Директор взирал на меня хмуро, теребил в пальцах ручку и задумчиво прикусывал губу.

– Ты какая-то бледная, – резюмировал он. – Я думал, что из отпуска по Европе ты вернешься более отдохнувшей. Пожалуй, я лучше позвоню Веронике.

– Не надо Веронике, – выпалила и резво затараторила: – Я совершенно в порядке. Так что там за работа?

– У одного очень знаменитого певца… Кхм, не буду озвучивать имен, – медленно начал директор. – Со дня на день начинаются гастроли по всей стране, а одна девушка из подтанцовки умудрилась сломать ногу. Срочно требуется замена. Причем попросили подыскать смышленую танцовщицу, чтобы за два дня сумела выучить программу. А она, поверь, не легкая.

– Что за артист? – все же вцепилась я в возможность. – И сколько платят?

– Почти Стас Михайлов, только в блестках, – отшутился Беликов. – Сумму за сорок выступлений обещают очень приятную, но работать придется на износ.

– То, что нужно! – обрадовалась я, потому что именно это сейчас мне и нужно было. Работа. Работа. Очень много работы и танцы. – Я согласна, Дмитрий Германович.

Но мужчина остановил мой пыл жестом.

– И все же я сомневаюсь. Ты себя в зеркало-то видела? Осунувшаяся, круги под глазами. Не хочу потом краснеть перед Филиппом.

Я аж поперхнулась, когда до меня дошло, к кому на подтанцовку приглашают. Как бы этого артиста не ругали, но попасть к нему в труппу мечтала каждая танцовщица. Это же целый горизонт новых возможностей!

– Я не подведу, – заверила Беликова. – Обещаю. Вы же знаете: лучше меня в клубе никого нет.

Спустя десять минут уговоров, директор сдался, а я почти выпорхнула из его кабинета, окрыленная новостями о полученной работе. Впереди были два дня репетиций, а следом целое турне по крупнейшим городам необъятной родины.

***

Тула. Калуга. Орел. Белгород. Воронеж. Ростов.

Кажется, все эти населенные пункты слились для меня в один сплошной и очень изматывающий марафон.

Когда я хотела работать на износ, я даже представить не могла, что спать придется по три часа в сутки, а есть на бегу и очень мало.

Бесконечные репетиции, тренировки, изнуряющая дорога, конверты – все это было действительно сложно, но я справлялась.

Моей наградой были овации зрителей, пусть и предназначавшиеся не мне, и полное отсутствие времени на мысли о Клаусе. Моим стандартным желанием вечером после выступления стало доползти до душа и рухнуть в кровать.

Девчонки из труппы приняли меня вполне радушно, хотя изначально я побаивалась нового и, возможно, змеиного коллектива. К счастью, ошиблась.

– При таком темпе жизни, – хохотала, когда я поделилась опасениями, Варька – моя соседка по комнате и одна из ведущих танцовщиц, – ни на какую злобу сил не останется. Тут бы поесть успеть да родным минут на пять позвонить.

После этой фразы она перевернулась на другой бок к стене и мгновенно уснула. В подтанцовке у Фили девушка работала уже не первый год. Причем, не жалея себя работала. Улыбка на ее лице не сходила во время выступления ни на секунду, но стоило музыке умолкнуть, как Варька превращалась в грустную девушку двадцати пяти лет, в глазах которой плескалось все уныние и разочарование мира. Она набирала номер родителей и максимально долго, сколько мог позволить жуткий график, разговаривала с трехлетним сынишкой, который остался на попечении бабушки с дедушкой. Где был муж Варьки, история умалчивала, а когда я попыталась тактично поинтересоваться, почему девушка не найдет работу в Москве, чтобы быть рядом с сыном, получила не самый приятный ответ:

– У Гоши проблемы со зрением. Нужны деньги на операцию. А здесь платят лучше любого ночного клуба и не приходится светить голой грудью.

Я тут же заткнулась, решив больше ни о чем личном у нее не спрашивать. Вот так живешь на свете, думаешь, что у тебя жизнь – дерьмо. Страдаешь из-за бросившего мудака, а потом встречаешь человека, у которого действительно проблемы, и становится стыдно за свою слабохарактерность.

В общем, о Клаусе я не думала.

Не думала, и точка! Тем более, что в прошлый четверг из-за всех переживаний о нем навела страха на саму себя и девчонок, когда упала в обморок. Они жутко перепугались, думали, что-то серьезное. Пришлось заверять, что все дело исключительно в недосыпе и нервах. А еще я откровенно недоедала. Главный хореограф, ставящий номера, намекнул, что танцую я, конечно, замечательно и для разовых гастролей для замены сойду, но если рассчитываю попасть в основной состав, то мне просто жизненно необходимо стать тоньше в талии и немного сбросить в бедрах. Вот я и сбрасывала, хотя искренне не понимала, куда уж больше. Зеркало и собственное самолюбие упорно утверждали мне, что тело близко к идеалу.

Вот и сейчас я сидела перед ним в номере. На часах было далеко за полночь, жрать хотелось просто неимоверно, но я упрямо сверлила взглядом собственное отражение и смывала пестрый сценический макияж. На глазах тонна теней, на губах центнер помады, куча блесток по всему телу. Нужно было идти в душ, но сил встать со стула попросту не находилось. Сделав волевое усилие, я поднялась, ступила пару шагов и перед глазами запрыгали мушки, а потом и вовсе все померкло. Я пошатнулась, попыталась схватиться за ближайшую стену, но сознание покинуло меня за секунду до того, как я рухнула на пол.

Очнулась от больных шлепков по щекам. С усилием открыла глаза и увидела нависающую надо мной Варьку. Ее обеспокоенное лицо было буквально в двадцати сантиметрах, она пыталась до меня докричаться, давала легкие пощечины и, судя по телефону, зажатому между ухом и плечом, уже звонила в скорую.

– Эй, ты что? – я мгновенно пришла в себя, рывком садясь и забирая у нее трубку. – С ума сошла? Меня же выгонят из подтанцовки, если узнают!

– Это ты с ума сошла! – припечатала она. – Знаешь, как я перепугалась, когда ты упала? Думала, что голову расшибешь. Нужно вызвать скорую, и чтобы тебя осмотрели. Второй обморок за неделю это не шутки.

Я лишь отмахнулась и попыталась встать. Меня все еще штормило, голова шла кругом, а затылок саднил от удара.

– А ну-ка стой, – Варька буквально повисла у меня на руке и вновь усадила на пол. – Куда ты собралась? А вдруг у тебя сотрясение? Нет, я все же вызову скорую.

Следующие пять минут я убеждала ее, что со мной все нормально. Пришлось рассказывать о жесткой диете и похудении, а также списывать все на голодный обморок.

– Ты точно дура, – констатировала она. – А если на сцене упадешь? Тебя скорее выгонят из-за этого, чем от нескольких сантиметров. И вообще, на твоем месте, я бы еще тест сделала на всякий случай. Мало ли.

– Какой еще тест? – не сразу поняла я.

– Ой, ну ты как в первый раз, – усмехнулась Варька. – Не беременность, конечно. Помню, я в первые два месяца несколько раз в обмороки падала. То давление упадет, то гемоглобин. Там же такая сумасшедшая перестройка организма начинается…

Она продолжала разглагольствовать и предаваться воспоминаниям, а я загибала дрожащие пальцы, считая дни задержки.

За всеми репетициями, поездками и сменой городов я напрочь позабыла о такой мелочи, как красный период календаря. Причем опаздывал он уже на три дня.

– Эй, ты чего? – Варька повела у меня рукой перед лицом. – Не вздумай опять в обморок хлопнуться!

– И не собираюсь, – все еще уставившись в одну точку, пробормотала я и спросила: – Где в час ночи можно добыть тест?

В голове металась судорожная мысль, что аптеки уже вряд ли работают, а где в незнакомом городе найти круглосуточную, я даже не представляла.

– А что тут добывать-то? Напротив гостиницы супермаркет. На каждой кассе лежат, – Варька начала свое предложение как-то беспечно, но уже к концу до нее начал доходить весь смысл и ужас происходящего. Потенциально беременная танцовщица в труппе. – Так, Лена, не паникуй раньше времени. Давай я сбегаю в магазин сама, а ты пока в номере посидишь, а то мало ли. Вдруг опять в обморок упадешь.

Я нашла в себе силы только кивнуть.

Десять минут, пока соседка бегала в магазин и обратно, я провела как на иголках, а потом, получив от нее заветную коробочку, заперлась в туалете и долгое время изучала инструкцию. Вроде бы ничего сложного, но меня мандражировало от ужаса. Производитель обещал, что окончательный результат проявится в течении десяти минут, и вот я сидела на ободке унитаза, гипнотизировала чертов тест, смотрела на медленно проявляющую первую полоску и старалась дышать медленно-медленно, как будто от этого что-то зависело.

Ровно через мгновение начала проступать вторая.

Сердце в груди екнуло и словно остановилось.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросила, стоя за дверью, Варька, а я ничего не могла ответить из-за кома, поселившегося в горле. – Эй, ты там в обморок не упала?

Она дернула незапертую ручку, вошла в санузел, смерила долгим взглядом вначале меня, а потом полосатый тест, и замерла.

– Отец-то хоть есть? – через мгновение повисшего молчания спросила она помертвевшим голосом.

Я нашла силы только головой мотнуть, а потом подняла на девушку взгляд, полный слез и отчаяния, и, как круглая идиотка, начала рыдать:

– А может, это ошибка? Вдруг тест врет? Нужно купить еще один! Так ведь не бывает!

В моей голове просто не укладывалось происходящее.

Я не могла быть беременной. У нас с Клаусом было-то всего два раза. Люди над детьми годами работают, стараются, а он ведь в меня даже не кончал. Так как?!

Вспомнился наш последний раз в ванной. Тот гребанный сладкий раз, когда немец задержался во мне, возможно, дольше, чем следовало. Всего одно мгновение слабости, и вот я сижу в слезах, в туалете, перед полосатым тестом.

И не знаю, что мне делать дальше и как жить! Потому что эта немецкая сволочь со своей мамашей явственно дали мне понять, что никаких дел иметь со мной не желают. А мне всего лишь двадцать два и я рискую стать матерью-одиночкой. Что я вообще смогу дать этому ребенку? У меня ни карьеры, ни работы, ни перспектив в жизни. Кому нужна беременная танцовщица?

– Только не дури! – выдернула из мыслей Варька. Она подскочила ко мне, положила холодные ладони мне на лицо и развернула к себе. Заставила посмотреть в глаза и твердо произнесла: – Я знаю, о чем ты думаешь, я была на твоем месте. Не вздумай. Ты потом сама себе этого никогда не простишь! Слышишь меня?

Я всхлипнула.

– Хрен с ним, с мужиком, – продолжала она. – Его отсутствие не повод брать грех на душу. Ты понимаешь, о чем я говорю? Не глупи и даже не думай об аборте.

А я, черт возьми, думала. Просто мысль еще не сформировалась до конкретных слов, а витала где-то за гранью сознания.

– Ты ведь говорила, что у тебя тоже не было отца, – схватилась Варька за обрывки наших с ней разговоров. – Как-то же тебя мать воспитала одна. Позвони ей. Только не руби с горяча!

Ее слова меня несколько отрезвили. Да, мне однозначно нужно было позвонить маме, прямо сейчас. И плевать, что на часах второй час ночи.

Я вылетела из туалета, нашла телефон и потом долго слушала длинные гудки, пока с обратной стороны не зазвучал сонный голос матери:

– Лена, что-то случилось? – заговорила она. – Почему так поздно?

– Мам, – без лишний предисловий спросила я, – почему ты не сделал аборт, когда отец умер? Ты ведь была абсолютно одна, а Леня появился гораздо позже.

– К чему этот вопрос?

– Просто ответь.

– Потому что я любила тебя, глупенькая. Даже нерожденную. Как я могла убить самое дорогое, что мне послала судьба? Ты ведь не просто ребенок, ты плод любви.

– И ты ни разу не жалела? Не считала, что я сломала твою жизнь?

– Лена, что случилось? – Мать окончательно проснулась и теперь ее голос звучал серьезно, собранно и очень обеспокоенно. – Только не говори, что все в порядке. Когда все в порядке, ты не звонишь в два часа ночи со странными вопросами.

Вместо ответа я разрыдалась, а потом меня и вовсе прорвало. Где-то между очередным шмыганьем носа и всхлипом я призналась:

– Мам, я беременна… Только не спрашивай, как так вышло…

Пауза.

– Кто отец?

– Не важно… Нет отца… Не хочу о нем вспоминать…

– Кто-то из Германии, – сама догадалась она. – Надеюсь, это было хотя бы добровольно?

– Настолько добровольно, что я в него влюбилась, – призналась матери и самой себе, впервые произнеся эти слова. – Я не знаю, что теперь делать. Как одна с этим справлюсь?

– Ты не одна, Лена. Нас двое. И я приму любое твое решение по поводу этого ребенка и помогу всем, чем только смогу. Главное, не ошибись с выбором.

Наверное, мне было важно услышать от нее именно эти слова поддержки и получить возможность принять решение самой. Мама не склоняла меня к удобному ей варианту, она просто ждала моего ответа, который уже созрел в голове и начинал принимать очертания конкретных слов.