— В студии тебя любят, и ты это знаешь. Когда ты играешь, зал битком набит. Сошел твой поезд с рельсов или нет, но тебе, кажется, не приходится целый день ворочать уголь.

— Иными словами, ты платишь по счетам, а я должен быть безмерно благодарен?

— Ты преувеличиваешь.

И все-таки это правда. Пару лет назад Алан продал несколько песен на телевидение и до сих пор получает авторский гонорар. Но его недостаточно, даже чтобы заплатить за электричество.

— Можно поинтересоваться, когда ты собираешься вернуться?

— Давай не будем спешить, ладно?

— Похоже, у меня нет выбора.

Алан улыбается.

— Ты такая красивая в этом топике. Когда должны прийти наши гости?

— Прекрати, — просит Ли. Но улыбка мужа ей приятна, она до боли мечтает о том, чтобы немедленно заняться с Аланом любовью, и сердится, когда на крыльце раздаются шаги.


Люди из «Мира йоги», видимо, всегда ходят по двое. Как монашки, мормонские миссионеры и те приятные дамы, которые являются в студию и пытаются всучить ученикам «Сторожевую башню».

Пришли те же люди, которых Ли видела на занятии, — оба чистенькие и подтянутые. Один высокий и жилистый, с гладкими руками, на которых видны вены, другой маленький и крепкий — в юности, возможно, он занимался борьбой. Высокому меньше сорока, но волосы у него с проседью, они оттеняют красивое, без единой морщинки, лицо.

— Ого! — восклицает он, когда гости садятся у камина. — Домик просто прелесть. Хотел бы я здесь жить. Силвер-Лейк — замечательный район, вы согласны?

Так всегда говорят люди, которые не намерены никуда переезжать из Западного Голливуда.

— Да, отличное место, — соглашается Ли.

— Хотите соку? — предлагает Алан.

Высокий и Коротышка одновременно кивают, как будто каждый жест у них отрепетирован.

— Итак, Алан, — говорит Коротышка, — полагаю, жена передала вам наш разговор.

— Можно не повторяться, Чак, — намекает Высокий.

Удивительно наблюдать за тем, как они разговаривают, дополняя друг друга, и каждый в точности знает, когда нужно вступить. Они обмениваются заученными шутками (не смешными) и привычными банальностями, которые кажутся им очень забавными.

Высокий:

— Все мы знаем, в каком положении в нашей стране находится йога последние несколько лет…

Коротышка:

— Популярность растет как на дрожжах.

Высокий:

— Вот именно, Чак. Хорошо сказано.

Коротышка:

— И чем больше спрос, тем труднее маленьким студиям…

Высокий (демонстрируя тугие бицепсы):

— …которые всегда составляли ядро индустрии.

«Индустрии?» — думает Ли.

Коротышка:

— Они не в состоянии справиться с объемом.

Высокий:

— Не говоря уже о соответствии ожиданиям, особенно в таких местах, как Лос-Анджелес.

Коротышка:

— Люди хотят не просто занятий. Они ждут…

Высокий:

— …полноты ощущений.

Он произносит это слово с наигранной почтительностью, как будто раскрывая жизненно важный секрет, и Ли жалеет, что вообще открыла дверь. Они, возможно, разумные люди, которые всего лишь делают свою работу, но что-то в их елейных, заученных речах напоминает Ли презентацию Мэри Кей, куда ее много лет назад пригласила подруга. Высокий и Коротышка разглагольствуют еще несколько минут, расписывая все прелести корпоративного слияния. Они постоянно ссылаются на Жанетту и Фрэнка — видимо, хозяев компании. Ли напоминает себе, что излишняя разборчивость не поможет ей устроить близнецов в хорошую школу и не поможет Алану увериться в собственных способностях.

Алан, кажется, тоже не в силах слушать гостей, и впервые за несколько недель Ли чувствует, что они с мужем заодно. Может быть, позвать этих двоих и впрямь было хорошей идеей.

— И сколько вы хотите за студию? — спрашивает Алан.

Высокий и Коротышка внезапно замолкают и переглядываются. Видимо, этого нет в их сценарии.

— Нас не интересует помещение, — говорит Коротышка. — В «Мире йоги» нет ни одной студии меньше восьми тысяч квадратных футов.

— Сомневаюсь, Чак. По-моему, студия в Санта-Монике — только шесть тысяч.

— Может быть. Не знаю. Я всего лишь занимаюсь финансовой стороной.

— Жанетту и Фрэнка интересуете вы, Ли, — продолжает Высокий. — И вы, Алан. Мы хотим…

— …предложить вам эксклюзивный контракт.

— Возможно, вы слышали…

— …что Жанетта и Фрэнк гарантируют высокую заработную плату для всех сотрудников «Мира йоги».

— Они не стремятся к личному обогащению.

Не поворачиваясь, даже не глядя на мужа, Ли чувствует, что Алан напрягся.

— Но прежде чем перейти к деталям, — говорит Коротышка, — давайте обсудим некоторую информацию, которой вы с нами любезно поделились. У вас довольно эксцентрическая манера вести бухгалтерские записи, Ли.


Кэтрин пришла к Ли два года назад и через год сняла массажный кабинет. Ей нравится это место, здесь она чувствует себя защищенной от суровой реальности внешнего мира, но в то же время девушка словно утратила способность смотреть критически. Вот почему небесполезно привести сюда Конора — Кэтрин надеется взглянуть его глазами, как будто видит студию впервые.

В предыдущем воплощении это здание служило выставочным залом продавца ковров. Здесь было много свободного места, когда Ли и Алан купили магазин, — в те времена Силвер-Лейк еще не был престижным районом, а Алан только что продал свою песню продюсерам фильма. Алан и Ли сняли ковровое покрытие (Кэтрин видела фотографии студии до и после ремонта), внизу обнаружился деревянный пол, и Алан привел его в порядок. Почему он не стал профессиональным плотником — загадка для Кэтрин, ведь у него это отлично получается и, кажется, порой даже доставляет ему удовольствие. Первое, что замечаешь — особенно при солнечном свете, — теплый медовый цвет полов.

— Очень красиво, — говорит Конор. — У меня в бостонской квартире были такие же. Страшно подумать, как я навредил своим легким, пока шлифовал их и покрывал полиуретаном.

— Я так и думала, что ты из тех парней, кто любит работать руками.

— Мне нравится быть занятым. Если у тебя достаточно дел, некогда заниматься глупостями.

Интересно, как его понимать? Если люди говорят, что им некогда заниматься глупостями, обычно это значит, что некогда они потратили значительный отрезок времени именно на это. Если Конор похож на большинство бостонских ирландцев, то, вероятно, провел немало вечеров в спортивных барах и ввязался не в одну уличную драку после закрытия. Но в нем ощущается нечто мягкое (и невероятно сексуальное), невзирая на рост и силу; проще представить, как он разнимает драку, а не начинает ее.

— Тебя тянет заниматься глупостями? — спрашивает Кэтрин.

— Ты задаешь слишком много вопросов.

— Да. Дурная привычка. А ты уклоняешься от ответов.

Он подмигивает и обнимает девушку за талию.

— Ну и где ты творишь чудеса?

— Сначала давай я покажу тебе студию.

За столиком в вестибюле сидит Хлоя и во весь голос разговаривает по мобильнику. Она ведет самый ранний класс, в семь утра, трижды в неделю. По выходным Хлоя работает барменом в клубе в Западном Голливуде, а в колледже учится на риелтора. Потрясающая смесь интересов и профессий, но они каким-то образом укладываются в голосе Хлои. Она прекрасный преподаватель, у нее преданная группа учеников, любителей вставать на заре, хотя во время занятий она слегка перегибает палку по части метафор, явно почерпнутых из других областей ее жизни. «Перегнитесь в поясе и опустите туловище… пусть оно стекает по ногам, как теплая темная жидкость, которая течет по кубикам льда, медленно растворяя усталость и напряжение… Отведите плечи назад, разверните грудную клетку, представьте, что вы открываете дверь и приглашаете всю вселенную войти. Я называю эту позу — «гостеприимный дом»». Сначала у Хлои был парень, потом девушка, теперь она одна. Настоящая бисексуалка, которая влюбляется, не отдавая предпочтения ни одному из полов. С одной стороны, подобное мировоззрение упрощает жизнь, с другой — невероятно усложняет.

Странно, что сейчас она здесь, но вклиниться в речь Хлои невозможно — судя по всему, она активно обсуждает что-то с матерью. Эта дама, которая время от времени появляется в студии, — одна из тех одержимиц, которые сперва прикидывают, чего ты стоишь, прежде чем заговорить с тобой. Тем не менее она достойна уважения как хозяйка преуспевающего бизнеса. Она больше похожа на сестру Хлои, и иногда Кэтрин завидует их близости. Она не общалась с собственной матерью по душам уже шесть лет.

Конор выглядит здесь до смешного неуместным, он сутулится, как будто ему страшно, — мужчины часто ведут себя так, когда впервые переступают порог студии.

— Отличное место, — говорит он. — Ну, покажите мне свои фокусы, леди.

— Никаких фокусов, мистер Росс. Это называется «позы». Ну или «асаны», если хочешь выпендриться.

Сказав это, Кэтрин опускается на пол, без особого труда удерживая вес тела на предплечьях, потом упирается ступнями в пол и глубоко прогибается назад. А затем, просто потому, что не может удержаться от соблазна, делает несколько шагов на руках и медленно принимает исходное положение.

— Ого! — Конор смеется и шутливо заслоняет глаза. — Только не повторяй, ты меня до чертиков напугала!

— Такого здоровяка? Ну, не трудно же тебя напугать.

И тут же, словно в наказание за хвастовство, в доказательство того, что жизнь полна непредсказуемых мелочей, Кэтрин спотыкается на ровном месте. Конор немедленно оказывается рядом и удерживает девушку за плечи.

Кэтрин пристально глядит на него.

— Я это сделала нарочно, — говорит она. — Чтобы проверить, сумеешь ли ты поймать.

— У меня хорошая реакция, — заверяет парень. — Очень приятно убедиться, что ты тоже человек. Когда ты тут изгибалась, я уже начал сомневаться.

— О, я стопроцентный человек. Ты даже не представляешь насколько.

Руки Конора скользят вниз, на талию девушки, и она не спешит отстраняться.

— Я тоже… — произносит он.

Честно говоря, это очень глупо. Они почти не знакомы, Кэтрин его не знает. Но она видит в красивых глазах Конора искренность и честность и ощущает прилив радости («Добро пожаловать в мою душу, Вселенная!»), которую не испытывала уже давно.

— Я надеюсь, — отзывается Кэтрин.

Парень наклоняется и целует ее в губы, крепко обвив руками, и Кэтрин благодарно вздыхает — совсем как после десяти «приветствий солнцу» подряд.

Она настолько поглощена происходящим, что негромкий стук кажется ей исходящим из собственного сердца. Но это Хлоя стучит в стеклянную дверь студии. Кэтрин встречается с подругой взглядом, и та протискивается в щелочку.

— Э… простите, что помешала, но через полчаса у меня занятия.

Кэтрин смеется.

— Не беспокойся, мы сейчас уйдем. Мистер Росс — мой клиент. У нас сугубо профессиональные отношения…

— Да, я вижу.

— А где Баррет? — спрашивает Кэтрин. — Я думала, она сегодня дежурит.

— Она присматривает за близнецами. Баррет повела их в парк и попросила меня посидеть за столом. Кажется, у Ли и Алана какая-то деловая встреча. Они не объяснили.

Кэтрин чувствует, как в животе что-то обрывается. У нее сильнейшее предчувствие, что тут не обошлось без «Мира йоги».

— Ли не сказала, когда вернется?

— Она обещала позвонить. Все это слегка загадочно…

С точки зрения Кэтрин, никакой загадки нет.


Поскольку Ли рекомендовала танцовщице побольше покоя, Грациэла стала чаще навещать мать, живущую в Дуарте. В зависимости от времени суток у девушки уходит на дорогу от часа до полутора. Не то чтобы ей нравилось париться в машине, но она по крайней мере двигается, а не торчит дома, ругаясь с Дарилом и изо всех сил стараясь соблюдать диету. Если она, в довершение прочих бед, начнет набирать вес, то станет по-настоящему несчастной.

Грациэла убеждает себя, что это главная причина, по которой она проводит время с матерью, но есть и другие поводы. Восемь месяцев назад ее отчим умер от рака легких, и мать, которая никогда не отличалась особой жизнерадостностью, погрузилась в депрессию. Почти целый день она сидит перед телевизором, смотрит мыльные оперы и комментирует по-испански реплики героев.

Грациэла решила постепенно наводить порядок в материнском жилище — по комнате за раз. Когда наконец весь дом будет прибран, матери, возможно, станет лучше и она оценит усилия дочери. Несмотря на больное сухожилие, убираться гораздо проще, чем сидеть с матерью и слушать попреки — Грациэла, мол, одевается и выглядит как шлюха, она непременно попадет в ад… Мать хочет, чтобы девушка нашла работу, бросила танцы — она равняет их со стриптизом — и вышла замуж. У Грациэлы двое братьев, которые в материнских глазах непогрешимы. Может быть, если бы они навестили бедняжку хоть раз, она бы слегка приободрилась. Грациэла сомневается, что кто-нибудь из них побывал у матери со дня похорон. И это непростительно, потому что оба заняты далеко не круглые сутки.