(Не лезь в бутылку, Мак! Они живут своей, нам во многом непонятной жизнью. Зачем тебе в ней путаться?)

— Асисяйне бурген мямлинг? — удивился повышению температуры тела у старшего коллеги Мак. — Айм фиксинг онер луппенвизор.

(Опять местные выражения? Я просто хочу ее увидеть.)

Боб Уинсен перестал потеть и снова применил правило национальных пауз.

— Ту веррик чессенреппен? — уже спокойнее спросил он своего молодого коллегу, слегка удивившись своей нестандартной горячности.

(Ты хорошо подумал?)

— Ессер!

(Да!)

— Веррик, — кивнул Боб, удивляясь не только повышению, но и удивлению, — айм шуршунсон свизер аусвпускен.

(Хорошо, я помогу тебе с пропуском.)

— Анер свизер намбер?

(А с номером?)

— Свизер намбер теркен самсаер. Плюсен вкрут, хавкер биттен, екки ту гиген фигли анти стартер микросраккер.

(С номером разбирайся сам. И еще, хотелось бы, чтобы твоя большая глупость не начиналась с маленькой подлости.)

— Ту соплеглотен вяккен русбандер! — в свою очередь удивился реакции коллеги Какерсен. — Бессенглюк?

(Ты рассуждаешь, как русбанд! Литература?)

— Туттер строен дуремембе, — без снисхождения в голосе пояснил Боб, — ихбит вздохен хартен ундер вахвахер. Спойлер швахентрайх диаблофлайер закоулкер.

(Здесь жизнь другая, их чувства жестче и интереснее. При взрыве тебя может задеть осколками.)

— Пинчер сраккер экстеслиш.

(Зря ты насчет подлости.)


А где же наш любимый ангел? И различает ли он цвета, кроме белого, черного, серого? Отличает ли он геврона от русбанда, а русбанда от носаря? Ангел развалился на удобной, по случаю лета заново выкрашенной крыше многоэтажки и лениво поглядывает в окна соседнего дома. Не то, чтоб ему это сильно интересно, но, тем не менее, один глаз у него внимателен — как у ночного снайпера, а другой устал — как у доктора из чихакской больницы. То есть ангел суров, но ленив. Ему некуда спешить, и его абсолютно не расстроило то, что высокая обезьянна в наблюдаемом им окне не подошла к телефону, слушая звонки, трубки так и не сняла. Эти обезьянны — совсем как дети, все чего-то путают, мудрят, задерживают его и себя. Но они не знают, или догадываясь, не задумываются, что времени не существует — лишь только движение. Ну а ему-то тогда на кой крыльями потрясать и жечь трением о воздух собственные перья? Крыша удобна, солнце приятно, времени нет, движение есть, а при желании можно развлечься — например, научиться дышать.

А вечером, когда Шимпанзун уже расстелила постель, вновь зазвонил телефон — и она, помедлив, подняла трубку. В этот-то миг и взмахнул крыльями ангел, а она, узнав голос геврона и не удивившись этому, молча положила трубку на место, и не услышала, как крылья ангела мягко проскользнули сквозь стекло. А когда, задернув колыхнувшиеся гардины, легла, раздался новый, отличный от первого звонок, и почудилось — снова колыхнулись шторы и будто кто-то пером провел по лицу. Она быстро подняла трубку, но услышала лишь дождевую тишину — ей показалось, будто внутри проснулось ощущение дождя.

— Ало… Примат? Это ты? Ало… Тебя не слышно.

В ответ — впечатление дождем шумящей тишины и неслучайности звонка — в тишине нет чувства пустоты.

— Ало… Так и будешь молчать? Ало…

Неслышное клац — и далекий адресат прислал ей короткие гудки.

Выключая короткие гудки, Шимпанзун медленно положила трубку и так и не заметила, как невидимый в серых северных сумерках ангел, недавно ленивый, теперь любопытный, сменив удобную крышу на еще более удобное кресло, резко оттолкнувшись крыльями, влетел в микрофон и помчался навстречу шумящей дождем пустоте. Трубка еще была в ее руке, но ангелу хватило промедления, и он вынырнул в тысячах километрах от Северообезьяннска, в небольшом переговорном пункте недалеко от Несрани. Он мягко приземлился за спиной большого обезьянна и, аккуратно сложив крылья, видел, как тот, выйдя из кабинки и оплатив минуту молчания, шагнул в мокрую от дождя, черную южную ночь.

* * *

19. Десятый день на планете обезьянн.


— Не БТР? — решил словами поучаствовать в движении Примат.

— Двигатель тот же, — без всякой задней мысли ответил Мичурин.

Дорога прилипла к лесистому склону, и Мичурин, часто дергая дизель переключениями скоростей, ведет машину вверх. Машины почти пусты — они раскидали почти всю гуманитарку, а оставшееся разделили равными частями по бортам, так что скорость высока, а пропасть глубока, и Примат не стал напрягать водителя пустыми разговорами. Лучи Олнцеса, пробивая боковое стекло, липнут к правому рукаву и плечу, и он подумал, что неплохо было бы пересадить на свое место Гибне — для полноты ее впечатлений. А еще лучше сбросить ее вниз — пусть прокатится по склону, а самим развернуться и укатить в Несрань. Но к сожалению это только кровожадные мечты, и он, жарясь правым боком, снова вытаращился вперед, перескакивая взглядом с ментовского "УАЗа" на склон, и снова на "УАЗ", и опять на склон. А что еще делать? Разговоры с гевронкой про заграницу уже надоели, да еще жара, да пропасть, да склон…

Вдруг короткая белая искра блеснула в зеленой взрывчатой гуще, и в этот же миг растрескалось лобовое стекло. Дернулся Мичурин, и из его головы выстрелило и лопнуло пыле-паровое облако, мгновенно наполнив кабину красным цветом, запахом горячей крови и только что живых мозгов.

Все мысли замерли и остановились, кроме одной и самой верной, и она тут же превратилась в движение — Примат рванулся к обмякшему водителю и, придавив своим тяжелым телом ноги Гибне, правой рукой дотянулся до рычага. Теряя воздух, зашипели энергоаккумуляторы. Короткий юз — машину чуть занесло. Тут же брызнуло каленое стекло боковухи, но Примат уже рванулся назад, подчиняясь второй и тоже единственной мысли, разбивая на пути преграды — Гибне зачем-то вцепилась в руль.

Удар! Им сзади влупила идущая за ними машина и припечатала мертвого Мичурина к рулю, гевронка свалилась под сидения, а он врезался в панель. Мотор заглох, и Примат отчетливо услышал третий выстрел, и зная о медлительности звука, не почувствовал удара пули о железо кабины. Третий выстрел объяснил все или очень многое, превратив родившуюся из моментального страха надежду в уверенность действий, и он, отсоединив магазин, выпрыгнул из кабины на асфальт.

Слыша и даже чувствуя, как сыплются из машин обезьянны, он быстро вставил новый, мелькнувший зелеными наконечниками трассирующих пуль и, не передергивая затвора — патрон уже был дослан, чуть высунулся из-за колеса и бампера, и короткими очередями, как иголкой, стал тыкать трассерами в неосторожным зайчиком блеснувшее в зелени склона прицельное стекло. Пехтмуры сразу поняли его — всем им хочется жить, и показалось, что он видит летящий вслед за трассерами рой пуль и слышит в грохоте выстрелов, как горячие гильзы льются на асфальт.

Примат расстрелял свой магазин и заглянул в кабину — там упавший на руль Мичурин и лежащая на полу, под сидениями, испуганная, но не до беспамятства, гевронка с не своей кровью забрызганным лицом.

— Бинокль! — спокойно, но все же громко гаркнул он. Та поняла и почти несуетливо вытащила бинокль из бардачка, протянула ему и уставилась на Примата вопросом синих глаз.

— На вашем месте я бы вышел из машины, — уже не так грозно, но все же снова крикнул он и, присев, выглянул из-за колеса и кабины. Но что возможно рассмотреть на склоне в бинокль? Стена из роскошных деревьев, и все. А впереди, на дороге, пустой ментовский "УАЗ".

Гибне без длинных уговоров спустилась из кабины. Стихла стрельба — пехтмуры расстреляли по магазину и теперь ждут — выстрелов со склона больше нет. Подбежал мичудрил Павианов.

— Что будем делать? — спросил он, поглядывая в хвост колонны.

— Мы или попали, или напугали его.

— Его?

— Он успел выстрелить три раза, Мичурин убит, — не высовываясь из-за колеса, объяснил Примат. — Но стрелок он не самый лучший — только первым выстрелом попал, и лупит против олнцеса — я блик заметил, и палит как из пулемета. Подождем?

Мичудрил кивнул и побежал в хвост колонны, на свой участок короткой линии фронта. Он не задал лишнего вопроса и согласился с предположением — иначе последняя машина или дымила бы сейчас, или была бы уже решетом. А из кузова их машины показалось окровавленное лицо, и на землю сполз тот самый пехтмур, что сторожил гевронку у кабинета главврача. Он ехал в кабине второй машины, и когда та врезалась в резко затормозившую первую, а здесь постарался Примат, дотянувшись до рычага, то пробил лобовое стекло и влетел в кузов. А очухался только сейчас, а вылез, когда стихла стрельба. Его сильно посекло стеклом — он получил свое первое боевое крещение. Все прилипли к колесам, наивно полагая, что железные диски и дутая резина спасут их от прячущейся в зелени склона смерти.

Примат поманил рубщика лобовых стекол и еще одного пехтмура к себе.

— Ну как, не болит голова у дятла? — решил пошутить он, но его не поняли. — Сидите здесь, и прикройте, если что. Я перехожу дорогу.

Пехтмуры кивнули, а Примат, вдохнув, на выдохе быстро перебежал через асфальтовую полосу. Тишина, молчание, пустой ментовский "УАЗ".

— Сидите здесь! — снова крикнул он пехтмурам и шагнул в заросли, полез по склону вверх. Шашлыкский лес огромен, но подлесок только у дороги, а так сам по себе он относительно прозрачен — не тайга. Непрочной почве на склоне помогают держаться корни, и они же помогают ему — ноги не скользят на упавших листьях, упираясь в корни как в ступени. И по этим ступеням он ползет вверх, и может показаться, что ползет… дурак? Но он почему-то точно уверен, что стрелял как раз дурак, и был один, и что это не засада — иначе все они давно бы лежали там, внизу, у машин. Машины не БэТээРы и прошиваются насквозь, тем более из винтовки. Секундный блеск окуляра врезался в мозг и в память, отпечатался моментальным снимком, и теперь ведет его к себе как магнитом, освобождая от раздумий. Раздумья излишни в военном деле, главное — или спокойное ожидание, или быстрые действия.

Через некоторое время безошибочного подъема, изрядно пропотев, он наткнулся на то, что искал: зарывшийся лицом в землю и листья мертвый чихак. Он полз, скатываясь вниз, ему навстречу, но быстро умер. Примат наклонился и перевернул носаря — молодой парень, не старше Мичурина. А поднявшись чуть выше, по следу разворошенной листвы и, если присмотреться — с пятнами крови, под деревом с парой пулевых отметин обнаружил и винтовку. Системы Даунова, с длинным стволом и оптическим прицелом. Вот так начался и кончился бой.

А сверху хорошо видна дорога и машины на ней, а расстояние — плевок долетит, и не попади чихак бликом ему в глаз… удобное, в общем-то, место. Подобрав винтовку и перекинув тело носаря через плечо, придерживая за ватные на ощупь ноги — это потому что кровь уже не движется в еще мягких, еще не остывших мышцах, и от этого они становятся похожими на вату, быстро, на полусогнутых, побежал вниз. Страшновато — кажется, что кто-то все время смотрит в спину. Не тяжело, вот только куртку придется стирать в холодной воде.

А когда спустился, то положил чихака рядом с вынесенным из кабины Мичуриным. Тем временем "из засады" появились два потерявшихся мента — они же из местных, зачем им рисковать? Не война, вот и свалили под откос. Это понятно и не осуждаемо. Гибне уже успела стереть с лица чужую кровь, подошел мичудрил, столпились все, кружком, рассматривая двух, как оказалось в данном месте и в данное время, смертельных друг другу врагов — пехтмура Мичурина и безымянного пока еще чихака. А чихак, он убит кем-то из них — там наверху, на деревьях, осталось несколько отметин.

— Ну что, грузим?

Это мичудрил Павианов, помнящий о подствольниках и о бронежилетах на левых дверцах, напомнил всем о неизбежности движения, как бы не были важны или печальны остановки.

— Грузим, — очнулся Примат, подчиняясь напоминанию о главном свойстве жизни, то есть о непрерывности, — давайте, ребята.


А где же ангел, любитель коммутационных составлений?

А вот он, в тени пошарканных стрельбой деревьев.

С удобной высоты он смотрит на движение колонны.

На нем все тот же плащ, но цвета листьев, веток, тени, света.

И непонятно, кто он — терпеливый зритель, дремлющий рыбак,

турист на горном переходе? И… какого цвета?

Он — Ангел! И расправив крылья,

он оторвался от окровавленной земли.

* * *

20. Одиннадцатый день на планете обезьянн. День диалогов.


— Ало?

— Алло? Яа! Здравствуйте, дозвонился наконец! Вы меня помните? Вы дали мне номер своего телефона.

В квартире тихо и пусто, она недавно пришла с вахты, но формы еще не сняла. Не спешила.