно, если учесть, что они едва знают друг друга. Хотя Кэссиди могла бы сказать, что уже знает Гэвина – может быть, даже больше, чем он об этом догадывался. Достаточно было увидеть их отношения с матерью и братьями, понаблюдать за ним, когда он предлагал ей помощь, даже сомневаясь в глубине души.

О, она понимала, отчего влюбилась в него! Но сейчас единственное мудрое решение – не печалиться, а сохранить обо всем добрые воспоминания. Гэвину нужна женщина, вне сомнений, но очевидно, не она.

Кэссиди подумывала о том, чтобы съехать от отца, но понимала, что ей скоро понадобится помощь, потому сейчас не время начинать жить одной. Отец, конечно, вряд ли сможет сильно помочь, но Карло проявлял активный интерес к будущим племянникам.

В один прекрасный день из Северной Каролины доставили мебель для детской. Тогда Кэссиди в первый и последний раз нарушила данный себе обет не плакать. Брат помог ей собрать кроватку и ушел играть в баскетбол с друзьями, отец был в казино, а Кэсс, оставшись одна, сидела на полу будущей детской и рыдала, вспомнив тот день, когда они с Гэвином выбирали вещи для детей. Она тогда надеялась, что все образуется, и даже начала прикидывать, как могла бы использовать свой талант и навыки в Силвер-Глен. Как наивна она была, как заблуждалась!

Дважды с момента расставания она порывалась слетать в Северную Каролину и попробовать восстановить отношения с Гэвином. Но оба раза говорила себе, что, если бы он хотел, он бы прилетел сам. Молчание говорило о многом.

Настал день, когда Кэссиди отложила свою модную одежду и начала носить вещи для беременных. Она надевала их с гордостью, не думая ни секунды о том, что набрала лишний вес. Когда у тебя разбито сердце, сделать это достаточно сложно. И все же она до сих пор с удивлением смотрела в зеркало на свой округлившийся живот, чувствуя себя одновременно разбитой и воодушевленной. Утреннее недомогание прекратилось, но постоянная усталость ее не покидала.

Кэссиди поняла, что с нетерпением считает дни до родов, отчасти оттого, что ждала появления малышей на свет, но самое главное – потому, что когда они родятся, можно было позвонить наконец Гэвину. Что он скажет? Захочет ли вообще узнать результаты анализа? Этот мужчина был загадкой.


После возвращения из Вегаса Гэвин встретился с тремя крупными клиентами – вообще, дел было по горло, нужно было решать проблемы, выдвигать предложения по улучшению бизнеса и так далее. Думая о Кэссиди, он не мог избавиться от ощущения, что с ней он потерпел огромную неудачу, а это было не в его характере. Как вообще это произошло – ведь он уже был готов признаться ей, что верит в свое отцовство и хочет, чтобы она осталась… возможно, навсегда. Но когда отец принял ее назад с распростертыми объятиями, Гэвин потерял контроль над собой.

Если бы была хотя бы призрачная надежда на ее любовь, он бы не стал молчать. Но Гэвин ни секунды не сомневался в том, что Кэссиди бросилась к нему лишь оттого, что ей некуда было идти в сложившейся ситуации. Она не хотела становиться матерью, а он стал причиной крутых перемен в ее жизни, вот и все. Она была яркой и удивительно живой и заслуживала лучшего спутника жизни, чем он, циник. Но, говоря себе, что все закончилось вполне ожидаемо, Гэвин не верил этому в глубине души, особенно бессонными ночами, наполненными тоской. Кэссиди подарила ему новую жизнь, оживив своим присутствием его унылое существование, заставила его хотеть… чувствовать.

Впервые в жизни он почувствовал потребность с кем-то поговорить, хотя обычно привык решать все сам. Ему мешала лишь гордость. И поэтому, когда однажды утром появился Конор, было непонятно, к лучшему это или нет.

Он увидел брата, сидя на заднем крыльце и завязывая шнурки перед утренней пробежкой. Тот был тоже одет по-спортивному, и Гэвин с подозрением посмотрел на него.

– Это какое-то совпадение?

За его домом в горах пролегала извилистая дорожка длиной больше километра – подъем был крутым и сложным, и обычно Гэвин пробегал туда и обратно три раза.

Конор улыбнулся и пожал плечами.

– Я знаю о твоей привычке, а мне лишний раз пробежаться не мешает. Устроим гонку к вершине горы.

И не дожидаясь ответа, брат побежал, его длинные ноги так и мелькали. Дух соревнования захватил Гэвина, и он ринулся вдогонку: нельзя было позволить этому сосунку одержать верх!

Но Конор все-таки был лыжником с самого детства. К тому же он стартовал раньше. Добежав до вершины, братья на рекордной скорости понеслись вниз по узкой тропинке, затем – снова наверх. На пятый раз Гэвин понял, что больше бежать не в силах. Пот струился по спине и застилал глаза, мышцы, казалось, разрываются, легкие жгло огнем. Они оба заметно замедлились, но продолжали локтями выталкивать друг друга с тропки. Порой кто-то притормаживал передохнуть, и тогда соперник проносился мимо с триумфом. Пробежав туда-обратно в пятый раз, Конор поднял руку.

– Хватит!

Он наклонился, положив руки на колени, тяжело дыша.

Гэвин встал рядом в точно такой же позе.

– Что это вообще было? – спросил он.

– Ты строишь из себя затворника, а это плохо для душевного состояния.

– И давно ты стал философом?

Конор не ответил. Выпрямившись и вытерев пот со лба, он признал:

– Влажность адская.

Гэвин согласился, но не отступил:

– Почему ты здесь, Конор?

В глазах брата, несмотря на усталость, зажегся озорной огонек.

– Патрик рассказывал мне о встрече с твоей сексуальной гостьей. Сказал, что летал с вами в Вегас.

– Его это не касается.

– Он сказал, что Кэссиди – просто милашка.

Гэвин ощутил, как спазм сжал горло.

– Пусть держится от нее подальше.

– Почему это? Ты, я так понял, ею не интересуешься.

В глазах его потемнело от ярости, и реакция не заставила себя долго ждать. Размахнувшись, он ударил брата в челюсть, вложив в этот удар всю злость и гнев, так что даже рука заболела. Конор пошатнулся, но устоял. С его лица исчезла улыбка. Потерев подбородок, он произнес:

– Ну ты и псих!

Гэвин в глубине души был с ним согласен, но вслух признавать свои промахи не собирался.

– У меня все прекрасно.

– Послушай меня, Гэвин. Я ведь знаю тебя как облупленного. Ты перфекционист, никогда не признаешь за собой право на ошибку, и так повелось с тех пор, когда произошел тот случай с девицей.

– Ты имеешь в виду, когда я повел себя как полный идиот и очутился за решеткой? – зло переспросил Гэвин, дивясь тому, что живо помнит все подробности до сих пор.

Конор прислонился к балке крыльца.

– Может, я и не говорил тебе, но мы тогда с Патриком тобой восхищались. Да и до сих пор уважаем твой поступок.

– Не хочу об этом говорить.

– Ты отправился в тюрьму, Гэвин – на целых пять ночей, зная, что ты невиновен, и не позволил семье заплатить выкуп. Ты же был не виноват в том, что та девчонка оказалась психопаткой. Это вообще было твое первое свидание, и ты за него дорого заплатил – я бы даже сказал, что ты до сих пор расплачиваешься.

Было невыносимо признавать правоту младшего брата.

– Мне следовало знать, – пробормотал Гэвин.

– Да любой парень на твоем месте попался бы! Она была симпатичной и сексуальной, и она первая назначила тебе свидание. Как ты мог знать, что она объявит тебя насильником?

– Ты знаешь, что мама хотела заплатить?

– Но не потому, что сочла тебя виновным.

– Тогда почему?

– Она не могла смириться с тем, что ты за решеткой. Да и никто из нас этого не хотел.

– Но вы сомневались.

В первый раз в жизни Гэвин произнес это вслух.

Раньше он заглушал этот тихий противный голосок в глубине сознания, нашептывающий ему неприятные до боли подозрения.

Конор пристально посмотрел на него, точно желая прочесть его мысли.

– Нет. Мы были в шоке, тревожились за тебя и были ужасно расстроены, но мы бы никогда не подумали, что ты насильник. О боже, Гэвин, как ты можешь такое говорить.

Гэвин посмотрел вдаль, не в силах встретить взгляд брата. Все, о чем они говорили, было в прошлом, и репутация его была чиста. Остался лишь страх вновь совершить ошибку.

– Я едва знаю Кэссиди, – вымолвил он наконец.

Конор понял его невысказанную мысль.

– Гэвин, когда полупьяный водитель сбивает человека, тот, оправившись, начинает бояться всего, не в силах признать, что это всего лишь несчастный случай, неудача. – Он помолчал. – Ты не сделал ничего плохого. Встретил симпатичную девушку в университете и пригласил ее на свидание. Она сыграла с тобой злую шутку, но не получила ничего. Вероятность второго подобного случая равна нулю. Ты же общался с Кэссиди, пусть не годы и месяцы, но все же. Доверься своим инстинктам, они не подведут. Ты взрослый мужчина, а не ребенок.

– И слава богу! – тихо произнес Гэвин с облегчением. – Спасибо за откровенный разговор, братишка.

Конор провел подошвой кроссовки по траве.

– Так что ты собираешься делать дальше?

– Ты о чем?

– Не прикидывайся дурачком. О Кэссиди.

– Я ценю твою заботу, Конор, но со своими любовными делами я разберусь сам.

– А ты и вправду любишь ее?

В глазах брата не было ни усмешки, ни зависти – лишь искреннее сочувствие, и этот взгляд проникал в самую душу, не давая шанса скрыть свои чувства. Гэвин сглотнул: