Сидя на диване, Ханна подалась вперёд и подперла голову рукой.

– Ах да, ведь были ещё и воскресенья, – продолжила миссис Дрейтон. – По утрам вы обычно навещали твою сестру. Иногда Хамфри удавалось избежать обеда с твоими родными, и тогда он приезжал к нам. Но потом ему приходилось забирать тебя примерно в шесть часов, потому что к тому времени ты, мол, была сыта по горло обществом своего неотесанного зятя и четверых его отпрысков. И потом, дорогая, нельзя забывать про твою расточительность. Хамфри только однажды попросил у нас денег, честно признавшись, что, вероятно, никогда не сможет вернуть их, впоследствии он предпочитал брать будто бы взаймы. Конечно, вначале мой муж махал руками, услышав, что Хамфри намеревается возвращать долг. Но затем накопилось возмущение по поводу твоей расточительности. У тебя вошло в привычку влезать в долги. Ты без конца заказывала в кредит дорогостоящие новшества, излишние предметы обихода. Постоянно меняла занавески и тому подобное, а приобретала их в лучших магазинах… В результате подобных жалоб Хамфри всегда получал чек от моего мужа, но я не одобряла этих «займов» и в ряде случаев заподозрила, что дело нечистое. Потом ты стала одеваться исключительно от кутюр, а бедному Хамфри опять приходили счета, счета, счета. А теперь, дорогая, не обижайся на мой вопрос, но на тебе очень недешевый костюм. Могу ли я поинтересоваться – и прошу, прости меня, если я ошибаюсь, – ведь он оплачен деньгами Хамфри?

Ханна вскочила с места.

– Миссис Дрейтон, муж ни разу не купил мне ни единой приличной вещи за всё время, что мы женаты. Мне приходилось буквально вымаливать у него хоть немного денег для приобретения самого необходимого на лето или зиму. Хамфри не позволял мне устроиться на постоянную работу, но и не давал средств на одежду и тому подобное, и сам распоряжался всеми домашними финансами. Те гроши, что у меня появлялись, я получала, иногда подряжаясь временным секретарем; а недавно мне заплатили двести фунтов аванса за детскую книгу, которую скоро издадут.

Теперь на ноги поднялась миссис Дрейтон.

– Твою книгу издадут, дорогая? О, моя дорогая! Могу я попросить тебя, – пожилая дама взяла Ханну за руку, – пойти в спальню и повторить эту новость моему мужу, как и всё остальное, что ты рассказала мне?

– Да. Да, я согласна, если вы полагаете, что это необходимо и не слишком его расстроит.

– Он не сможет расстроиться больше, чем уже расстроен сейчас, дорогая. Пойдём.

Мистер Дрейтон полулежал в кровати, над его ногами возвышался каркас, удерживающий одеяло. Дядюшка Хамфри был очень худым и выглядел на свой возраст, который, по предположению Ханны, составлял около восьмидесяти пяти лет.

– Пришла Ханна поговорить с тобой, Джордж.

– Доброе утро, Ханна.

– Доброе утро, мистер Дрейтон.

– Присаживайся сюда, дорогая. – Миссис Дрейтон переставила стул в изголовье кровати, добавив: – Он слегка глуховат на правое ухо. Джордж, Ханна сказала, что её книгу для детей приняли к изданию!

– Книгу? О Боже, Боже, потрясающе! Когда это произошло?

– О! – Ханна улыбнулась старику: – Могу назвать вам точную дату: это было в четверг, семнадцатого августа. Вот когда это произошло, по крайней мере именно в тот день я отнесла рукопись издателю.

– Чудесно, чудесно.

– И ей заплатили аванс в двести фунтов, Джордж.

Мистер Дрейтон посмотрел на жену и воскликнул:

– Две сотни фунтов! Очень неплохо для детской книги! А кто издатель?

– Некий мистер Джиллимен. Он публикует только необычные книги, по его собственным словам, и…

Прежде чем Ханна смогла продолжить, интерес старика, очевидно, неожиданно возрос, поскольку он приподнялся на подушках и переспросил:

– Мартин Джиллимен? О, я знаю его очень хорошо; на самом деле, его знают многие, поскольку он не только библиограф, но и библиофил. Он буквально помешан на книгах.

– Да, так и есть, мистер Дрейтон: его контора похожа на огромный склад. Забита книгами от пола до потолка. Мистер Джиллимен живёт над офисом в красивой квартире; и примечательно, что его жена на своей территории не терпит ни книг, ни журналов. Она тверда в своем неприятии полиграфической продукции.

– Вы встречались с его женой?

Вопрос задала миссис Дрейтон, и Ханна повернулась к ней, чтобы ответить:

– Да, встречалась. И она показалась мне очаровательной леди.

Супруги обменялись взглядами, а затем Джордж Дрейтон сказал:

– Вижу, Ханна, что мы составили о тебе в высшей степени ошибочное мнение, и за это я прошу у тебя прощения. Нам дали понять, что ты весьма эгоистична и взбалмошна, но жена уверяет, что около двух с половиной лет ты была предоставлена сама себе.

– Это правда, – кивнула Ханна. – До недавних пор это была истинная правда, но теперь всё не так, а именно с того четверга, с семнадцатого августа. Кажется, моя жизнь кардинально переменилась, когда я повстречала мистера Джиллимена и его помощника, мистера Дэвида Крейвентона.

– О! Вы подружились?

– Да, да, можно и так сказать, мы с мистером Крейвентоном стали близкими друзьями. Поскольку миссис Дрейтон, – Ханна обернулась к пожилой даме, – была честна со мной, я буду откровенна с вами обоими. С того дня я перестала быть одинокой. На тот вечер у Хамфри случились два билета на благотворительный концерт Моцарта, но, поскольку на календаре был четверг, он и мысли не допускал пойти со мной на концерт и пропустить свой бридж. – Ханна перевела взгляд с жены на мужа. – Хамфри предложил мне съездить туда одной, и, поскольку в тот вечер мне было тоскливо, так я и сделала. И повстречала там не кого иного, как мистера Дэвида Крейвентона, и он тоже пришел один. Во время антракта мы разговорились и с тех пор подружились. Наверное, вам следует знать – хотя это очень деликатный вопрос, – что мы с Хамфри уже больше двух лет спим в разных спальнях. По настоянию Хамфри, а не по моему требованию. И еще хочу сказать, мистер Дрейтон, что я никогда не заставляла Хамфри влезать в долги, никогда. Он взял на себя все хозяйственные счета и все денежные вопросы. Той скудной суммы, которую муж изредка выделял мне на одежду, едва хватало на самое необходимое. Этот костюм, – Ханна провела рукой по жакету, – как я уже объяснила миссис Дрейтон, я купила на деньги, полученные в качестве гонорара за книгу. Добавлю – и безо всякого стеснения, – что по большей части мне приходилось пополнять свой гардероб в благотворительных магазинах.

Мистер Дрейтон опустил взгляд на покрывало и заговорил, водя пальцами по пестрому узору:

– Ты себе не представляешь, Ханна, как сильно я огорчён, и не только тем, что разочарован, весьма разочарован в Хамфри, но и тем, что ты так долго жила с опороченной репутацией, тогда как всё это время страдала из-за этой противоестественной пародии на брак. – Старик посмотрел Ханне в глаза и произнёс: – Можно задать тебе очень личный вопрос?

– Да, мистер Дрейтон, спрашивайте всё, что захотите.

– Какую причину он привёл в оправдание столь странного желания спать в разных спальнях?

– Никакой. У меня однажды выступила сыпь после того, как я съела какой-то фрукт, и Хамфри воспользовался этим предлогом, чтобы перебраться в другую спальню. С тех пор он в мою постель не возвращался. Хамфри всегда подчёркивал, что брак состоит из множества разных вещей и что интимные отношения супругов не особо важны. Я… я обращалась к священнику за советом, но он мало чем мне помог. В тот самый день, когда я отнесла рукопись в издательство, с утра я навестила сестру и излила ей душу, рассказав о своём одиночестве и подавленности, а Джейни отругала меня за то, что я так долго мирилась с таким положением, и принялась убеждать уйти от мужа и подать на развод.

И снова супруги обменялись взглядами, и мистер Дрейтон поинтересовался:

– Узнав такое о Хамфри – а это, скорее всего, лишь малая толика его лжи, поскольку, я уверен, у него ещё много других тайн, – что ты теперь к нему чувствуешь?

Лицо Ханны было бесстрастным, а голос – непреклонным, когда она ответила:

– Если честно, признаюсь: я его ненавижу. Ненавижу за его двуличность. Ненавижу за то, что защищала его, когда сестра и зять настаивали, что он со мной плохо обращается: я как дурочка твердила, какой Хамфри добрый и хороший, потому что не всякий стал бы ездить каждые выходные к престарелым родственникам и сидеть с ними. – Ханна отвернулась и продолжила: – Да, я ненавижу его за многое. Не знаю, смогу ли оставаться с ним в одном доме.

– Ах, но ты должна, моя дорогая! – миссис Дрейтон вскочила на ноги. – Прошу тебя, останься там на некоторое время. – Пожилая дама повернулась к мужу. – Она должна, не правда ли, Джордж? Постарайся сохранить всё как есть, дорогая, пока Джеймс не изучит это дело как следует. Джеймс – наш поверенный и хороший друг. После субботней поездки на такси я отправилась прямиком к нему, и Джеймс был поражён моим рассказом, хотя ранее и сам дважды упоминал, что по субботам видел Хамфри в Уортинге. В первый раз Джеймс углядел его издалека и был не вполне уверен, что не обознался. Но во второй раз смог рассмотреть получше, и этот случай заставил меня испытать тревогу… точнее, усилил тревогу, которую я и без того уже испытывала. Время от времени я заставала миссис Беггс говорящей по телефону со скрытным видом. Она всегда объясняла, будто кое-что заказывает, но я подозревала, что это были личные звонки. Ну а теперь… – Миссис Дрейтон быстро подошла к кровати и, взяв губку из стоящей на подносе чаши, промокнула лоб мужа со словами: – Думаю, пора выпить кофе, дорогой, не так ли?

– Да, Филиппа, самое время.

Вместе они выпили кофе, разговаривая по большей части о саде, доброте работников санатория «Сосны», а также о том, как замечательно, что Ханна пишет книги для детей.

Темы довольно быстро перескакивали с одной на другую, а затем, заметив, что мистер Дрейтон начал довольно заметно потеть, Ханна поднялась на ноги и сказала:

– Что ж, мне пора. Могу ли я как-нибудь заглянуть к вам снова?

– Сделай одолжение, дорогая. Мы всегда будем тебе рады. – Старик вытянул вперёд испещрённую голубыми венами руку и, когда Ханна взяла хрупкие пальцы, слегка встряхнул её кисть, затем продолжил: – Ты расцвела с годами, Ханна. Ты заслуживаешь счастья, и, я уверен, в конце концов оно тебя найдёт.

Голос мистера Дрейтона ослаб, его рука безвольно обвисла в ладони Ханны, и та, положив бессильную руку на покрывало, тихо попрощалась:

– До встречи!

Затем Ханна вышла из комнаты в сопровождении Филиппы Дрейтон.

– Спасибо. Большое спасибо! – выдохнула пожилая дама. – Ты убедила Джорджа в том, в чём, наверняка, я сама никогда не смогла бы его полностью убедить, но мой муж не дурак. Он отплатит Хамфри той же монетой – о да, он так и сделает! – но ты ведь выполнишь нашу просьбу и не расскажешь об этом разговоре нашему племяннику?

– Это будет сложно, миссис Дрейтон, очень сложно. И не за горами время, когда жить с ним рядом мне будет невыносимо.

– О, в этом я убеждена, моя дорогая. Убеждена теми фактами, что ты привела. Наш поверенный займётся этим делом, но не думаю, что имеет смысл действовать до того момента, как выяснится, что у Хамфри на уме. Один из служащих Джеймса, по моему мнению, замечательный исследователь и в некотором роде сыщик-любитель… возможно, он сумеет помочь. Как бы то ни было, если в течение недели прояснится ещё что-нибудь по этому поводу, я свяжусь с тобой, но, конечно, не вечером. До свидания, дорогая, и спасибо – не только за твою помощь, но и за честность. Мы придерживаемся строгих моральных принципов, но иногда возникают обстоятельства, оправдывающие некоторую снисходительность: и ни мой муж, ни я не осудим тебя за то, что ты поддерживаешь дружеские отношения с тем молодым человеком, учитывая положение, в котором ты оказалась по вине своего мужа, и не в последние несколько недель или месяцев, а на долгие годы.

– Да, именно это я говорю себе, миссис Дрейтон: потеряны не недели или месяцы, а годы. А пока до свидания. Уверена, мы снова встретимся.

– Да, дорогая, мы определённо снова встретимся.

Пока Ханна шла к станции Уортинга, в голове у неё снова и снова повторялись слова «обычное дело после родов». Обычное дело после родов.

О, как же ей хотелось малыша на второй год замужества! Кого-то действительно своего, кого-то, кого можно любить. Кого-то, кому она была бы нужна. «Обычное дело после родов». Если бы Хамфри оказался сейчас перед ней, Ханна не смогла бы удержаться: ей хотелось вонзить в него ногти, пинать ногами, причинить ему боль…

Её разум пребывал в том же смятении, когда на вокзале «Виктория» ее встретил Дэвид и, сразу заметив переменившееся лицо, спросил:

– Что случилось? В чём дело? Что-то произошло?

– Да, да, можно и так сказать, кое-что произошло. Кстати, нет ли поблизости местечка, где мы могли бы… в смысле, я могла бы выпить, как следует выпить? Джина, не шерри. Джина, бренди, виски – всё, что ты посоветуешь. Все, способное меня успокоить хотя бы на время.