- Нет, - сказала я, но его это не остановило. Тогда он прижал мои руки к подушке и сел сверху.

- Ты такая красивая... - шептал он, будто не слыша меня и не замечая ничего кроме моего тела. Я чувствовала напряжение и даже страх. Его руки оказались под моим нижнем бельем и тогда я не выдержала и оттолкнула его, что есть силы. Вильям явно не ожидал такого, и упал с кровати, ударившись об угол, отчего на лбу пошла кровь. Этот удар был будто прозрением. Его взгляд стал хмурым и взволнованным. Резко встав, он выбежал из комнаты, явно понимая, что наделал. Пока его не было, я схватила свое пальто, что лежало в углу комнаты на стуле, надела туфли и выбежала на улицу. Мне вспомнилось то, что говорил Джон про брата. Сегодня Вильям вел себя странно. Хотя мужчины всегда себя так ведут; особенно при виде меня. Девушки завидовали мне, но они не понимали, что красота может быть проклятьем. Мне так хотелось бы быть незаметной в толпе, скрыться от всех и не видеть этих взглядов. Не знаю, что такого во мне находили, но это так. И продолжалось на протяжении многих лет. Когда-то я пришла домой, где увидела мужчину лет тридцати, мне тогда было шестнадцать. Он первый кто посмотрел на меня таким взглядом. Возможно, первый, кого я заметила. Я прямо видела как он провожал меня глазами, будто в надежде не забыть лицо. Тогда он поднялся в мою комнату, пока мама вышла, и начал пристально смотреть. Так, будто увидел мифическое создание, и не мог поверить в его существование. Мама была в недоумении, когда зашла, и не знаю даже, что могло произойти, если бы ее не оказалось рядом. Люди теряют голову, увидев меня. Но неужели в мире нет кого-то красивее? Что во мне такого особенного? Только внешность? Эти вопросы всегда были в моей голове. Но я никогда не думала, что мне придется выйти замуж за мужчину, знакомство с которым продлилось три дня. Я чувствовала себя ужасно, хотелось просто сбежать.

Придя в дом, я сделала себе чашку кофе с молоком и пыталась понять, что делать со своей жизнью. Это было невероятно сложно, ведь я одна. Одна в доме, в городе, стране, в этом мире. Со мной была лишь моя боль и отчаяние. Такое состояние не самое лучшее для меня, да и вообще для человека. Даже не помню, когда была счастлива в последнее время. Неожиданно мою тишину прервал телефонный звонок. Я неспешно взяла трубку и услышала мужской голос:

- Тиффани Бейкер?

- Да... - с осторожностью ответила я.

- Вас беспокоят с больницы. Вы будете хоронить вашу мать или кремировать? - Он говорил так будто продавец в забегаловке: «Вам картошку с соусом или без?». Такое обращение шокировало меня. Я старалась как можно сильнее сдержаться.

- Хоронить, - проглатывая ком в горле, ответила я.

- Тогда вы должны уже сегодня выбрать гроб, подготовить тело к погребению и выкупить место на кладбище, если такого не имеется. Советую не тянуть с этим. До встречи.

Я начала считать вдохи как и велела мне психолог, но спокойствию места здесь не было. Выбирать гроб... Для собственной матери. Такого не могло со мной произойти даже в самом страшном кошмаре. Раньше я думала, где взять деньги на подарок на день рождения, теперь мне приходиться искать деньги на похороны. Я даже не знала, что делать, но мне не пришлось долго думать, так как позвонили в звонок. Открыв дверь, меня окутало глубокое удивление. На пороге стояла тетя Элизабет, вся в слезах, с красным носом и потекшим макияжем. Она как обычно вошла в дом без приглашения и обняла меня. Элизабет провела меня на диван, будто это ее дом, и взяв за руки, произнесла:

- Тиффани... Твоя мама умерла. - От таких слов удивление настигло меня ещё сильнее. - Да, знаю, это шок для тебя. Но мне позвонили сегодня с больницы и сообщили эту страшную новость. Я готова взять на себя ответственность и пожить с тобой.

- Пожить со мной?! - я выдернула руки и встала. - Убирайся. Убирайся вон!

- Не смей разговаривать так со мной! Неблагодарная!

- Да за что благодарить тебя?! Ты мерзкая двуличная тварь!

- Закрой рот! - Элизабет ударила меня по лицу, отчего я чуть не упала. Затем она схватила меня за волосы и потащила в сторону лестницы. Я пыталась как-то вырваться, но она намотала волосы на руку и шансов вытащить их не было. Тетя толкнула меня в старый чулан и я покатилась прямо вниз по лестнице.

- Будешь сидеть здесь, пока не научишься себя вести подобающе! - Она заперла дверь и ушла. Я встала, подбежала к двери и начала ломать ее, но смысла в этом особого не было. Эта женщина окажется в тюрьме! Я сделаю всё возможное, чтобы это было так.

Сырость остро впивалась в стены старого чулана, отчего по телу пробежали мурашки. Я практически сразу нашла выключатель и зажгла свет, но лампа здесь была не самая лучшая, так что мне пришлось наблюдать яркие блики. Чулан был забит разным хламом, который мы закинули при переезде. Здесь был даже диван, покрытый пыльной пленкой. Я поспешила снять ее, отчего пыль разлетелась по и так маленькой комнате. Здесь могла бы быть неплохая комната, будь она пустой. Мама так и планировала, но временно пришлось кинуть туда все эти коробки. Так всегда и бывает. Стоит сказать «это временно», как оно стает постоянным. Здесь была гора разных фото, одежды, даже украшения, среди которых я нашла кольцо. Это было не простое кольцо. Оно было из чёрного золота, тоненькое, с маленьким красным камнем, похожее на рубин. Конечно, это была просто бижутерия, но выглядело как настоящее. Я надела его, а остальное спрятала обратно. Среди фотографий я обнаружила свои детские фото с мамой. Слезы сразу просочились сквозь глаза. На фото мы стояли возле нашего старого дома в Копенгагене, где когда-то жил дедушка. Сейчас он принадлежит моей тете Элизабет. Так как она старший ребёнок, ей дом достался по наследству, что очень прискорбно, потому что она явно не заслужила его. На фото мама держит меня за руку с улыбкой, озаряющей ее лицо, а я просто ем конфету даже не подозревая, что нас фотографируют. Просматривая фотографии, я нашла фото отца. Прошло так много времени, что я даже забыла как он выглядит: каштановые волосы, прямо как у меня; голубые глаза, четкие черты лица, острый подбородок, тонкие, музыкальные, пальцы. Сейчас я видела как же сильно мы похожи. Среди фото так же были письма. Открыв одно, я прочла: "Джойс, знаю, ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Я и сам ненавижу себя за это. Но, пожалуйста, поверь, это всё в прошлом. Я стал другим, и все благодаря тебе. Ты изменила меня, ты та, ради которой я готов меняться с каждым днём. И боюсь, без тебя я сгнию. Я буду ждать тебя возле старого причала в десять часов вечера, и если тебе не все равно, ты придёшь, но если нет, я пойму, что всё кончено. Твой Дэвид."

      Это письмо было пропитано искренностью и отчаянием. Что такого сделал мой отец? Почему мама его ненавидела? Я начала искать подобные письма, но безуспешно. Это было единственное. Видимо, мама так и не простила его, иначе он был бы здесь. Среди другого хлама я обнаружила странный документ. В нем говорилось о повестке в суд для отца. Никогда не знала, что он был судим. Но главный вопрос состоял в том, за что. Наверное, именно из-за этого мама и ушла от него.

Сквозь тишину я услышала шаги. В замок вставили ключ, и дверь отварилась. Я тут же подбежала к выходу. Элизабет обняла меня, чего я никак не ожидала.

      - Прости, я погорячилась. У нас общее горе. - Эти слова еще больше заставили прийти в ступор. - Извини, меня просто в детстве всегда так воспитывали, но я знаю, что твоя мама против этого. Я бы хотела загладить вину.

- Да ничего... Я нашла много забытых вещей.

- Вот и славно. Тогда выходи и помоги мне с похоронами. - Элизабет вернулась к своей манере, и я поняла, что все нормально. Может где-то в глубине души она была просто запуганным ребёнком, которого запирали в чулане. Тем не менее, она была права. Мне нужно было готовиться к похоронам. Я тут же позвонила Одри, которая очень злилась из-за моего резкого исчезновения, но тем не менее она все поняла и согласилась помочь. Не успела я и глазом моргнуть, как моя подруга уже стояла возле двери. Мы разделились на команду: Оди обзванивала ритуальные службы города, а я поехала выбирать гроб. Оказавшись в магазине, я тысячу раз пожалела, что не выбрала кремацию. Это просто ужасно - стоять посреди комнаты, окруженной гробами. Мой взгляд упал на один с рисунком золотой розой. Символ розы всегда что-то значил для меня. Не знаю, что именно, но в нем читалась жизнь.

- Красное дерево, бархатный верх. Прекрасный выбор для самого близкого человека, - послышался вдруг голос продавца, подошедшего ко мне. Это был пожилой мужчина с седыми волосами и бородой. Он явно был знатокам своего дела.

- Боюсь он мне не по карману.

- Тогда могу предложить вам вон те. - Он указал на неприметные гробы без лакового покрытия, которые явно мало кто брал. Но я согласилась на этот, хоть мама и заслуживала большего.

Сделав все дела, я вернулась домой, где меня ждала Одри. Ее взгляд явно передавал отчаяние и боль. Я сделала два фруктовых чая и мы сели на подоконник, укрытый мягким матрасом. За окном начинался дождь. Как же резко сменилась погода.

- Ты как? - Одри была обеспокоена. Я молчала, смотря в пустоту. - Одно слово, Тиффани. Я ждала хотя бы одного слова от тебя. Ты ведь знаешь, что я всегда помогу, всегда буду рядом. После стольких лет дружбы... - Она вдруг запнулась. Мое лицо передавало горечь, мне не хотелось это обсуждать и она ясно поняла это.

- Прости, - резко произнесла подруга. - Я...

- Нет, ты права, - оборвала ее я. - Я могла найти время, чтобы сообщить о том, что со мной все хорошо. Просто... Все так навалилось. Мама умерла, в больнице требовали денег, еще эта свадьба, Элизабет...

- Свадьба? Ты все же согласилась?

- Да. Он мне даже казался хорошим, но... Теперь все изменилось, я не знаю, что делать.

- Я могу найти денег. Тебе не нужно делать этого.

- Одри, я люблю тебя, но... Я ведь знаю, что таких денег у тебя нет. У меня тоже нет, а для него это все копейки.

- Я не могу просто так все оставить... - Я видела как сильно она хотела помочь и как сильно ненавидела то, что беспомощна. Мы продолжили пить чай в тишине, и меня унесло в пучину мыслей.

Вот и судный день. С самого утра я почувствовала холод и тьму. Дождь не желал прекращаться с вечера. От этого я чувствовала себя ещё хуже. Надев черное платье и завязав волосы в косу, я спустилась на кухню. Впервые за долгое время живот сжало от голода, так что пришлось идти в магазин и съесть хоть что-нибудь. Я взяла круассаны, купила газету и вернулась домой. Сделав кофе, я принялась есть, листая газету. В новостной колонке я прочла статью об еще одном похищении. Для Копенгагена это было слишком. Сколько себя помню, здесь всегда тихо. В этот раз девушку нашли, а похитителя объявили в розыск. Я посмотрела на фото и по телу прошлась дрожь. Это был тот парень из бара. Тот самый, который пытался похитить меня. Меня успокоило то, что полиция знает о нем.

Стук в дверь прервал мои размышления и положив круассан, я встала. Это была Одри. Она грустно смотрела, а затем обняла меня. Я вдруг поняла, что сегодня за день, но надеялась, что все еще сплю. За Одри появилась Элизабет. Мы сели в машину и отправились на кладбище. Какого было мое удивление, когда я увидела толпу «родственников». Все стояли кружком с платками в руках и букетами самых дешевых хризантем. Я взяла из дома ее любимый цветок энотеру, который она выращивала. Он всегда казался мне необычным, ведь его так же называют лунным цветком. Распускается он ночью и отдает мягкое свечение. Но на рассвете цветок погибает. И так каждый раз происходит перерождение. Возможно, это было символично для сегодняшнего дня. Сказать честно, я была не рада такому количеству людей, но выгнать их права не имела. Священник, взяв молитвенник, принялся читать. Я не слышала, что он говорит. Мой взгляд застыл на бездыханном, бледном теле мамы. Как так случилось, что я осталась одна? Когда моя улыбка сменилась угрюмым выражением лица? Наверное, именно тогда, когда я осознала, что мама больна. Ей было сорок пять, но это ни капли не портило ее, а наоборот. Серебренные волоски на голове добавляли изысканности, а морщинки говорили о том, что ее жизнь только начинается. Ведь ребенок рождается с точно такими же морщинками. Она никогда не стеснялась своего возраста, ведь это часть человеческого существования.

Каждый подходил и говорил прощальную речь. Дождь продолжал идти, отчего земля под ногами превратилась в вязкую груду болота. Половина людей разошлись из-за дождя, но я стояла. Ко мне подошла Одри, взяв за руку. Но мой взгляд был прикован к маминым глазам. Чувство, будто я надеялась увидеть как они откроются в последний раз. Священник стоял явно недовольный, так же как и работники ритуальных услуг. Время от времени они переглядывались мол «сколько можно стоять?». Я подошла к гробу, поняв, что мамы действительно больше нет. Есть только тело.