Он задержал дыхание, потому что в этот момент контрастный душ выдал порцию холодной воды, потом со стоном ошпарил себя горячей, ну а потом заорал счастливым и дурашливым голосом:

— ЛАНА, Я БУМАГИ ЗАВТРА ПОСМОТРЮ! НА СЕГОДНЯ У МЕНЯ ЗАПЛАНИРОВАНО КОЕ-ЧТО ПОИНТЕРЕСНЕЕ!

Потом он вышел из своего кабинета и узнал о том, что его жена несколько минут назад закатила в баре истерику, а Трои Рендер унес ее на руках. Потом позвонил Тони и сообщил, что Рендер поднялся вместе с Джуди в спальню. Потом Алессандро приехал и увидел то, что потом тщетно пытался забыть в течение восьми лет.



***

Они молчали долго, очень долго. Наконец Джуди тихо всхлипнула, и Сандро словно очнулся.

—  Нас просто подставили, Джу. Обоих. И те, кто это сделал, за все ответят, уж ты мне поверь… маленькая моя. Белочка рыжая, девочка… Солнышко мое!

Джуди медленно заговорила:

— Да. Это просто. На все про все нужен всего один помощник, даже невольный. Чтобы позвонил мне, чтобы я ему доверяла. Шелковое платье снять — доля секунды, столько же — надеть. Трусики можно просто с собой принести. Перед самым моим приходом она сказала фразу, на которую ты мог ответить только определенным образом. Да, собственно, и отвечать необязательно. Сама сцена…

—  Джу?

—  Не надо, Сандро. Не говори ничего. Это еще надо пережить. У нас отняли восемь лет жизни. Восемь лет счастья. Восемь лет любви.

—  Джу, я все верну, клянусь! Я… мне все равно, с кем ты…

— У меня никого не было. Ты — единственный.

Он скрипнул зубами, но ничего не сказал, а потом вскинул ее на руки, прижал к груди и понес в ожидавший их дом.

Целоваться они начали еще на пороге — жадно, бурно, бесстыдно. Предметы одежды отмечали их путь внутрь дома. Последним указателем стали тонкие кружевные трусики, повисшие на голове у печальной античной нимфы с кувшином, стоявшей на постаменте, венчающем лестничный пролет.

И он любил ее так нежно, так бережно, так неторопливо, что в наивысший миг блаженства, когда звездный дождь проступил прямо на потолке спальни, отразившем эхо ее счастливого крика, Джуди расплакалась.

Она плакала и чувствовала, как стремительно спадает тяжесть, давившая на ее сердце все эти годы, как наполняется радостью душа, как новой силой и новой страстью наливается тело, истосковавшееся по любви одного-единственного мужчины на свете…

И тогда Алессандро, целуя ее припухшие и улыбающиеся губы, прошептал:

— Не плачь. Я больше не разрешу тебе плакать. Никогда!



***

Джуди заснула в его объятиях, и Алессандро долго лежал неподвижно, боясь спугнуть ее сон. Их любовь была очень разной, то бурной и страстной, то нежной и осторожной, они измучили друг друга ласками — и все же спать мужчине не хотелось совершенно.

Этот разговор разбудил в нем слишком много. Рассказ Джуди вкупе с его собственными воспоминаниями сложился в четкую картинку, и стало ясно, что их с Джуди просто обманули, заманили в ловушку, вынудили увидеть только то, что интересовало постановщика этой грязной пьесы…

Виновен. Он все равно виновен. Джуди было всего двадцать два, она только начинала жить, была счастлива. Он, ее муж, все разрушил.

Будь она послабее, она бы не выжила. Почему он так с ней поступил? Безжалостный и циничный бизнесмен, он даже со своими партнерами по бизнесу не обходился так жестко и страшно, как с этой девочкой, которую так любил и желал.

Он даже не попытался выслушать ее объяснения. Вычеркнул ее из своей жизни, решив, что это будет легко сделать. Словно капризный ребенок, которому надоела игрушка…

А восемь лет спустя, повзрослевший, но не поумневший ребенок точно таким же образом, капризничая и скандаля, пытается вернуть ее обратно. Впрочем, нет. Джуди — не игрушка.

Она — прекрасная женщина, которая спит сейчас в его постели. Она — единственная, кто подарил ему столько счастья и кто заставил его страдать. Она — единственная, кого он любил… любит… И будет любить во веки вечные! Потому что это его женщина, а все остальное — страшные, трагические ошибки, стоившие им обоим восьми лет счастья.

Оставалось еще одно. Сандро досадливо поморщился. Хорошо, когда на тебя работают профессионалы. Завтра он даст инструкции Сержу, а сам будет ждать. Она должна сказать правду. Она же его Джуди…маленькая, отважная рыжая белочка.

Проклятье! И еще этот развод! О нем придется говорить ему, Джуди ни за что не станет первая…

Алессандро полной грудью вдохнул ночной воздух и задрал голову к небу. По черному бархату ночи вдруг рассыпалась гроздь сверкающих бриллиантов. Мужчина тихо засмеялся. Он успел загадать желание, значит, оно сбудется!



***

Они завтракали на террасе, впрочем, еда их обоих мало интересовала. Гораздо интереснее было прикасаться, целовать, просто смотреть друг на друга…

— Почему ты такой тихий? Думаешь о сделке?

— Да нет. Насчет этого я как-то уже спокоен.

—  Продаст?

— Продаст, куда денется. Я думаю о… нас с тобой.

— Я тоже.

—  Почему ты за меня вышла?

Джуди насмешливо прищурилась, в черных глазах заплясали чертики.

— Ты сам сказал. Отличный секс, платиновая кредитка без ограничений — что еще нужно девушке?

— Верно. Ничего. Правда, с платиновой кредитки за три месяца не ушло ни единого цента… Не так ли?

— Ты же сам меня обвинял…

— Я провожу расследование. Получаю факты. Делаю выводы. Это — первый.

У нее в глазах мелькнул испуг, и Алессандро поспешно отвернулся. Он знал, чего она боится, и не хотел этого видеть. Им все равно придется говорить о ребенке, но пусть это случится позже, когда приедет Серж.

— Сандро, ты слишком серьезен. Послушай, мы оба признали, что ошибались, нас многое объединило, и пусть наш брак распался, но мы.

— Почему распался?

—  Как? Потому что ты даешь мне развод, разумеется!

— А зачем нам развод?

— Ты обещал!

— Да, это я помню. Но я спрашиваю себя — неужели это именно тот гонорар, которого она хочет?

Джуди опустила голову и тихо сказала:

 — Да.

—  Почему?

—  Ты меня не любишь.

—  Чего?!

— Не любил. И не любишь. Это просто прекрасный секс, но…

—  Все-таки ты дура.

—  Что-о?!

—  Ты — дура, а я — круглый идиот.

—  Почему?!

—  Потому что я так и не сказал, а ты так и не догадалась сама.

— Да про что ты говоришь?

—  Про то, что я тебя люблю, Джу. Больше жизни. И, пожалуй, даже больше… нет, как этот остров.

—  Сандро…

— А ты?

Она твердо и смело взглянула на него и сказала:

— Только тебя. Всегда, всю жизнь.


11


Это были три дня безудержного, неукротимого счастья. Джуди и Алессандро упивались друг другом, своей любовью, полной изоляцией на острове — и странным предчувствием серьезных событий. Возможно, последнее приходило обоим в голову потому, что за эти восемь лет они отвыкли от счастья и теперь остро чувствовали приближение того, что могло этому счастью помешать.

Лана Дукатти, как ни странно, не показывалась им на глаза. В первый же день на пляже Джуди подняла голову и увидела высоко наверху, на террасе дома Спардзано высокую стройную фигуру в чем-то алом и развевающемся. Джуди ничего не сказала, но после обеда Алессандро увел ее на другой пляж.

Они плескались в бирюзовых волнах, барахтались на белоснежном песке, хохотали, пили шампанское, снова лезли в море — а потом любили друг друга в волнах прибоя. Ни единого человека не было вокруг, вся вселенная состояла только из них двоих.

Алессандро был ненасытен и неутомим, но Джуди ни в чем ему не уступала. Она брала реванш за восемь лет. И все же мысль о том, что очень скоро все это может кончиться, подтачивала ее душу.

Маленький кусочек картона, который Алессандро швырнул ей в лицо во время ссоры в день приезда, покоился на самом дне ее чемодана, завернутый в чистый платок. Джуди не могла заговорить о Лизе, уже почти не могла и молчать, однако Алессандро склонялся над ней, теплые губы настойчиво приникали к ее губам, сильные руки смыкались вокруг ее тела — и она обессилено думала: еще немного. Еще совсем чуть-чуть, а потом придет время и для разговоров, и для выяснений. На самом деле она просто трусила. Помня его первую реакцию, она боялась ее повторения. Если она не ошиблась и он не собирается примиряться с существованием Лизы — тогда надо уходить. Сделать это на острове крайне затруднительно, здесь просто негде прятаться, поэтому все разговоры на эту тему нужно отложить до лучших времен. Хотя вряд ли их можно считать лучшими.

К пятнице напряжение достигло критической отметки. Казалось, даже природа вокруг что-то чувствует — жара стала нестерпимой, птицы умолкли, солнце белым раскаленным шаром яростно выжигало все вокруг. Джуди нервничала, а Алессандро мрачнел и постепенно приходил в какое-то странное состояние духа…

Все слова таили в себе второй смысл. Прикосновения обжигали. Желание переполняло обоих, бурлило черным пламенем в крови, туманило мозг. Когда стало невозможно находиться даже у бассейна, они пошли в дом.

Едва войдя в прохладный холл, Алессандро набросился на Джуди, словно изголодавшийся зверь. Его губы не просили — требовали и брали свое. Он молча и страшно срывал с нее одежду, а она со стоном изгибалась в его руках, возбужденная до такой степени, что не могла даже рукой шевельнуть в ответ.

В результате через несколько секунд Джуди осталась совершенно обнаженной, и Алессандро с глухим рычанием склонился над ней. Холодный мрамор почти обжигал, Джуди ежилась, а потом вскрикнула, почувствовав, как руки Алессандро властно раздвигают ее бедра…

— Люблю, когда женщина готова от первого же прикосновения.

У нее просто не было времени обдумать эти слова, найти в них тайный смысл и уж тем более обидеться на них. Мужчина стремительно освободился от излишков одежды и рухнул на нее, войдя в нее резко, почти грубо.

Она и впрямь была готова к этому и потому боли не почувствовала, только наслаждение, только темный бесстыдный восторг, только желание отдаваться еще и еще. Они катались по полу, рыча и взвизгивая, словно дикие звери, и когда первые волны оргазма сотрясли их тела, они только ускорили свои лихорадочные движения. Было уже непонятно, кто кому отдается, кто кого насилует — и мужчина, и женщина хотели этого с одинаковой страстью.

Потолок отразил двойной крик, а потом они затихли, обессиленные, опустошенные, беспомощные, намертво спаянные одним объятием — и бесконечно далекие друг от друга. Что-то треснуло во Вселенной, и время утекало в трещину зыбучим песком. Ничего не изменилось — и все стало иным.

— Мы опять не добрались до спальни…

— Да ну ее!

— На мраморе не слишком удобно.

— А мне понравилось. Интересно, осталось ли в этом доме такое место, где мы НЕ занимались любовью?

—  Сексом.

— Любовью, Джу. Секс — это техника.

—  Сандро…

 —  Что?

— Холодно лежать.

Они поднялись и побрели наверх. Казалось, один вид огромной кровати под белым покрывалом способен усыпить, но они не собирались спать. Алессандро перевернул Джуди на живот и стал медленно, вкрадчиво целовать ее спину. Позвонок за позвонком, он продвигался вверх от самой поясницы, и уже в районе лопаток Джуди изнемогала от возбуждения. Потом Сандро оказался сверху, и она с веселым ужасом отметила, что его возбуждение становится все сильнее…

В тот миг, когда, казалось, даже третья мировая не в силах будет остановить их, зазвонил телефон. Алессандро глухо выругался и спрыгнул с постели. Джуди кошкой изогнулась на простынях, блестящими глазами следя за своим любовником. На обнаженного Алессандро она могла смотреть часами.

Он отвечал коротко, односложно, в основном слушал. Через пару минут Джуди стало скучно, она соскользнула с кровати. Подкралась к Алессандро, обняла его сзади, медленно заскользила руками по груди, плоскому животу, все ниже…

Он схватил обе ее руки одной своей и удержал на месте. Она чувствовала, как напряглись мышцы его живота. Джуди помрачнела. Похоже на то, что любовным играм приходит конец…

— Да. Очень хорошо. Мы ждем вас. Нет. Да. Не надо по телефону! До встречи.

Он положил трубку, а потом одним могучим движением смел все со стола. Не успела Джуди испугаться всерьез, как Алессандро повалил ее на полированную поверхность и немедленно овладел ею.

Четверть часа спустя, когда они все-таки утихомирились и лежали в постели, Джуди осмелилась задать вопрос: