— Вас… можно понять… — пролепетала Тереза.

— Я чувствую, вы действительно сумеете меня понять, — улыбнулся Гарри. — Вы — само понимание, по-настоящему разумный человек,

Он посмотрел на нее так, будто хотел расцеловать.

Но, решив все-таки сначала покончить с объяснением, продолжал:

— Однажды вечером после какого-то званого обеда, где мы слишком много выпили, Камилла сказала, как я думал тогда, в шутку: «Полагаю, хорошо бы нам пожениться». Не слишком ясно соображая в тот момент, я ответил: «Было бы еще лучше, если б ты вела себя так, будто ты и есть моя жена!» Я поцеловал ее, и с того дня она имела обыкновение поддразнивать меня: «Ну а теперь поцелуй меня, как будто я твоя жена».

Он умолк, словно оглядывался в прошлое.

— Неожиданно для себя в какой-то момент я понял, что игра начинает становиться чем-то более серьезным. Похоже, это случилось, когда Камилла поведала своим друзьям, что мы и вправду собираемся пожениться.

Он посмотрел на Терезу и тихо добавил:

— Клянусь тебе, родная моя, я впервые представил себе женщину на месте, когда-то принадлежавшем моей матери, только когда встретил тебя.

— О… Гарри… неужели все это правда?

Ее глаза наполнились непрошеными слезами — до такой степени она была поражена тем, как удивительно все случившееся обернулось для нее.

— Клянусь, я не обманываю тебя, и я знаю, моя красавица, что именно тебя моя мама выбрала бы мне в жены.

Он прижал девушку к себе, утешая и промокая ее слезы, а потом стал целовать.

Поцелуи его были требовательные и жадные, словно он боялся внезапно потерять ее.

Это было похоже на сон, Гарри открывай перед ней врата блаженства и вел за собой.

Ее никогда не целовали прежде, подобного ощущения восторга и упоения она даже не могла представить себе.

А Гарри все целовал и целовал ее, до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

— Дорогая моя, любимая моя, замечательная маленькая женушка, я знаю — мы с тобой будем счастливы.

— Я люблю вас… о… как я люблю… тебя! — шептала Тереза.

Гарри не в силах был выпустить ее из своих объятий.

— Я собирался спросить тебя этим вечером, не согласишься ли ты выйти за меня.

— А мне… показалось, будто ты… хочешь объявить мне… сказать о своем отъезде назад в Лондон… И… не хочешь… больше… видеть меня здесь.

— И как подобная нелепость могла прийти тебе в голову? Я не смел глядеть на тебя и прикасаться к тебе, пока не поправился настолько, чтобы снова чувствовать себя мужчиной, но, дорогая моя, как же мне хотелось поцеловать тебя с тех самых пор, как я услышал над собой твой голос и ощутил твое нежное, успокаивающее прикосновение к моему горячему лбу, которое я вначале принимал за материнскую ласку.

Тереза уткнулась лицом в его шею.

— Мне вы почему-то казались… ребенком… больным ребенком, — прошептала она, — и мне так хотелось… чтобы вы поправились… и были снова здоровы.

— Ты станешь ухаживать за нашими детьми. — заглянул в будущее Гарри.-Ну а в верховой езде они окажутся под стать нам обоим, я в этом уверен.

Тереза рассмеялась.

— Вы… слишком… торопитесь! — возразила она. — Я еще не успела… толком привыкнуть к мысли… что на самом деле… вышла… замуж… за тебя.

— Я все обдумал и полагаю, мы теперь обвенчаемся.

— Обвенчаемся? Снова? — удивленно переспросила Тереза. — Но как?..

— Очень просто. Я уже решил — это наше венчание должно храниться в тайне, так как все вокруг думают, будто мы уже обвенчаны.

Он задумался на краткий миг.

— Старый священник, в свое время крестивший меня, будет только рад соединить нас в браке перед алтарем, и можно быть уверенными, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не откроет никому нашу с тобой тайну.

— Но теперь-то мы знаем… то наше… венчание не было только видимостью!.. — промолвила Тереза.

— Неужели ты думаешь, будто мне может быть по душе тот факт, что я обвенчан в церкви, но при этом даже не помню, как все происходило? Если так, то ты глубоко ошибаешься! — сказал Гарри с улыбкой. — Особенно учитывая, что мне досталась в жены самая красивая, самая совершенная и самая умная женщина на свете.

— О Гарри… как бы я хотела быть всегда такой для тебя!

— Итак, завтра вечером мы предстанем перед алтарем в нашей часовне. Нет никакой необходимости объяснять кому бы то ни было, что там происходит на самом деле. Для всех — мы с тобой пожелали, чтобы священник отслужил благодарственный молебен по случаю моего выздоровления.

— Какой же вы умный! — радостно вскрикнула Тереза. — Вы обо всем позаботились!

— Я думаю о тебе, моя любимая, ты никогда не забудешь наше истинное венчание — ведь мы будем поступать и говорить по своей воле и по велению наших сердец!

Он снова прижал к себе девушку и поцеловал.

— Я люблю… тебя! — вымолвила она, но разве можно было словами описать то, что она чувствовала всем своим существом.


Гарри спустился к завтраку в приподнятом настроении.

Он хотел сделать особенным этот день. День их настоящей, а не мнимой свадьбы.

Ему не терпелось снова забраться в седло после болезни, но он вынужден был удовольствоваться лишь посещением конюшни.

Полюбовавшись лошадьми, он велел подготовить их к завтрашнему дню.

Потом они зашли в его кабинет.

— Помимо ведения хозяйства здесь, в Боурне, — сказал Гарри, — я решил потрудиться под руководством твоего отца (помнишь, ты сама изъявила желание заниматься этим) и научиться зарабатывать деньги.

— Чудесно, Гарри! Папа должен быть доволен, а я — так просто без ума от счастья!

— Тогда так и поступим.

— Но мы и здесь будем проводить достаточно много времени?

— Конечно, — согласился Гарри.

— Но… как же… Стоук Пэлэс? — заволновалась Тереза.

— Когда дяди Мориса не станет, — ответил Гарри, — хотя я очень надеюсь, это произойдет не скоро, мы отдадим Боурнхолл нашему старшему сыну, а сами переедем туда.

— Вы слишком торопите события! — рассмеялась Тереза.

Но как могло быть иначе, если будущее теперь представлялось ему полным очарования и пробуждало столько надежд!

Сам, без увещеваний нянюшки, он пошел отдохнуть сразу после чая и настоял, чтобы Тереза поступила так же.

Казалось, он тщательно продумал все, вплоть до мелочей.

Теперь она видела в его глазах только любовь, и для нее не было ничего замечательнее этого.

Она прилегла отдохнуть, снова и снова благодаря Бога за то, что нашла свою любовь.

Теперь будущее виделось ей наполненным солнечным светом и цветами, все вокруг стало удивительно прекрасным.

«Со мной рядом будет Гарри, я смогу его слушать, смогу говорить с ним, Прошу тебя. Господи, пусть его любовь будет долгой!»

Когда она проснулась, ей сообщили, что они обедают раньше обычного и что Гарри скоро спустится вниз.

Тереза выбрала самое прелестное из своих платьев.

Юная, нежная; в нем она была похожа на фею, обитавшую в лесу среди деревьев.

Она успела убедиться, что Гарри, хоть и уважает ее за мужской склад ума и логику, проявляющуюся в споре, все-таки предпочел бы видеть ее в день венчания милой, женственной и даже чуть-чуть беспомощной.

И сейчас она ощущала себя именно такой.

Она была так отчаянно влюблена в Гарри, что не смогла бы отказать ему в любой просьбе или желании.

«Интересно, как скоро станет он тяготиться мною, если я только и буду покорно сидеть у его ног?»

Она рассмеялась, ибо не помогут никакие ее старания — они все равно рано или поздно заспорят, а в спорах будут рождаться новые идеи.

Да и удастся ли ей не вступать с ним в полемику, хотя бы ради удовольствия оказаться им побежденной!

Перед обедом она обнаружила Гарри в гостиной; он ожидал ее в самом лучшем своем вечернем костюме.

Найдется ли кто в целом мире, способный превзойти его в красоте и стати.

Она побежала к нему, не в силах идти медленно.

— Ты очаровательно выглядишь, дорогая, такой я и представлял тебя в день нашей свадьбы, — ласково произнес он.

Обед был объявлен, и они вошли в столовую.

Тереза не смогла бы вспомнить ничего определенного о поданных в тот день кушаньях.

Скорее всего были приложены немалые усилия, дабы на столе стояли его любимые блюда и подходящее к ним вино.

Что до нее, то Тереза видела перед собой только Гарри и могла думать только о нем, восхищаться тем, как он выглядит во главе стола. И как чудесно, что он захотел остаться с ней и действительно любит ее!

После обеда он тихо сказал:

— Не стоит подниматься наверх, пойдем в мой кабинет.

Она была заинтригована.

В этой комнате когда-то работал его отец, а теперь она стана его рабочим кабинетом.

Гарри подошел к столу и достал из выдвижного ящика бриллиантовую диадему, а затем короткую кружевную вуаль.

Если бы Тереза надела настоящую венчальную фату, это могло привлечь излишнее внимание. Эта же вуаль лишь слегка прикрывала волосы.

Девушка примерила диадему и залюбовалась собой.

— Эту диадему носила моя мама, — объяснил Гарри, — и я всегда надеялся, что моя жена будет в ней так же прекрасна?

— Благодарю вас за то, что позволили мне надеть эту диадему.

Он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом, но не поцеловал.

Потом он вручил ей небольшой букетик белоснежных цветов и предложил опереться на свою руку.

Так, рука об руку, они вышли из кабинета и направились к часовне, примыкавшей к дому.

Тереза догадалась — священник уже ждет их.

И правда, когда они вошли в часовню, она увидела там пожилого, седовласого человека, стоявшего перед алтарем.

Гарри позаботился о том, чтобы внутри было необычайно красиво.

Шесть зажженных свечей сияли на алтаре и две огромные — по обе стороны от него.

Белые цветы украшали алтарь, повсюду стояли роскошные вазы с лилиями.

Священник улыбкой приветствовал их, когда они направлялись к нему по проходу.

Они подошли к алтарю, и начался обряд — очень простой, но такой сердечный и искренний, что его невозможно будет забыть.

Они встали на колени под благословение, и Терезе казалось, будто сам Бог благословляет их, — только благодаря Его воле они сумели найти друг друга.

Их любовь была подобна той, что позволила ее отцу и матери испытывать счастье многие годы.

Завершив обряд, священник сам встал на колени перед алтарем.

Гарри помог Терезе подняться и нежно поцеловал. Она восприняла этот поцелуй как знак верности.

Они молча, держась за руки, поднялись по лестнице, но неожиданно для нее Гарри повел ее не к той комнате, где она спала со дня приезда в Боурнхолл, а к другой, расположенной рядом со спальней для особо важных гостей. Тереза догадалась, что комната служила спальней его маме, а до нее — всем графиням их рода.

Должно быть, спальней не пользовались, и вот теперь по распоряжению Гарри открыли сегодня.

Шторы были подняты, и комната представилась волшебным местом, напоенным одной лишь любовью и еще цветами, белыми цветами повсюду, как в часовне, откуда они только-только вышли.

Все здесь говорило: отныне и ей отведено в сердце Гарри место, где он хранил лишь священную память о матери.

И ему не нужно было теперь объяснять, что никакая другая женщина ничего не значит для него.

Разве не этого так страстно желала Тереза!

Сейчас ей казалось, будто он достал с неба звезды и сделал дня нее из них невидимое ожерелье.

Аромат белых лилий и каких-то других цветов наполнял комнату.

Гарри закрыл дверь, и Тереза поняла, что он отослал горничную, пожелав сам поухаживать за ней.

Он прижал ее к себе, целуя бережно и нежно.

Торжественность и красота венчания захлестывала их.

Легким движением он снял с ее волос диадему и положил на туалетный столик. Потом вуаль.

Она чувствовала, как его пальцы освободили от заколок волосы, и они плавно рассыпались по плечам. Наконец он расстегнул платье, и оно упало к ее ногам.

И тогда он стал целовать ее, чем приводил ее в неистовый восторг и изумление.

Гарри поднял ее на руки, отнес к кровати и осторожно положил на подушки.

Ей чудилось, будто она плывет в сказочном сне, так все было красиво вокруг.

Звезды и мягкий серебряный свет луны обволакивали их своей волшебной аурой.

Гарри лег рядом и, обняв, тихо сказал:

— Я люблю тебя.

— И я люблю… тебя… всем сердцем, — прошептала Тереза, — но, пожалуйста… любимый, я… боюсь.

— Меня? — спросил Гарри.

— Нет. Конечно, нет, я… боюсь… показаться тебе скучной… после тех искушенных красавиц… которые любили тебя раньше… а я знаю так мало… о любви…

— Ты действительно считаешь, будто мне хотелось бы, чтоб ты узнала обо всем этом от кого-нибудь, кроме меня? — горячо запротестовал Гарри и стал целовать ее глаза, щеки, губы, шею.

Подобных ощущений она никогда прежде не испытывала. Это была любовь — истинный рай на земле.