Впрочем, дело было не только в статье. В последние дни ее все чаще посещали мысли о сестре, как если бы радиочастота, на которой до сих пор Линдсей слышала лишь треск статических помех, вдруг начала передавать ясный и четкий, пусть даже и прерывистый, сигнал. Но почему именно сейчас, когда прошло уже столько лет? Ответа у нее не было.

Грант наконец оторвался от раздела спортивной хроники — свет стал слишком слабым и тусклым, чтобы читать дальше.

— Когда-нибудь у меня непременно будет своя яхта, — обронил он, глядя на гавань. — Ничего вычурного и фешенебельного, простенький шлюп, где под палубой хватит места нам обоим, — и он обнял ее за плечи.

— Ты можешь позволить его себе прямо сейчас, — заметила она.

— Ага, значит, ты думаешь, что у меня карманы набиты деньгами, верно? — Он повернулся к ней, и губы его изогнулись в улыбке, которая, вместе с веснушками, рассыпанными по носу, делала его похожим на озорного мальчишку. — Борьба за чистоту окружающей среды, бесспорно, имеет свои плюсы, но высокий оклад борцов не входит в их число.

— Я говорила о своей сестре, а ты завел речь о лодках. Ты полагаешь, что между ними есть какая-то связь? — В ее легком, почти шутливом тоне тем не менее улавливался упрек.

Во многих отношениях Грант был идеальным мужчиной, близким другом и любовником. Он не требовал слишком многого и любил ее такой, какая она есть, предпочитая ее нынешний, простецкий облик — в джинсах и футболке, без макияжа, с волосами, собранными в конский хвост на затылке, — стильно одетой и безупречно накрашенной даме, в которую она превратится через какой-нибудь час. Так почему же иногда Линдсей казалось, что ее заботы и тревоги стоят у него на четвертом или даже на пятом месте? Или они вместе уже слишком долго, чтобы он с трепетом внимал каждому ее слову?

— Мы сможем назвать яхту в честь твоей сестры, — предложил он.

Она нахмурилась.

— Это не смешно.

— А я не шучу. По-моему, вполне уместный способ отдать дань ее памяти.

— Она еще не умерла, — язвительно бросила Линдсей. — По крайней мере, я надеюсь на это.

Грант потянулся к бутылке с вином и вновь наполнил их бокалы. Линдсей мысленно перенеслась в то время, когда они впервые встретились. Это случилось три года назад, на благотворительной акции по сбору средств на кампанию «Земля — превыше всего!», где он был главным докладчиком. Она вспомнила, как стояла за трибуной, — именно тогда он произвел на нее неизгладимое впечатление. При этом Гранта трудно было назвать красавцем в общепринятом смысле — скорее, он принадлежал к типажу Сэма Шепарда, а не Джорджа Клуни. Но он был высок, строен, уверен в себе и возвышался над толпой, как сверкающий клинок, со своей копной светлых волос и сияющими белыми зубами. Излучая юношеский энтузиазм ровно в такой степени, чтобы сгладить черты своей героической внешности, он горячо и убежденно говорил о том, что каждый человек непременно должен принимать участие в борьбе с загрязнением окружающей среды. Этакий Ясон наших дней, вышедший на смертный бой с медузой Горгоной, которую олицетворяли собой жадные до прибылей корпорации.

— Надеюсь, я не вогнал вас в уныние своей речью, — сказал он ей после того, как их представили друг другу. — Ничто так не вредит делу, как нудный проповедник на амвоне или импровизированной трибуне.

Линдсей заверила Гранта, что его речь показалась ей интересной, разве что чуточку длинной, на что он со смехом заметил: — Вы — первый честный человек, с кем я имею счастье разговаривать сегодня вечером. Вас зовут Линдсей, не так ли? Линдсей, приглашаю вас выпить со мной. Обещаю: больше никаких проповедей. Я хочу послушать вас.

В тот вечер ее не покидало такое чувство, что, если бы тогда какая-нибудь женщина разделась догола и двинулась бы сквозь толпу гостей, расшвыривая направо и налево предметы своего туалета, Грант не обратил бы на это ни малейшего внимания. Он казался увлеченным, поглощенным только ею одной. И в последующие дни и недели его интерес к ней не ослабевал — он внимательно выслушивал ее рассказы, смеялся ее шуткам, читал те книги, которые она ему рекомендовала. Он даже сделал вид, что получил удовольствие, когда она потащила его с собой на местную ярмарку, и лишь много времени спустя признался, что удовольствие это было сомнительным, сродни тому, которое получаешь, когда пользуешься зубной нитью. Оказалось, он родился и вырос на ферме, посему крестьянский труд не слишком привлекал его.

И теперь Линдсей мучительно раздумывала над тем, как это она умудрилась перестать быть центром его внимания. Или это неизбежно, когда люди так долго живут вместе, как она с Грантом?

Он протянул ей бокал с вином.

— Кто знает, вдруг тебе повезет? Как вот этим брату и сестре из статьи.

Оказывается, он все-таки слушал ее. И если бы не его покровительственный тон, она могла бы подумать, что он говорит искренне.

— Судя по твоему тону, у меня примерно столько же шансов разыскать сестру, как и найти Лох-Несское чудовище.

Реплика получилась неожиданно резкой, и он в недоумении уставился на нее. Легкий ветерок выбрал это самое мгновение, чтобы убрать с его лба непокорную прядку. В последних лучах заходящего солнца синие глаза Гранта сверкнули волшебным огнем.

— Я сказал что-нибудь не то?

— Нет, — вынуждена была признать она. — Просто меня не покидает ощущение, что ты думаешь, будто мне никогда не удастся найти ее.

Он заколебался, но потом все-таки проговорил, негромко и мягко:

— А тебе никогда не приходило в голову, что она просто не хочет, чтобы ее нашли?

Она оцепенела.

— Что ты имеешь в виду?

— Просто мне кажется, что в противном случае она уже давно дала бы о себе знать. Не исключено, что у нее имеется веская причина держаться в тени, — продолжил он тем самым рассудительным тоном, который приводил ее в бешенство.

— Например?

— Например, у нее возникли неприятности с законом.

Линдсей отреагировала мгновенно:

— Меня не волнуют ее неприятности.

— Да, но она-то этого не знает. — Когда она метнула на него гневный взгляд, Грант вздохнул и удрученно покачал головой. — Ничего не понимаю. Ты ищешь свою сестру уже Бог знает сколько времени. По крайней мере, столько, сколько мы с тобой знакомы. И вдруг ты начинаешь сходить с ума непонятно из-за чего. Что случилось?

Плечи Линдсей поникли.

— Не знаю. — Несколько секунд она сидела молча, задумчиво покусывая нижнюю губу и глядя на парусную лодку, в брызгах пены направлявшуюся ко входу в гавань. Паруса ее наполнились ветром, когда она легла на другой галс. — Скоро ее день рождения, поэтому я и переживаю. Только и всего.

— Вот что я тебе скажу. Когда этот день наступит, давай я приглашу тебя на ужин в ресторан, и мы поднимем бокалы за здоровье твоей сестры — заочно. Как тебе мое предложение?

Она перевела взгляд на Гранта и увидела, что он буквально лучится самодовольством, как бы говоря: «Ну что, проблема решена?»

Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь. Она едва сдержалась, чтобы не вспылить. Обычно она владела собой, вспышки гнева были ей не свойственны. Она предпочитала использовать логику, рассудительность и тщательно выстроенные аргументы. Вот только кто сейчас ведет себя неразумно? Керри-Энн пропала больше четверти века назад, зачем же винить Гранта в том, что он считает ее усилия тщетными? Что он не может понять, что ее до сих пор терзает душевная боль, несмотря на прошедшие годы и явную безнадежность дальнейших поисков? Впрочем, хотя он редко виделся с собственной сестрой, которая по-прежнему жила в его родном городке Грантсбург в штате Висконсин, она по-прежнему оставалась неотъемлемой частью его жизни.

Линдсей, поднося бокал к губам, вновь вздохнула.

— Полагаю, легче вспоминать прошлое, чем посмотреть в лицо настоящему. — Она имела в виду компанию «Хейвуд групп», которая стала для нее источником постоянного раздражения и была как бельмо на глазу. Мужчины в дорогих костюмах, маскирующие свою подлую сущность корпоративным жаргоном, по сути оставались самыми настоящими пиратами, желавшими ограбить ее.

— Что слышно от Дуайта? — поинтересовался Грант.

Дуайт Тиббет был его адвокатом. Когда она попросила Гранта помочь ей в борьбе с «Хейвуд групп», он переадресовал ее своему старому приятелю по юридическому факультету, который как раз и специализировался на земельных спорах и который, по уверению Гранта, обладал большим опытом в таких делах, нежели он сам.

— Ходят слухи, что они собираются использовать закон о праве государства отчуждать частную собственность. — Она говорила негромким, ровным голосом, не желая окончательно испортить такой чудесный день.

Грант нахмурился.

— У них нет на это права.

— У них нет, зато есть у округа, и надежный источник сообщил мне, что по крайней мере половина членов комиссии находится чуть ли не на содержании у этих слизняков.

— Они всего лишь прибегли к тактике запугивания.

— Знаешь, что я тебе скажу? Они добились желаемого.

Ее тошнило от одной только мысли о том, что будет, если эти негодяи из «Хейвуд групп» со своими приспешниками добьются своего. Тогда ей останется только подать на них в суд. И какие шансы будут у нее, самой обычной владелицы куска земли, выиграть иск у выступающих объединенным фронтом государственного органа и компании по строительству гостиниц с практически бездонными карманами?

— Выходит, ты передумала и готова принять их предложение?

Она одарила его негодующим взглядом. Неужели он совсем ее не знает?

— Я еще не настолько напугана.

В последний раз «Хейвуд групп» предложила ей столько денег, что их хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, это было намного больше, чем она выручила бы, если бы выставила участок на открытые торги. Но какой суммой можно измерить радость от возможности просыпаться по утрам и любоваться видом из окна и засыпать под мерный шум прибоя? Да и куда ей деваться, даже если она решит продать свою собственность? Здание с участком в двадцать акров на океанском берегу, унаследованное ею от своих приемных родителей, стало для нее единственным родным домом, который она когда-либо знала.

Ну уж нет, пока она жива, эти «пираты» не добьются своего!

— Ну, я уверен, Дуайт знает, что делает. Он не позволит им выселить тебя. — Грант обнял ее, и она вздрогнула. — Замерзла? Хочешь, я принесу тебе свитер?

Линдсей отрицательно покачала головой, стараясь проглотить застрявший в горле комок. Нет никакого смысла нагружать любимого человека своими проблемами. Ведь сегодня они намеревались отдохнуть и забыть обо всех неприятностях.

— Со мной все в порядке. Здесь так хорошо!

Солнце уже почти совсем скрылось за горизонтом, и ощутимо похолодало, но ей не хотелось вставать и уходить в дом. Когда ей еще выпадет возможность просто посидеть и отдохнуть, ни о чем не думая?

— Может, позвонить в ресторан и предупредить их о том, что мы задержимся? — предложил Грант.

— Нет, — она едва выдавила улыбку. — Пошли ужинать. — Есть ей не хотелось, но Линдсей полагала, что у нее разыграется аппетит, когда они придут в ресторан, — сегодня вечером они ужинали в «Плацдарме», ее любимом прибрежном заведении. — Кстати, ты не возражаешь, если завтра я приведу на вечеринку мисс Хони? — Грант пригласил на ужин нескольких человек, его клиентов с супругами, и Линдсей подумала, что ее добрая фея, как она называла мисс Хони, с радостью ухватится за предложение выйти в свет и повеселиться. Пребывая в том возрасте, когда большинство ее сверстников предпочитают оставаться дома, пожилая женщина не упускала случая покрасоваться в вечернем платье и туфлях на высоком каблуке.

Лицо Гранта ничего не выражало, но он молчал слишком долго, прежде чем ответить:

— Разумеется. Чем больше народу, тем веселее.

По какой-то непонятной причине он и мисс Хони никак не могли найти общего языка. Нет, они были неизменно вежливы друг с другом, но Линдсей видела, что за этой вежливостью прячется взаимная неприязнь. Несмотря на свой городской лоск и образование «Лиги Плюща»[17], в глубине души он оставался приверженцем старомодных, накрепко вбитых в него провинциальным воспитанием ценностей, которые настолько же отличались от вольной и даже разгульной ночной жизни Рено в штате Невада, как Земля Обетованная — от Содома и Гоморры. Хотя он никогда не заговаривал с ней об этом, Линдсей знала, что он теряется в догадках относительно того, почему она предоставила кров особе, которая, строго говоря, не является членом семьи. Он не понимал, что для Линдсей соединявшие их узы были крепче кровного родства.

Она отправилась в ванную комнату, чтобы принять душ, пока Грант взялся за телефон, чтобы сделать несколько звонков. Он все еще разговаривал, когда она вышла из ванной, завернувшись в полотенце, которое привезла в его дом вместе с кое-какими своими вещами. Немного подумав, она решила надеть свое любимое черное платье. В квартире Гранта она держала зубную щетку, пижаму и смену белья, ей еще только предстояло по-настоящему обосноваться здесь, утвердить свое присутствие. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Грант проводил здесь много времени, из-за чего его квартира по сравнению с ее домом все еще выглядела какой-то стерильной, словно нарисованной, хотя он жил здесь уже больше года. Стоя перед дверцей шкафа и застегивая «молнию» на платье, она видела в зеркале его отражение, как он сидел на кровати, прижимая трубку к уху. Он устремил на нее невидящий взор, будучи полностью поглощен разговором. Линдсей ощутила легкий укол разочарования. Было время, когда ее возлюбленный при первой же возможности стремился заключить ее в свои объятия, когда ее нагота служила открытым призывом к действию, а постель становилась вполне приемлемым поводом отложить званый ужин. Впрочем, сейчас она была не в настроении заниматься любовью. Хотя…