Патриция Райс - Дьявольски красив

Высказавшись, барон удовлетворенно откинулся в кресле.

— Это в высшей степени щедро с вашей стороны, сэр, — произнес Блейк. — Я непременно это учту, если мне повезет и я встречу подходящую девушку. Однако женитьба едва ли изменит мои привычки. И если именно этого вы добиваетесь, можете продавать дом прямо сейчас.

Его мать приложила руку к груди и заморгала, прогоняя слезы.

— Ты сведешь меня в могилу. Тебе ведь известно, что два моих брата погибли на войне, а один утонул, и у всех у них была седая прядь в волосах, так же как у тебя. Это не просто суеверие, что те, у кого она есть, не доживают до тридцати. Не заставляй меня хоронить своего сына, умоляю тебя! Идти на войну — значит накликать беду.

Блейку незачем было напоминать о смертности. Ему было шесть лет, когда прямо у него на глазах его дядю унесло наводнение. Но он не верит во всякие бабушкины сказки.

— Если мне суждено умереть до тридцати, — а, значит, ему осталось жить всего каких-то шесть месяцев, — я предпочитаю уйти храбро и с честью, а не испустить дух в собственной постели. Зачем жить, если не делать мир, в котором мы живем, лучше? Я благодарю вас за щедрость и желаю вам приятного дня, мадам, сэр.

Он с поклоном удалился, оставив плачущую мать и утешающего ее отца. Так было всегда, и он не видит средства это изменить. Это выше его сил.

И, тем не менее возможность владеть домом виконта Каррингтона наполняла его злорадным удовлетворением. Ублюдок обмишулил его хорошего друга, вынудив Актона Пенроуза пойти служить в армию лишь для того, чтобы прокормиться, и он уверен, что Пенроуз не единственный, кого Каррингтон обманул. В отместку за судьбу Пенроуза Блейк прострелил виконту плечо на дуэли. Совершенно справедливо, что этот жирный боров потеряет дом после того, как по его милости кто-то потерял свой.

Пожалуй, ему следует обдумать предложение отца, чтобы получить удовольствие, увидев рожу Стервятника, как его называют, когда он узнает, кто теперь владелец его родового имения.

— Это моя птица, — сказала Джослин Берд-Каррингтон, кипя от негодования, когда раскормленный племянник герцога Фортхема, Бернард Огилви, пересек лужайку чуть поодаль е облезлым попугаем породы африканский серый на плече.

— Конечно же, нет, дорогая, — отозвалась леди Изабелла Белден, обмахиваясь веером, когда они не спеша направлялись к очередному увеселению. — Герцогскому племяннику незачем красть какого-то линяющего попугая. Он просто пытается произвести на тебя впечатление своим знанием птиц.

— Клянусь, это Перси. Мой брат Гарольд, должно быть, продал его одному из своих противных друзей. И я уже говорила вам: хоть он и племянник герцога, мистер Огилви не годится мне в женихи. Он старый, толстый и презренный, как Гарольд, и я хочу вернуть свою птицу.

В расстройстве Джослин покрутила зонтик от солнца и решительно зашагала за их хозяином.

Наступил август. Сезон уже закончился, а Джослин все никак не могла выбрать поклонника, хотя предложения, безусловно, были. Она не особенно хотела замуж, но статус незамужней девушки ограничит ее возможность вращаться в обществе, а она обожает вечеринки и салоны, которые за эти последние месяцы открыло ей ее замечательное наследство.

Этот домашний прием — последний шанс выбрать себе поклонника. Герцог Фортхем предложил воспользоваться его загородным имением, явно в надежде женить Огилви, своего наследника. То, что Джослин была включена в число претенденток, предполагало, что его светлость уже отчаялся найти невесту для своего племянника. Она всего лишь сводная сестра виконта, и тот факт, что ее отец был добрым другом герцога, едва ли имеет значение.

Вечеринка казалась подходящим временем изучить ее матримониальный выбор в очаровательной сельской обстановке. Пока что лондонские джентльмены производили на Джослин даже еще меньше впечатления в деревне, чем в городе.

— Это герцогская птица, дорогая, — сказала леди Белден. — Ты ведь не собираешься заводить новый птичник, нет? — Молодая вдова, черноволосая маркиза, озабоченно взглянула на Джослин. — Сомневаюсь, что в Лондоне найдется дом, где можно его разместить.

— Уж точно не из тех, что я могу себе позволить, — призналась Джослин. — От души наслаждаюсь моим недавним возвращением в общество. Вы даже себе не представляете; как я благодарна вам за возможность, которую вы мне дали, открыв для меня свой дом. Но как бы ни мечтала я о Лондоне, теперь понятно, что глупо было верить, будто можно вернуться в город тем же беззаботным ребенком, каким была когда-то.

— Тебе было семнадцать, когда умер отец! Мне совершенно непонятно, почему его наследник выбросил тебя из своего дома, вместо того чтобы выдать замуж.

Джослин пожала плечами.

— Наш дом был слишком маленьким, чтобы вместить членов моей семьи, совершенно разных по характеру. Мама настаивала на том, чтобы царствовать в кабинете, как было всегда при жизни отца. Младший брат Ричард раздражался, если кто-то тревожил его птиц в зимнем саду. Моя невестка не желала тратить деньги на сезон для меня, а Гарольд, который считал, что унаследование титула означает превращение в ханжу, стыдился эксцентричного поведения Ричарда. Ругань стояла ужасная. Гарольд разрешил свои трудности, сбагрив нас нашим сводным сестрам. В моем лице они получили няньку, хотя ценой птиц бедного Ричарда и маминых чудачеств. Вот так просто.

Благоразумная маркиза не возражала, поскольку знала о странностях семьи Джослин, и лишь успокаивающе потрепала ее по руке.

— Какая жалость, что у твоего отца не было отчуждаемого имущества, дабы поддержать тебя, но теперь, когда мой покойный муж завещал тебе наследство, выбор есть. Не надо торопиться с решением. Если для тебя главное в жизни родные, пусть будет так. Но твоя светскость станет огромным плюсом для многих мужчин, и даже если не выйдешь замуж, то сможешь найти иное применение своим талантам. Бог мой, да один твой вкус в выборе подходящих тканей и лент чего стоит!

Джослин рассмеялась, когда они присоединились к остальным дамам за чайными столиками, расставленными на лужайке. Однако не многие женщины пили чай. Они наблюдали за доблестью и мастерством мужчин, фехтующих у садовой стены.

— Господи, Блейк покалечится! — причитала баронесса Монтегю, нервно обмахиваясь веером. — Он едва наступает на эту ногу!

— Поэтому он выбрал позицию у стены, — пробормотала леди Белл, оглядываясь в поисках столика, за которым будет лучше видно зрелище. — Никто не может зайти ему сзади, поэтому ему не нужно поворачиваться на раненой ноге.

— Мистер Монтегю фехтует?

Джослин уселась за столик, который выбрала ее благодетельница, и повернулась, чтобы полюбоваться мастерством фехтовальщиков.

Раздетые до рубашек и потные от усилий, мужчины являли собой образцы подлинного физического совершенства. К несчастью, требования Джослин к мужчине включали понимание и сочувствие. Прожигатели жизни и любители спорта едва ли соответствовали этим требованиям, поэтому она просто восхищалась их атлетизмом и мастерством.

— Что непочтительный мистер Монтегю сказал на сей раз, что привело к дуэли с… — Она присмотрелась повнимательнее к его противнику. — Мистер Атертон? Наверняка мистер Атертон привык к грубости своего друга.

Леди Белл сделала знак слуге налить ей чаю и продолжила наблюдать за представлением.

— В мистере Монтегю живет дьявол, которого время от времени надо выпускать на волю. Осмелюсь предположить, Ник просто вытаскивает его, чтобы предотвратить взрыв невежливости.

Джослин хмыкнула, но теперь, узнав обоих взмыленных мужчин, она сосредоточила внимание на хозяйском попугае. Англия не изобилует африканскими серыми. Есть еще только один, насколько ей известно, и это пара Перси по кличке Африка. Она может различить их по белому пятнышку на голове.

Ричард будет плакать от радости, если ей наконец удастся вернуть одну из птиц, которых ему пришлось оставить, после того как Гарольд вышвырнул их из дому. Он убивался из-за потери своего птичника и так до конца и не оправился. У ее беспокойного младшего брата было мало радостей в жизни. Доктора так и не смогли определить, почему Ричард приходит в ярость, если кто-либо вмешивается в сферу его интересов, которую можно назвать не иначе, как одержимостью. Ему нелегко дается общение с людьми; птицы — его единственные друзья. Возвращение Перси — цель, достойная ее времени и усилий.

Приклеив на лицо милую, но пустую улыбку, которой она научилась еще в детстве, дабы доставлять удовольствие взрослым зрителям, Джослин, извинившись, поднялась из-за стола, отряхнула оборки своей муслиновой юбки от травинок и с присущей ей грацией направилась туда, где джентльмены наблюдали за фехтовальщиками.

Приблизившись к мистеру Огилви и птице, она сделала вид, будто споткнулась, тихонько вскрикнула и ухватилась за рукав их хозяина в тот момент, когда он и все остальные обернулись на ее вскрик.

— Крак, заткни поддувало, старый хрыч! — равнодушно изрек Перси.

— Огилви, черт тебя дери! — возмутился мистер Монтегю, останавливая дуэль. — Я же просил тебя держать это непристойное создание в клетке, подальше от дам! Там сидят мои мать и сестра.

Придя в ужас от того, что птицу научили таким выражениям, Джослин, тем не менее, выпрямилась, прикрыла ладошкой рот и хихикнула.

— Ах, я вовсе не собиралась останавливать поединок, я просто хотела погладить хорошенькую птичку.

— Тысяча извинений, мисс Каррингтон, — буркнул Огилви. — Птица не понимает, что говорит.

Если мистер Огилви всерьез намеревается ухаживать за ней, это у него плохо получается, подумала Джослин. Вряд ли он вообще предложил бы ей руку, если б она сама за нее не ухватилась. Он просто еще один эгоистичный олух, который больше интересуется мясом на своей тарелке, чем людьми вокруг.

— Кто-нибудь, отведите леди к столикам! — негодующе крикнул Монтегю в мокрой от пота, прилипшей к телу рубашке.

Даже пребывая в раздражении, он был больше джентльменом, чем этот кретин Огилви.

Джослин надула губки и протянула руку к Перси.

— Хорошая птичка. Иди к мамочке, малыш.

— Крак, катись к чертям, дурень! — прокричал Перси, перепрыгнул с плеча Огилви к ней на плечо и стал пощипывать ей ухо клювом.

— Ах ты, шалунишка, — проворковала Джослин, бросив взгляд на джентльменов, которые открыто таращились на нее. — Я пока подержу его, хорошо?

Приподняв; подол платья и сверкнув лодыжкой, она упорхнула по лужайке вместе с Перси, который дергал ее за тщательно завитой белокурый локон.

— Вертихвостка! — услышала она ворчание Монтегю. — Огилви, проводи леди, не то она споткнется в этих дурацких туфлях, и твоя птичка улетит.

— Противный грубиян этот Монтегю, с манерами орангутанга, — ворчала Джослин себе под нос, когда Огилви догнал ее. — Вертихвостка, ну надо же!

— Не могу потерять эту птицу, — встревожено заявил ее хозяин, забирая попугая у нее с плеча. — Герцог оторвет мне голову.

Огилви оставил ее с леди Белл, а сам направился к дому, прихватив пронзительно кричавшего попугая. Джослин хотелось плакать, но она взяла себя в руки. Похоже, с беднягой Перси ужасно обращались с тех пор, как она последний раз его видела. Серые не любят резкой смены обстановки.

— Ох, мисс Каррингтон, как вы правильно поступили, пытаясь предотвратить то, что произошло. — Леди Монтегю подошла к их столику со слезами на глазах. — Вы пытались, но мой сын слишком упрям. Не успокоится, пока не настоит на своем.

Все еще уязвленная оскорблением, Джослин погладила пухлую руку леди. Она хорошо воспитана и не позволит себе произнести грубое слово, если даже оно вертится у нее на языке — в отличие от Блейка Монтегю, который может ляпнуть любую глупость, которая взбредет ему в голову. Вертихвостка! Ведь он ее едва знает.

Ну что ж, чем обижаться и дуться, лучше подумать, как вернуть попугая, в котором она уже безошибочно узнала Перси любимца Ричарда. Хотелось бы знать, что Гарольд сделал с птичником Ричарда, но она так долго просидела в норфолкской глуши, что уже и не чаяла увидеть птиц снова.

Теперь, когда она знает, что, по крайней мере, одна птица еще жива, у нее есть цель.

— Перси хочет канарейку. Африка знает, — сонно прокричал попугай в тот вечер немного позднее.

Его клетку уже следовало накрыть. Флиртуя с улыбающимся мистером Атертоном, Джослин спрятала свое недовольство за веером, ведь кроме этого ей оставалось только одно: треснуть графином с виски по тупой башке Огилви и сбежать с птицей.

Как предпоследний ребенок в семье, гораздо моложе своих сводных братьев и сестер, она никогда не имела ни малейшего авторитета. Она уже давно поняла, что всякого рода ухищрения и уловки помогают получить желаемое. Во всяком случае, это лучше, чем бить людей по голове графинами.