— Нет, — сказала она, сжимая колени.

Клей прикладывал бинты к ее ране. Он нагнулся к ней.

— Нина, здесь вас никто не обидит. Мы соорудим палатку из одеял. Никто не увидит вас и не станет к вам приставать. — Он понимал, что не должен испытывать никаких чувств к этой девушке. Она — конокрадка и его пленница. Однако он не мог не чувствовать жалости к ней. При взгляде на девушку становилось ясно, что, хотя мексиканку и не изнасиловали, обошлись с ней довольно грубо. После того, как Эмилио рассказал ему об участи, постигшей их мать, лейтенант понимал, что должна была пережить Нина.

Она вдруг почувствовала страшную усталость, все ее члены занемели, мысли в ее голове смешались. Столько всяких событий произошло в последнее время. Почему лейтенант стал помогать ей и Эмилио? Чтобы поймать конокрадов? Конечно, только ради этого. Но он так нежно гладил ее волосы. Он рисковал своей жизнью ради нее, забыл о своей ране, помогая ей. Он говорит так убедительно. Впервые она не испытывает страха и отвращения при прикосновении к ней постороннего мужчины. До того случая в доме Эрнандеса и до нападения на нее Хьюмса ни один мужчина не смел коснуться ее. Она никогда не думала, что кто-то, кроме Эмилио, может утешать ее. И уж, конечно, не могла представить своим утешителем офицера-гринго!

— Пожалуйста, уходите, — сказала она, резко приподнимаясь и делая попытку сорвать бинты.

— Вам нужно лежать, Нина.

— Уходите. — Она закуталась в одеяло. — Я сама позабочусь о себе.

Он повернулся к ней лицом. В свете костра, который развели солдаты, она ясно видела черты лейтенанта. Перед ней были его чудесные голубые глаза, в которых она прочитала такую заботу!

— Я не обижу вас, Нина. Скоро здесь будет ваш брат. Тогда он сможет помогать вам.

— А что потом? — Она сглотнула слюну — у нее болело горло. — Нас посадят в тюрьму? Повесят? Мне надо было умереть.

Она заметила тень улыбки в уголках его красивого рта.

— Ах, так? Что ж, весьма сожалею, что спас вас.

Их взгляды встретились, и она увидела, что он с трудом сдерживает улыбку. Девушка опустила глаза.

— Хорошо, — сказала она. — Спасибо вам за все. Но вы говорите, что у меня могут быть неприятности. Значит ли это, что я ваша пленница?

Он вздохнул, внимательно глядя в ее грязное, но все же красивое лицо.

— Я еще не решил, что делать с вами. Мне нужно доставить этих чертовых верблюдов в Кэмп Верде, а теперь у меня на руках еще эти бандиты. Вы и ваш брат, безусловно, усложнили мою задачу.

В ее черных глазах появилась озабоченность.

— С Эмилио действительно все в порядке?

— Он сильно пострадал от побоев, но его раны скоро заживут, так что вам не стоит думать о побеге. Не думайте, что я не знаю о ваших планах. Эмилио пока что очень слаб и нуждается в вас. Глядя на ваши руки, я делаю вывод, что вас долго держали связанной. Не заставляйте меня вновь проделать это с вами.

Нина покачала головой.

— Я не буду пытаться убежать. Мне просто хочется увидеть Эмилио. — Она посмотрела на верблюдов. — Вы специально взяли их с собой, чтобы испугать и сбить с толку Джеса Хьюмса, не так ли?

Клей кивнул.

— Сработано неплохо, правда?

Она встретилась с ним взглядом. На этот раз он не прятал свою теплую обезоруживающую улыбку, видя которую, Нина испытывала желание доверять этому человеку.

— Да. Если бы это не было так страшно, то было бы очень забавно. — Она нахмурилась. — Почему вы не хотите, чтобы я признавалась в том, что убила Джеса Хьюмса?

Он кинул взгляд в сторону своих подчиненных, которые разбивали лагерь, и наклонился к ней.

— Бандит он или нет, но этот Хьюмс — техасец и белый человек. А вы — мексиканка. Продолжать?

Он увидел негодование и ненависть в ее глазах.

— Нет, — ответила она, все еще прикладывая бинт к шее.

— Плохо уже то, что вы занимались конокрадством. Зачем вам сообщать властям о том, что вы убили человека? Суд присяжных может решить, что вы способны на убийство ни в чем не повинных людей, если это понадобится во время кражи. Вы — молодая женщина и можете сказать присяжным, что занимались конокрадством, потому что у вас не было средств к существованию. Это может смягчить их. Но имея на своем счету труп бандита, делу не поможешь.

Нина пристально вглядывалась в столь волнующие ее голубые глаза.

— Почему вы так заботитесь обо мне?

Его взгляд блуждал по ее телу, но девушка не чувствовала своей наготы, и ей не было стыдно, как когда на нее смотрел Хьюмс и другие бандиты. Она испытывала какое-то новое, теплое, неведомое ей дотоле чувство.

— Я не знаю, — ответил он. Клей хотел встать, но она убрала руки от бинтов и прикоснулась к его плечу.

— Отпустите нас, — взмолилась Нина. — Я больше не хочу заниматься конокрадством. Позвольте нам вернуться в Мексику, сеньор лейтенант.

Он вздохнул.

— Не мне решать это, Нина. — Он пошел прочь, а девушка смотрела ему вслед, чувствуя себя отвратительно от того, что она пленница и должна будет предстать перед судом присяжных, состоящим из белых техасцев. Что будет с ней и Эмилио? Неужели мягкий голубоглазый офицер действительно передаст их людям, ненавидящим мексиканцев и желающим им зла?

Она видела, как лейтенант снял рубашку, чтобы один из военных смог перевязать его рану. В свете костра она увидела большой белый шрам, пересекающий его грудь. Индейцы? Он, безусловно, был закаленным в боях воином, который умел драться. Иначе он не сидел бы возле костра этой ночью. Впервые в жизни ее взволновал вид мужского тела. Она заметила, что у лейтенанта широкая грудь, покрытая густыми золотистыми волосами. Он был гораздо выше ростом, чем Эмилио. Его выпуклые мускулы поблескивали в свете огня.

Нина отвернулась, пораженная собственными мыслями. Никогда еще она не смотрела на мужчину с таким восхищением… и… что там еще она испытывала при этом? Желание? Ну, нет! Она больше не смотрела на него, завернувшись с головой в одеяло.

Когда наконец прибыл Эмилио, ей удалось подняться на ноги и пойти ему навстречу. Они сели рядом, брат взял ее за руку.

— Я так… виноват перед тобой, Нина.

— Все в порядке, — ответила она, обретая силу голоса. — По крайней мере, Джеса Хьюмса больше нет на свете. — Она умолкла. Ее слова могли быть услышаны. — Лейтенант застрелил его, — проговорила она, решив сообщить брату правду позднее.

— Что они сделали с тобой? — спросил Эмилио. В его глазах застыл страх.

— Ничего. Они избили меня и связали. Но они не… — Она отвернулась. — Я такая грязная, Эмилио. Меня рвало. Лейтенант говорит, что я могу помыться. Он уверяет, что никто не приблизится ко мне. Ты думаешь, ему можно верить?

Эмилио оглянулся по сторонам.

— Думаю, да. Лейтенант, похоже, держит свое слово, хотя он и гринго.

Нина критически осмотрела себя, стыдясь своего вида.

— У меня вообще-то нет выбора.

— Мы захватили с собой твои вещи, которые остались в хижине, — сказал ей Эмилио. — Можешь надеть чистую одежду.

Нина кивнула.

— Я вымоюсь и вернусь к тебе.

В лагере царило деловое оживление: кипятилась вода, строилась палатка из одеял. Нина сняла с шеи повязку. Кровь шла уже не так сильно.

— Как только вы вымоетесь, я вас перевяжу, — сказал ей Клей, подходя к тому месту, где сидели брат и сестра. Он отбросил ее волосы с шеи и взглянул на порез. — Еще немного кровоточит, но уже не так, как раньше. Вы себя хорошо чувствуете? Вы ведь не потеряете сознание, верно?

Нина гордо вздернула подбородок.

— Я не падаю в обморок, как слабые белые женщины.

Клей ухмыльнулся, а Эмилио обратил внимание, как лейтенант смотрит на его сестру. Он не любил, когда гринго смотрят на нее, однако в той ситуации, когда их судьба зависела от этого человека, может быть, и не так плохо, что он положил на нее глаз. Они могут использовать его расположение к Нине в своих целях.

— Я так и думал, что вы не из слабых женщин, — сказал он Нине перед тем как уйти.

Эмилио прикоснулся к руке сестры.

— Ты ему нравишься.

Она, нахмурившись, посмотрела на брата.

— Он такой же голодный гринго, как и прочие. Его чувства не имеют никакого значения. Он, прежде всего, военный, а потом уже человек со всякими там чувствами. Он уже сказал мне, что мы являемся его пленниками. Он передаст нас техасцам. Ты знаешь, что это значит.

— Будь с ним мила, Нина, — Эмилио скорчил гримасу от боли, пытаясь усесться поудобнее. — Может быть, он отпустит нас. Не думаю, что он захочет передавать властям женщину. А я помог ему поймать человека, которого разыскивали. Возможно, если мы пообещаем ему вернуться в Мексику, он отпустит нас.

Нина посмотрела в сторону Клея. Она должна была признаться себе, что ей не в тягость быть милой с таким человеком, потому что он гораздо добрее и заботливее любого гринго, которых она когда-либо встречала. И все же при одном виде американца в ее памяти всплывали ужасные воспоминания.

— Постараюсь, — согласилась она. — Но я не должна быть слишком мила с ним, иначе он может заподозрить обман.

Клей приказал своим людям принести из полевой кухни большой котел, который находился на краю лощины, там, где расположились несколько солдат, присматривающих за лошадьми, мулами и верблюдами. Сержант Джонсон сходил за котлом и установил его в палатке из одеял. Потом его наполнили горячей водой.

— Возьми чистую одежду, — сказал Эмилио Нине. — И помни о том, что я говорил тебе.

Нина прикоснулась к его обезображенному побоями лицу и поцеловала.

— Я помню. — Она отошла от брата и стала рыться в сумках, достала из них чистую блузку, юбку для верховой езды и нижнее белье. Прижимая вещи к груди, она подошла к палатке, где Клей вручил ей два белых армейских полотенца.

— Можете не спешить, — сказал он ей. — Никто не побеспокоит вас.

Нина испытала приятное волнение от того, как он посмотрел на нее. Она взяла полотенце, злясь на себя за то, что его взгляд доставляет ей такое удовольствие.

— Спасибо, — сказала она лейтенанту и скрылась в палатке.

Клей некоторое время смотрел на одеяла, представляя, как красавица Нина погружается в теплую воду.

Он злился на себя. Какой смысл думать о ней? Она не только конокрадка и пленница, но к тому же еще очень молода и девственна.

После того, что она пережила, мужчине будет очень трудно добиться от нее взаимности. Надо прекратить думать о ней. У него есть чем заняться — надо в целости и сохранности доставить этих верблюдов и конокрадов в Кэмп Верде. Затем он избавится от Нины с Эмилио и отправится в Калифорнию. Вот и все.

Он услышал всплеск воды и ощутил странное волнение. Обернувшись, лейтенант увидел, что за ним наблюдает капрал Миллс. Он улыбнулся. Клей заорал на него:

— Пусть кто-нибудь принесет сюда кофе.

Миллс смущенно хмыкнул и кивнул.

— Да, сэр.

Глава 7

Нина вышла наконец из палатки. Ее мокрые волосы были зачесаны назад и собраны в пучок. Защищаясь от ночной прохлады, девушка накинула короткую шерстяную курточку. Теперь, вымывшись и переодевшись, она чувствовала себя гораздо уверенней. В лагере воцарилась тишина. Большинство людей и животных расположились у края лощины.

Нина подошла к Клею, прижимая к груди свою рваную и грязную одежду. Лейтенант сидел возле мирно потрескивающего костра. Где-то рядом слышалось негромкое журчание ручья. Клей взглядом приветствовал девушку. Она гордо посмотрела на него, подошла к костру и бросила туда старые лохмотья, которые тут же вспыхнули.

— Не хочу больше видеть эту одежду, — сказала она суровым голосом.

Клей понимающе посмотрел на девушку. Потом отпил глоток кофе из чашки, которую держал в руках. В тусклом свете костра он не заметил, как покраснели щеки Нины. Она думала, что мог увидеть гринго, когда перерезал петлю на ее шее. Ей стало не по себе от мыслей о том, в каком виде он ее застал. Нина со стыдом вспоминала, как искала утешения в прикосновении его рук, в звуке его голоса.

— Спасибо вам за ванну, — сказала она и села рядом.

В полутьме он мог различить только темные синяки на ее лице. Девушка с вызовом вздернула подбородок и посмотрела прямо в глаза офицеру.

— Теперь я, по крайней мере, предстану перед судьей в пристойном виде, — произнесла она.

Клей едва сдержался, чтобы не улыбнуться после этих слов, в душе восхищаясь ее мужеством. Он испытывал к ней смешанные чувства: восхищался красотой и негодовал из-за того, что она конокрадка. Он был тронут ее невинностью, которую девушка пыталась скрыть, притворяясь грубой и воинственной.

— Вы ведь не ранены и не нуждаетесь в медицинской помощи? — поинтересовался он.

Нина посмотрела на огонь, потом взяла палку и стала ворошить угли.

— Если бы в мире существовало лекарство, чтобы лечить уязвленную гордость, я бы охотно приняла его, — проговорила она с мексиканским акцентом, который Клей находил весьма милым.