Тина Леонард - Двое

— Ну-ка иди сюда, красотка! — сказал он. — Ах, Лу-Энн! В твоих объятиях я готов провести полжизни. Давай-ка опять займемся любовью.

Анни сидела у кровати отца и наблюдала за монитором, хотя абсолютно ничего не понимала из того, что возникало на экране. Ей разрешили недолго побыть с ним в палате интенсивной терапии, и она чувствовала, что время на исходе. Она судорожно сжимала отцовскую руку, желая, чтобы он пришел в себя и увидел ее.

К сожалению, приступ оказался таким сильным, что обычными средствами, доступными этой больнице, обойтись было нельзя, и поэтому ожидали прибытия специальной бригады. С минуты на минуту они могли появиться, и тогда отца увезут в операционную. Чувства ее смешались: с одной стороны, она понимала, что операция жизненно необходима, а с другой — ее мучили сомнения, перенесет ли отец операцию. Хотя в ее глазах отец был все еще крепким и сильным мужчиной, способным работать от зари до зари, она не могла избавиться от волнения за его здоровье. Ведь не случайно он наблюдался в больнице из-за слабого сердца. Возраст есть возраст, и она это понимала слишком хорошо. Анни даже укоряла себя за то, что все это время не придавала должного значения небольшим недомоганиям отца. Но он сам не позволял ей относиться к себе как к больному.

Анни прижалась щекой к его жилистой, ослабевшей руке, стараясь изо всех сил не расплакаться.

— Анни… — услышала она вдруг.

Она подняла глаза — отец очнулся и смотрел на нее.

— Папа! — прошептала она, и тут же слезы покатились по щекам.

— Не плачь, дочка.

— Нет, нет. Не буду, не волнуйся.

Она поспешно вытерла лицо краем платья. Нельзя вести себя словно маленькая девочка, отец должен видеть ее сильной и уверенной. Он и воспитал ее такой.

Трэвис тяжело вздохнул и покачал головой.

— Черт побери, — сказал он, — ты приготовила лучшее в моей жизни файитас, и я его не доел.

— Я тебе еще сготовлю, когда ты поправишься и вернешься домой, — пообещала Анни, надеясь в глубине души, что так оно и будет.

— Да, но это было великолепное мясо, прямо специально созданное для этого блюда. Помнишь, я все уговаривал Коуди, чтобы он прирезал эту корову — пора, мол. А он не слушал меня и все продолжал пасти ее на лучших лугах и обращался с ней как индус со священной коровой. Наконец он прирезал ее и притащил мне это мясо, чтобы доказать, что я ничего не смыслю в скотоводстве. И оно действительно оказалось великолепным! Так нет — на тебе: вместо того чтобы есть его, я валяюсь тут и вспоминаю его вкус.

Анни слушала отца, зная, что он пытается развеселить ее и говорит все, что угодно, лишь бы не касаться темы своего здоровья. Она постаралась улыбнуться, но у нее это получилось довольно плохо.

— Отдыхай, папа. И не думай об этом. У меня в морозилке еще здоровенный кусок говядины. Как только ты вернешься домой, я тебе сделаю еще лучшее файитас.

Трэвис кивнул и закрыл глаза. Воцарилось молчание, и Анни подумала, что он заснул. Она тихонько отпустила его руку и стала искать в кармане носовой платок. Тут отец снова открыл глаза и внимательно посмотрел на нее.

— Я беспокоюсь за тебя, Анни, — глухим голосом сказал он.

— Господи, папа, тебе не следует волноваться. Ты сам всегда говорил, что я очень стойкая и сильная духом. Все будет хорошо, я вполне справлюсь на ферме сама.

Взгляд его стал пронзительным.

— Я же не о том. Не подпускай к себе этого пижона, Анни, — предупредил он. — Я знаю, что тебе одиноко, и знаю, что у тебя никого не было с тех пор, как умер Карлос.

Отец замолчал и вздохнул хрипло и тяжело, морщась от боли. Анни хотела было заставить его прекратить разговор, но он упрямо потряс головой и продолжал:

— Ты столько времени жила одна, Анни, у тебя были только мы с Мэри и работа на ферме. Одному Богу и мне известно, как ты вкалывала, не щадя себя. Я бы желал тебе лучшей доли и более счастливой жизни. Вам с Мэри красоваться бы в модных платьях и во всяких дорогих побрякушках, а не думать о том, где взять деньги. Но Зак Райес не тот мужчина, который нужен тебе, дочка. В нем есть что-то неприятное, он — холодный и расчетливый человек. Боюсь, он захочет заиметь больше, чем кусок нашей земли…

— Папа, перестань распалять себя этими разговорами, — прервала его Анни, увидев с испугом, как тот изменился в лице. — Ты же знаешь, что я не продам ничего.

— Я заметил, как ты на него смотрела, Анни. Знаю, кого ты видела в нем, но он — не Карлос, детка, несмотря на смуглую кожу и черные волосы. Он красив, и, несомненно, бабы виснут на нем. Уверен, что ты окажешься у него не первой, но и далеко не последней.

Вошла медсестра и посмотрела на показания монитора.

— Вам следует отдохнуть сейчас, мистер Кэйд, — сказала она строгим голосом. — Через час вы должны быть готовы.

— О Господи! — выдохнула Анни.

Она почувствовала облегчение от того, что отца ждет квалифицированная помощь, а значит, есть надежда на лучшее. Но в то же время она испугалась: вдруг ничего не получится. Кроме того, ей совсем не хотелось слушать то, что говорил отец о Заке и о ней. Анни быстро встала со стула.

— Не волнуйся, папа, — пробормотала она и, наклонившись, поцеловала его в щеку. — Все будет хорошо. Я еще зайду к тебе попозже.

Он был так слаб и бледен, что сердце ее сжалось и глаза снова наполнились слезами. Анни поспешила выйти из палаты, едва сдерживая рыдания. Надо скорее найти туалет или просто укромный уголок, где она может посидеть и поплакать вволю, она так крепилась в палате отца…

Неожиданно чьи-то сильные руки заключили ее в объятия, и Анни догадалась, кто это. Не в силах больше сдерживаться, она повернулась и прижалась лицом к груди Зака. Ей как никогда нужна была сейчас поддержка, утешение…

Обняв Анни, Зак пошел с ней по коридору. Она покорно дала себя увести в уединенный холл, где они сели на небольшой диванчик. Анни беспомощно уткнулась в плечо Зака и наконец расплакалась. Вокруг не было ни души, и она дала волю слезам, а Зак только крепко прижимал ее к себе одной рукой, а другой гладил по голове.

Он ничего не говорил ей, и Анни испытывала к нему за это благодарность. Зак понимал, что ей необходимо выплакаться. Его молчаливое присутствие и дружеская поддержка значили больше, чем любые слова. Да и какими словами он смог бы утешить ее? Понемногу Анни стала приходить в себя. Когда она почти совсем успокоилась, Зак предложил:

— Пойдем, я угощу тебя кофе и, может, ты съешь что-нибудь.

Она покорно кивнула.

— Только я сперва умоюсь.

— Туалет здесь за углом. Я подожду.

Зак помог ей подняться и только тогда отпустил ее из своих объятий.

— Спасибо, — пробормотала Анни, она искренне была ему благодарна.

Хорошо, что он оказался здесь именно в тот момент, когда ей нужно было опереться на чье-то плечо, чтобы преодолеть растерянность и волнение. Смешно, что именно Зак утешал ее сейчас, подбадривал. Ведь его задача как раз состояла в другом — использовать ее подавленное состояние в своих целях. Почему же у нее все время такое чувство, что у Зака не лежит душа к тому, чем он занимается по долгу службы? Так ей казалось и тогда, на ферме, и особенно сейчас. Разве стал бы другой чиновник на его месте возиться с ней, сочувствовать?

Она умылась и привела себя в порядок. Посмотрев в зеркало, она с трудом узнала себя: тревожный взгляд, синяки под глазами, скорбное выражение лица. Анни приказала этому изображению исчезнуть, но потребовалось немало усилий, чтобы взять себя в руки. Через некоторое время она, однако, уже выглядела хотя и усталой, но уверенной в себе женщиной и осталась довольна собой.

Одобрительный взгляд Зака, когда она подошла к нему, свидетельствовал о том, что она не была субъективна в оценке самой себя.

— Похоже, тебе значительно лучше, — сказал он.

— Так и есть, — уверила его Анни. — Ты обещал накормить меня и напоить кофе? Тогда пошли.

— Туда. — Он кивком указал в конец коридора. — Кафетерий там.

Они молча направились в кафетерий. Запах кофе и еды, звон посуды и голоса посетителей подействовали успокаивающе на Анни, и она наконец расслабилась. Зак подвел ее к застекленным витринам с закусками, и она выбрала себе пару сандвичей и кофе. Он быстро расплатился, и Анни даже не пришло в голову протестовать. В обычной ситуации она ни за что бы не позволила едва знакомому человеку платить за нее, но сейчас ей это казалось вполне нормальным. Зак вел себя с ней как хороший друг, понимающий ее тревоги и знающий, как помочь ей, и она чувствовала себя рядом с ним спокойной и уверенной в себе.

За столом Зак сел напротив Анни, поставил свой кофе и внимательно посмотрел на нее. Ее недавняя растерянность и слезы поразили его — он-то считал ее очень сильной женщиной, неспособной на подобные эмоции в присутствии чужого человека. Его чрезвычайно растрогало ее неожиданное доверие к нему, однако чувствуя себя виновным в происшедшем, Зак держался настороже: Анни уже вполне оправилась от потрясения и ее настроение может в любой момент измениться.

— Ты, наверное, голодна, — заметил он, наблюдая, как Анни ест с аппетитом. — Если захочешь еще что-нибудь, скажи.

Анни промолчала и продолжала есть, почти не глядя на него. Что она может сказать ему? Какой может быть разговор, пока он не объяснится с ней.

— Анни, послушай, — начал он осторожно. — Я хочу, чтобы ты знала, что я сожалею о случившемся. Я не желал ничего дурного…

— Я знаю, — прервала она его извинения, грустно усмехнувшись.

Зак все же чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я могу еще что-нибудь сделать для тебя?

— Ты уже и так все сделал, Зак.

Ему показалось, что она произнесла это с некоторой долей сарказма, но, может, он и ошибся. Трудно сказать, что именно она имела в виду, но ее слова укололи Зака. Анни снова принялась за свой завтрак с явным аппетитом, хотя Заку не хотелось есть совсем, он просто заставил себя жевать свой пирог. Он вообще не знал, что делать. Правильнее всего было бы встать, еще раз извиниться и уехать в такси на ферму Аквиларов, чтобы спокойно дожидаться машины из проката. Но он посмотрел в глаза Анни и увидел в них вновь возникшую тревогу и беспокойство. Это заставило его изменить свое решение.

— В чем дело? Я вижу, тебя что-то беспокоит. Думаешь, не справишься теперь? — поинтересовался он.

— Все будет нормально. У нас бывали и худшие времена, поверь. Но мы преодолели все невзгоды.

Зак понимающе кивнул, но заметил, что взгляд Анни стал еще напряженнее.

— Есть проблемы?

— В общем-то да, — призналась неожиданно Анни. — Боюсь, что на лечение не хватит страховки.

Зак удивленно взглянул на нее, не понимая, почему вдруг Анни разоткровенничалась.

— Не могу сказать, — продолжала Анни, — что папин приступ явился для меня абсолютной неожиданностью, такое с ним могло случиться в любой момент. У него часто повышается давление, да и анализы были неважные. Мне следовало отнестись к этому посерьезней и, предвидя экстренный случай, повысить страховой взнос. А я этого не сделала. Трудно свыкнуться с мыслью, что отец уже старый и больной…

Зак почувствовал небольшое облегчение, узнав, что Трэвис страдал от сердечной недостаточности уже давно. По крайней мере, вина его немного сглаживалась, не он явился главной причиной случившегося. Конечно, появление агента по недвижимости, желающего любой ценой заполучить заветный участок земли, послужило толчком к обострению болезни. Мистеру Кэйду надо было чуточку обождать со своим сердечным приступом. Это была очень эгоистичная мысль, но если бы не история с больницей, Зак давно уже был бы в Остине. Анни, возможно, позвонила бы ему позже и сказала бы, что передумала и готова уступить. Все решилось бы наилучшим образом. Так нет, вот он торчит в больнице, не в силах что-либо предпринять, и дело прогорает. Более того, у него нет никакого желания заниматься им и настаивать на своем.

Анни взглянула на Зака и вдруг смутилась.

— Ах, Господи, — спохватилась она. — Я так много болтаю. У меня просто голова кругом идет, и я говорю все, что только на ум придет. Тебе это все неинтересно.

— Анни… — попробовал возразить Зак.

Она только покачала головой.

— Лучше я пойду в приемную и подожду там.

Она резко встала и пошла прочь. Зак последовал за ней, не зная, что сказать. По коридору больницы они шли молча. Зак понимал, что ситуация ужасно глупая, но не мог придумать, что делать и что сказать дальше.

В приемной царила тишина. Зак сел в неудобное, жесткое кресло, а Анни нервно ходила взад и вперед. Она подходила то к окну, то к двери, то садилась и перебирала журналы, сложенные стопкой на столике, то бросала все и снова начинала ходить по комнате. Она явно находилась в сильном волнении, что и понятно — переживает за отца. Но для Зака такие чувства существовали только теоретически: сам он никогда не был близок со своим отцом. Правда, за долгие годы он не раз пытался изменить ситуацию, но тщетно. Достучаться до сердца отца было все равно что ломиться в закрытую дверь. Как Зак хотел сблизиться с отцом! Если бы ему удалось это, он стал бы счастливейшим человеком. Правда, он никогда не переставал заботиться о нем и переживал за него, если что-нибудь случалось.