Ханна прошла в спальню, но, заслышав голос Питера, остановилась.

– Я так рад за вас, сэр.

Голос Дэвида ответил:

– Ну, пока рано радоваться, Питер, она темная лошадка: сильная воля под маской наивности.

– Я вижу ее ровно такой, как вы описывали, и единственное подходящее слово будет «милая».

– Да, милая. Но насколько она мила, это еще нужно посмотреть.

– О, все у вас получится. В этот раз не может не получиться.

Ханна тихонько вернулась в ванную и присела.

«В этот раз не может не получиться».

Выходит, бывали и другие подобные ситуации, которые сложились неудачно.

И она кажется по-детски наивной, верно?

Что ж, не так уж она и наивна. Она специально уточнила у Дэвида: «Никакого подвоха?», имея в виду именно это. А чего от этих встреч ожидала она сама? Внутренний голос решил проявиться сейчас, заявив: «Ну, что же ты не ответишь сама себе? Ты же прекрасно знаешь, что случится в конечном итоге».

Нет. Нет! Ханна вскочила на ноги. Как бы то ни было, она не должна так поступать, она не сможет смотреть в глаза Хамфри.

«Проклятый Хамфри!» – голос почти криком взорвался в ее голове и прозвучал настолько громко, что она прихлопнула рот ладошкой и быстро обвела взглядом комнату. Что на нее нашло? Чуть не завопила «Проклятый Хамфри!». Никакие прежние происшествия не могли вызвать у нее подобной реакции. «Что ж, – снова встрял внутренний голос, – в твоей жизни пока не было ничего такого, что заставило бы тебя бояться неудовольствия мужа настолько, насколько ты боишься сейчас».

«Я не боюсь. Я не боюсь Хамфри, просто не хочу причинять ему боль».

«Тогда зачем проклинать его?»

О. Вместо ответа Ханна распахнула дверь ванной и достаточно громко хлопнула ею, чтобы дать знать о своем возвращении. Когда она снова вошла в комнату, Дэвид сидел на диване. При виде ее он немедленно поднялся и спросил:

– Вы нашли все, что нужно?

– Не совсем. – Ханна постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно. – Заколка осталась в моей сумке. – Она подошла к дивану и взяла сумку, а потом добавила: – К тому же на вашей полке я не нашла помаду.

– Ах, дорогая! Дорогая! Какая жалость. Обычно у меня всегда при себе… Подождите минуточку… – Дэвид сделал вид, будто ощупывает свои карманы.

 Но Ханна уже вернулась в ванную комнату, и снова дверь за ней хлопнула. Она не стала немедленно открывать сумочку, просто стояла и смотрела в зеркало, потом мягко сказала своему отражению:

– Хорошо бы ты сохранило прежнюю иллюзию наивности.


* * *

Они не смогли найти билетов ни на мюзикл, ни на заинтересовавшую пьесу, поэтому пошли в кино и почти час просидели, наблюдая за будоражащими мысли кошмарами, которые происходили с невинными людьми в Америке во времена охоты на ведьм. Потом переглянулись.

Дэвид наклонил к Ханне голову и прошептал:

– Может быть, достаточно?

– Более чем, – ответила она.

Они спокойно вышли из зала и на улице рассмеялись, когда Дэвид заметил:

– Это уже второе развлекательное мероприятие, с которого мы сбежали. Интересно, какое станет третьим? Ну, что теперь? Сейчас уже почти полдесятого. Как насчет немного перекусить где-нибудь?

– О, нет-нет, спасибо. К тому моменту, когда я доберусь домой, будет уже очень поздно.

– Ханна, – Крейвентон взял ее за руку и повел вдоль по улице, – у вас нет никого, кто отмечал бы по часам ваши возвращения, и где это видано, чтобы в выходной день люди так рано приходили домой? Пойдемте!

– Нет, я все же откажусь.

– Что ж, как насчет чашечки какого-нибудь согревающего напитка?

Ханна взглянула на него и сказала:

– Спорю, вы знаете поблизости уютное местечко, где мы сможем найти столик в уголке.

Дэвид снова звонко рассмеялся, притянул Ханну поближе к себе и спросил:

– Думаете, просчитали меня?

– Нет, что вы.

– Ну-ну.

– Что ж, по части поесть и выпить, возможно, и просчитала.

– Понимаете ли, мадам, могу вас заверить, что для меня имеется кое-что поважнее еды и питья, и вы не узнаете, что именно, если сейчас броситесь бежать домой, чтобы оказаться там настолько же рано, как и каждый вечер до этого. Вот если бы вас звали Золушкой, а часы били полночь, тогда вашу спешку можно было бы извинить. Ну хотя бы на чашечку чая из уличного ларька вы согласитесь?

– Вы знаете палатку, которая открыта в этот час ночи?

– Этот час ночи? Всю ночь. Всю ночь напролет.

Ханна засмеялась, потом сказала:

– Хорошо, ведите.

Десятью минутами позже они стояли вместе с четырьмя другими посетителями у палатки и пили очень крепкий кофе. Дэвид долго выбирал между чаем, кофе или какао, но когда Ханна не смогла выпить и половину своего напитка, Крейвентон допил за нее, заметив:

– Вижу, вам ко многому нужно привыкать.

Она вздрогнула, и он спросил:

– Вы замерзли?

Получив отрицательный ответ, Дэвид предложил:

– Что ж, давайте прогуляемся вдоль набережной. Она прекрасна в этот час ночи.

Они зашагали по набережной. Через какое-то время остановились, чтобы понаблюдать за развлекательной прогулкой на катере, на палубе которого танцевали пары, и когда по воде до них докатились звуки музыки, Крейвентон повернулся к Ханне:

– Могу я пригласить вас на танец?

Он протянул к ней руки, она оттолкнула их, возмущенно заявив:

– А не многого ли вы хотите?

– Да! Да, я хочу танцевать, едва заслышу музыку.

– А потом за буйное поведение вас заберет полиция.

– Они не могут забрать меня только за то, что я танцую. Вот если вы начнете кричать, стражи порядка и впрямь вполне могут арестовать меня. И я не сомневаюсь, что вы закричите, стоит мне спросить, как мы собираемся провести завтрашний день?

Ханна кричать не стала, просто улыбнулась и ответила:

– Не знаю, что собираетесь делать вы, а я буду обедать с сестрой, ее мужем и их четырьмя головорезами.

– Прекрасно, а живут-то они где? Не в Корнуолле же? Вы уверены, что этот обед займет целый день?

– Пусть не целый, но большую его часть. Они живут в Илинге.

– Илинг? О, я знаю Илинг. Знаком кое с кем с улицы Норткорт Авеню.

– Я прохожу мимо Норткорт Авеню, когда иду к Джейни, – сказала Ханна. – Они живут в тупике Баттермир. Это всего на три или четыре улицы дальше.

– И это там ваш зять продает фрукты и овощи?

– О, нет, торгует он в центре города; и как я вам уже говорила, у него киоск на рынке, но сейчас он собирается прикупить еще другой магазин.

– И его фамилия Харпер?

– Да.

– И он живет в тупике Баттермир?

Ханна не ответила на вопрос, воскликнув:

– Вы же не сделаете этого?

– Почему нет? – Дэвид принял позу, начиная представление: – Добрый день, миссис Харпер. Надеюсь, вы уже отобедали. Я друг вашей сестры, друг для встреч по четвергам, и случайно проходил мимо. Понимаете, один мой знакомый живет поблизости на Норткорт Авеню. О, спасибо за приглашение, да, я, пожалуй, зайду на минуточку, – и он протянул свою руку, словно здороваясь с кем-то, при этом продолжив: – Да, и мне тоже очень приятно познакомиться. Много слышал о вас от Микки, вы ведь знаете Микки Макклина?

– Вы не посмеете!

– Конечно, посмею. Да, на самом деле посмею. Я вполне способен сделать что-то подобное. На тот случай, когда мне хочется чего-то очень-очень сильно, у меня есть некий потайной источник куража, к которому я всегда могу обратиться. В большинстве других ситуаций я проявляю трусость и просто сбегаю. Кажется, я бегу всю свою жизнь, но порой, изредка, я поворачиваюсь лицом к происходящему, и думаю, что завтра может статься как раз такой случай.

– Пожалуйста, не надо.

– Почему нет? – Теперь голос Дэвида был совершенно серьезен. – Если вы не пообещаете встретиться со мной завтра, для меня это будет обычное воскресенье. По воскресеньям я просыпаюсь поздно. Питер заранее интересуется, буду я обедать дома или нет. Если да, то он готовит превосходное жаркое; если же нет, то я обычно обхожусь без еды до самого вечера. Потом перекусываю где-нибудь и иногда, не часто, иду к Трафальгарской площади в церковь Святого Мартина на полях, а после службы спускаюсь вниз, чтобы узнать, не могу ли я чем-нибудь быть полезен. Но это совсем нечасто, потому что я отнюдь не склонен к благотворительности. Даже более, я далек от всего этого. Но я встречал людей, которые на самом деле являются филантропами в прямом смысле слова. Вот вам мой привычный воскресный день. Джилли и Наташа частенько приглашают меня в гости, но я чувствую, что им стоит посвятить этот день себе. Обычно они ходят на кладбище – навещают могилку Родни. А сейчас, даже не решившись пообедать со мной завтра, просто подумайте о том, например, как мы сможем повеселиться. Покатаемся на катере или возьмем напрокат машину, и я отвезу вас куда-нибудь далеко-далеко. С тех пор как я поселился в Лондоне, автомобиля у меня нет, но я частенько беру его напрокат. Можем поехать на побережье или в другое место, куда захотите. Просто подумайте над этим. Разве это будет не здорово?

Ханна мягко улыбнулась Дэвиду и покачала головой:

– Я не должна… То есть я не могу.

– Вы начали с «не должна». Снова Хамфри. Ладно, в котором часу возвращается Хамфри?

– По-разному, обычно около половины десятого.

– В половину десятого в воскресный вечер. – Дэвид дважды прищелкнул языком. – Так-так... Так-так. – Потом сказал: – Если мы не встретимся завтра, то я не увижу вас до самого четверга, если только вы не пообещаете пообедать со мной в какой-нибудь из дней до этого.

– Я не могу, нет… нет. Хамфри…

– О, Хам… фри. – Дэвид словно выплюнул надоевшее имя, и в его тоне слышалось раздражение, когда он продолжил: – Мне уже начинает сильно не нравиться этот ваш Хамфри.

Ханна не стала защищать мужа, объясняя Дэвиду, что он совсем не знает Хамфри и потому его слова несправедливы, вместо этого призналась:

– Мне бы хотелось пойти на службу в церковь Святого Мартина.

– Правда? О, это замечательно. Так и сделаем. И… и вы зайдете ко мне снова попить чаю, на этот раз настоящего? Как вы на это смотрите? Во сколько мы встретимся? Вы собираетесь к сестре на обед, я полагаю?

– Да, да, я должна. Мы… мы можем встретиться около трех или полчетвертого у станции метро Тоттенхэм-корт-роуд.

– Лучше в три, а? Это будет прекрасно. На самом деле прекрасно. Тогда я смогу допоздна поваляться в постели и съесть свое жаркое на обед. – Дэвид подхватил Ханну под руку и, притянув ее ближе, сказал: – Вы очень добры ко мне, и я вам безмерно благодарен.

И как ей было на это реагировать? Но ответа и не ожидалось; Дэвид показал на реку, где рассекало волны буксирное судно, и закричал:

– О, вот и она, Старушка Фанни-Дырявое-Дно!

– Что?

– Это старая баржа, я зову ее Старушка Фанни-Дырявое-Дно. Послушайте, что она бормочет. Просто прислушайтесь… Прислушайтесь к ней. Слышите? Вы ее слышите?

Ханна покачала головой, и он продолжил, посмеиваясь:

– Прислушайтесь: «Тук-тук-тук, тук-тук-тук, молю тебя… молю, не браню, молю. Тук-тук-тук, молю тебя».

Ханне пришлось приложить ладонь к губам, чтобы сдержать смех, и, прислонившись к перилам и вытерев глаза, она сказала:

– Знаете, вы, пожалуй, малость чудаковаты.

– Я? – Крейвентон тоже оперся на перила, подтолкнул камешек носком туфли и, когда тот с тихим всплеском упал в воду, заметил тихо: – Это прекрасное чувство - знать, что кто-то считает тебя чудаком, ведь не с каждым можно быть таковым.

Они повернулись, в молчании глядя друг на друга. Баржа исчезла из виду, и, если не считать волн, бившихся о берег, река замерла без движения. И когда Дэвид протянул руку и нежно накрыл ладонь Ханны своею, она также не шелохнулась.


Глава 5

Ханна приехала к Джейни в одиннадцать. Это было намного раньше, чем обычно, но она хотела поговорить с сестрой перед тем, как та начнёт готовить воскресный обед.

Но в прихожей с гостьей поздоровался Эдди, который высунул голову в проём кухонной двери.

– А, это ты, Ханна! Боже, как же я рад тебя видеть; ты никогда не приходила так вовремя.

– В чём дело? Где Джейни?

Эдди уже шел по коридору, вытирая руки чайным полотенцем.

– Джейни наверху; у неё опять спина разламывается. Сколько я ей ни говорил – ты же слышала, – но эта упрямица так и не перестала таскать мальчишку вверх по ступенькам, хотя он вполне в силах сам забраться. А если не в силах в свои два с половиной года, то уж никогда не сможет.