Роланд понимающе кивнул.

— Зато вы вправе потребовать от него в качестве компенсации несколько миллиончиков, не так ли?

— О да! Надеюсь, он и сам поймет, что должен так поступить.

— И я надеюсь… — совсем тихо проговорил Роланд. Тут он улыбнулся, и ей на мгновение показалось, что он смеется над ней, но Кэнди отвлеклась, заметив свое отражение в зеркале. Поправив рукой волосы, чтобы они волной спадали на одну сторону лица, она немного попозировала сама себе, а потом повернулась к дверям.

— Боюсь, мне уже пора идти, Роланд. Внизу ждут журналисты.

Роланд быстро подошел к ней и, загородив дорогу, приблизил свое лицо к ее лицу.

— Поскольку именно я раскрыл вам глаза на вашего мужа, надеюсь, вы не сочтете за нескромность, если я попрошу у вас определенный процент от суммы будущей компенсации…

Кэнди мгновенно забыла про свой имидж и всю свою беззащитность. Стукнув ногой по полу и уперев руки в бока, — отчего тут же стала похожа на разгневанную прачку, — она заорала:

— Что?! Дать тебе процент от моей компенсации?! Да ты кто такой вообще? Ну-ка, вали отсюда! Процент ему захотелось! Кэрол! — разнесся по роскошным комнатам номера ее зычный зов. — Немедленно вызывай охрану! Я хочу, чтобы отсюда убрали этого урода!

Кэрол влетела в двери и едва не столкнулась с разгневанной Кэнди, которая выскочила из гостиной и направилась к лифту. Это же надо, чего захотел! Процент от будущей компенсации! С подобной наглостью ей еще не приходилось встречаться! Кем себя возомнил, этот недоносок Роланд Шоу?

Ей пришлось задействовать весь свой актерский талант, чтобы успеть вновь окунуться в образ беззащитной обманутой девушки. Благо Господь наделил ее даром перевоплощения, не то не миновать конфуза.

В тот день с самого утра в пресс-службе Букингемского дворца все пребывали в состоянии ужаса и оцепенения. Дело в том, что Джеймс Айрленд получил очередную кипу газетных вырезок с публикациями о королевском семействе. Довольно странные и недобросовестно составленные материалы на эту тему уже давно выходили в свет, так что удивляться вроде было нечему. Но если до сих пор в подобных статьях ощущался явный дефицит фактуры, то в материалах, поступавших все последнее время, в частности сегодня, фактура отсутствовала напрочь.

— Я что-то никак не могу понять… — растерянно пробормотал Джеймс, вручив одну из вырезок Джин Хопкинс, своей помощнице. — Откуда могла взяться эта сплетня? «Принц Чарльз планирует продать свое загородное имение Хайгроув и переехать в другой дом в Глостершире». Ведь это не имеет под собой абсолютно никакой реальной почвы! Всем известно, что принц Чарльз и принцесса Диана души не чают в Хайгроув! И они ни за что не продадут дом. Особенно сейчас, когда разбили вокруг замечательный сад.

— А как вам понравится вот это? — Джин, в свою очередь, передала ему другую заметку. — Здесь говорится, что принцесса Диана подумывает о том, чтобы вывести шотландских пони для принцев Уильяма и Гарри.

Джеймс Айрленд фыркнул:

— О Господи, что за бред! Неужели так трудно написать что-нибудь хотя бы отдаленно напоминающее правду? Так, для разнообразия…

Джеймс сам начинал репортером. Потом его взяли на телевидение и послали собкором за границу. Признаться, когда королева пожелала, чтобы он возглавил ее пресс-службу, он был удивлен. Джеймс был широк в кости, и не мог похвастаться благородным происхождением. Он всегда считал, что для придворной службы необходимо обладать какими-то особыми учтивыми манерами, которых не имел и в помине. Однако вскоре, уже чуть притеревшись к новой должности, он понял, что эта работа как раз для него. И еще заподозрил, что, назначая его, королева, очевидно, руководствовалась пословицей: «Чтобы поймать вора, надо нанять другого вора».

— Взгляните-ка! — воскликнула Джин. — Вот статья, в которой говорится о том, что королева собирается отказаться от участия в традиционных скачках, так как ей-де не по карману содержание и тренировка ее тридцати шести лошадей!

Джеймс расхохотался:

— И кто же такое придумал? Да королева скорее будет ходить по дворцу, везде выключая свет и ворча о необходимости экономить электроэнергию, чем отражается от скачек. Ведь это одно из любимейших увлечений в ее жизни.

Следующие полчаса они разбирали кипу вырезок, порой вызывавших смех, как, например, один материал, в котором утверждалось, что принцесса Анна какого-то особенно назойливого фотографа прилюдно «послала на…». Порой — сильное негодование, как, скажем, одно довольно грязное описание очередного экстравагантного похождения герцогини Йоркской. Впрочем, были здесь и материалы, вызывавшие одобрение: какая-то газета довольно правдиво рассказала о посещении принцессой Дианой пациентов в клинике для больных СПИДом.

— Все прошло очень неплохо, — заметил Джеймс. — Да и на фотографиях она удалась, ничего не скажешь.

— По-другому с ней и не бывает, — с завистью в голосе и со вздохом проговорила Джин. — Принцесса, наверно, самая фотогеничная женщина в мире. Я даже думаю порой, что такого ракурса, при котором ее фотография не получилась бы, просто не существует.

В комнате беспрестанно надрывались телефоны, жужжал и пищал телефакс, обрабатывая нескончаемый поток просьб и запросов от средств массовой информации. Машинистки строчили пресс-релизы и планы предстоящих мероприятий, связанных с появлением кого-либо из членов королевской семьи на людях. Все эти сводки ежедневно отправлялись в «Светскую хронику» «Таймс» и «Телеграф». Нельзя было также забывать о радиостанциях, телевидении и прочих газетах и журналах, которым нужна информация из дворца. Хуже, когда в королевской пресс-службе раздавались звонки из бульварных и «желтых» изданий, требовавших «клубнички».

Причем Джеймс Айрленд знал, что если время от времени им не подбрасывать фактуры, они будут заниматься сочинительством. Однако с такими изданиями он и его помощники обращались довольно ловко. Частенько ему удавалось стряхнуть с себя этих литературных поденщиков различными уклончивыми фразами и лишь изредка приходилось отвечать:

— Без комментариев.

Вдруг в комнате раздался громкий возглас Фебы Уолш, одной из помощниц пресс-секретаря. Она была недавно принята на работу, еще не вполне научилась хорошим манерам и порой проявляла непосредственность. Все взглянули на нее.

— Что там? — спросил Джеймс.

— Что это еще за граф Виктор Лерой, черт возьми?

— Дай-ка взглянуть.

Феба передала ему вырезку из французского журнала «Иси Пари».

— А, здесь постоянно появляются скандальные вещички. Они и печатают что захотят, мы им запретить не можем. — Он быстро ознакомился со статьей, и глаза его налились бешенством. — Какой чудовищный бред! Королева будет вне себя! — воскликнул он. — Как они посмели писать такое про принца Эндрю? Это гнусно!

— Вы думаете, что «граф Виктор Лерой» — псевдоним? — спросила Феба.

— Кто его знает, но я очень хотел бы свернуть этому писаке шею. Британской прессе, слава Богу, не позволено перепечатывать на своих страницах подобное дерьмо. Жаль, что мы не можем добраться до некоторых заграничных изданий.

— Неужели они регулярно печатают такие вещи? — Феба перечитала статью, которую, появись она в Великобритании, назвали бы пасквильной.

— О да! — со знанием дела сказал Джеймс. — Еще в шестидесятых годах в «Иси Пари» и «Франс диманш» писали всякую галиматью. Что королева якобы планирует развестись с принцем Филиппом. Что она хочет отречься от престола. Что опять беременна. Но вот это… про ее сына… С такой злостной ложью я еще не сталкивался.

— Можно, я попытаюсь узнать, кто такой этот граф Виктор Лерой?

Джеймс фыркнул:

— Попытайся, только вряд ли что найдешь.

— Да что с тобой сегодня, Элфи? — спросил Селвин. Они собирались на званый ужин. — За последние пятнадцать минут ты уже три платья примерила. Неужели так трудно остановить на чем-нибудь свой выбор?

Элфрида чуть не плакала — ведь она теперь не располагала драгоценностями, которые подходили бы к определенным вечерним платьям. То, что осталось, совершенно не смотрелось и не соответствовало такому важному событию, как ужин в Мэншн-Хаус у самого лорд-мэра Лондона.

— Я еще не решила! — резко ответила она и покраснела. В жемчуге на фоне черного шифона она выглядела старухой, а золотое ожерелье с бирюзовым шелковым платьем смотрелось кричаще и безвкусно. Помимо этого, у нее оставалось лишь несколько пар невзрачных серег, которые больше подходили к дневной одежде, бриллиантовый браслет и кольца. Она уже жалела о том, что не сходила сегодня утром в «Батлер энд Уилсон» за поддельными украшениями.

Скрепя сердце, Элфрида примерила розовое платье с оборками на юбке и пышными рукавами. Повесив на шею нитку жемчуга, она уставилась на себя в высокое зеркало, стоявшее в спальне. Элфрида походила на перезревшую толстую дебютантку, страдающую полнокровием. Она раздраженно сорвала с себя платье. Терпение Селвина иссякло.

— Но я не знаю, что мне надеть! — заныла Элфрида, боясь сказать мужу правду.

Он сурово взглянул на нее:

— Очень интересно, учитывая то, что ты ежегодно тратишь на свои туалеты до ста тысяч фунтов!

Вспотевшая Элфрида в отчаянии ломала руки.

— Но к платьям ничего не подходит… Ну не подгоняй меня, Селвин!

— Черт возьми, я тебя вовсе не подгоняю! Но ты уже полчаса без толку вертишься перед зеркалом, а нам пора уходить! Ты хоть понимаешь, что будет, если мы опоздаем к лорд-мэру?! Учти, если ты не соберешься через пять минут, я поеду один.

— О! — громко всхлипнула Элфрида. — Я не знаю, что делать!

Селвин недоуменно уставился на нее. Даже для нее это было слишком. «Может, она себя плохо чувствует? — подумал он. — Или… О Боже мои, неужели она беременна? Не может быть!» Селвина охватил ледяной ужас. Вопящий младенец в его-то возрасте? Коляски в холле, мамки-няньки в детской?..

— Послушай, Элфи, — уже совсем другим голосом проговорил он. — Попробуй надеть вон то синее с глубоким вырезом. А к нему ожерелье и серьги, которые я тебе подарил. Ты будешь прекрасно смотреться. И пойдем.

Повернувшись к высокому зеркалу на подвижной раме, он поправил галстук-бабочку, пригладил накрахмаленный перед сорочки и взглянул на перламутровые с золотом запонки. Для своего возраста он выглядел вполне прилично. Лорд Уитли Воксхолл. Миллионер. Человек, который сам себя сделал. Ах, как бы обрадовалась мама…

Тут до него донеслись сдавленные булькающие рыдания жены. Она рухнула на постель с искаженным словно от боли лицом.

— Я… не могу! — заикаясь от слез, пролепетала она. На мгновение его охватил страх. Все-таки беременна?..

— В чем дело? — несколько грубо от волнения спросил он.

— Я не могу надеть ожерелье и те серьги… — рыдала Элфрида.

Она крепилась последние недели, в течение которых Роланд преследовал ее, требуя все новых денег за свое молчание, но сегодня поняла, что больше нет сил. Он вытянул из нее все жилы, она сломалась физически и морально. Ей хотелось умереть.

Когда она продала свои первые драгоценности, чтобы выручить требуемые десять тысяч, Роланд вернулся буквально на следующий день и заявил, что этого мало. Он пригрозил, что расскажет о ее прошлом не только газетам, но и Селвину. Тогда Элфрида вновь пошла в скупку и продала еще украшения, — причем гораздо ниже их реальной цены, — но попыталась взять с него слово, что после этого он отстанет от нее раз и навсегда. Роланд только хитро ухмыльнулся, буравя ее своими серо-стальными глазами из-под очков. Элфрида с ужасом поняла, что это далеко не конец. И действительно, вскоре он появился вновь. Когда же драгоценности закончились, Роланд запустил руку и в их буфет, где хранилось столовое серебро.

Элфрида разрыдалась во весь голос, вспоминая свои аквамарины и бриллианты, сапфиры и рубины. Всю жизнь она мечтала о таких красивых вещах, а теперь большинства из них уже нет.

— Да в чем дело-то? — подходя к постели, снова спросил Селвин. — Ты не можешь надеть драгоценности? Но почему? Еще как можешь! Сегодня там все женщины будут увешаны своими безделушками!

— Ты не понимаешь… — Элфрида подняла на него несчастный взгляд. Волосы упали ей на лицо и прилипли, смоченные слезами, к пухлым щекам. — У меня больше нет моих драгоценностей… Не-е-ет!..

Ничего не понимающий Селвин нахмурился.

— То есть как нет? Что ты болтаешь? У тебя полно драгоценностей! Уж я-то знаю, ибо помню, во сколько они мне обошлись!

Элфрида замотала головой:

— Но у меня их больше нет! Больше нет!

— Нет?!

— Не-е-ет! — Она вновь зарыдала.

— Как же так? Что, их украли?

— Нет. — После долгой паузы она прошептала: — Мне пришлось их продать.