Эшли Макнамара - Джентльмен-дьявол

– Что, если я дам вам шанс отыграть часть проигрыша, прежде чем переверну последнюю карту?

Паджетт выкатил мутные от бренди глаза.

– Зачем вы это делаете?

– Мне нужны ответы. – Джордж положил последнюю карту на стол рубашкой вверх. – Почему вы бросили Изабеллу?

Взгляд Паджетта заметался с одного лица на другое, очевидно, он проверял реакцию товарищей. Остальные молчали, зачарованные происходящим. Их головы в такт поворачивались от одного говорящего к другому, как будто следили за крикетным мячом. При таких свидетелях никто не сможет обвинить Джорджа в обмане.

– Я не знал, что она в положении.

Джордж убрал одну фишку из стопки Паджетта.

– Да бросьте вы. Вы знали, как с ней связаться, до того как похитили ее сына.

– Сначала я все-таки не знал.

– Изабелла сказала, что вы исчезли сразу, как только соблазнили ее.

– У меня были свои причины. – Паджетт следил за своими фишками, как будто боялся, что Джордж заберет у него еще несколько штук. – Плохо то, что я лишил ее девственности. Только мне не удалось далеко уйти, друзья ее отца настигли меня и рассказали остальное – что она беременна. Он хотел получить возмещение.

– И вы сбежали, вместо того чтобы поступить как должно.

– Боже мой, разве вы не знаете, что за человек этот граф Рэддич? – Паджетт давно уже утратил свой жизнерадостный вид и сейчас изображал мрачное отчаяние. Джордж видел такое же выражение на лице Саммерсби. – Конечно, я сбежал. Думал, что он не достанет меня на континенте. Потом выяснилось, что ему действительно потребовалось немало времени, чтобы найти меня.

– А почему вы вернулись?

– У меня возник план рассчитаться с этим скотом по его собственным правилам. – Паджетт попытался изобразить улыбку, но она скорее напоминала оскал мертвеца. – Не я стал бы платить ему, а он – мне, чтобы не раздувать скандал с его дочерью.

Джордж с трудом подавил приступ гнева.

– И вы втянули в это ребенка?

– Ребенок был средством привлечь внимание Рэддича. Изабелла не могла платить, а Рэддич мог. Но ведь сейчас это уже не имеет значения, правда?

Господи, идти на столь глупый риск. Рэддич выказал такую заботу о собственной дочери, что каждый мог понять – за внука он не даст ни пенни. У Рэддича каменное сердце, ему наплевать на близких.

Игра окончена. Джордж раскрыт последнюю карту, поднялся и схватил Паджетта за лацканы.

– И таким вот образом вы были готовы снова разрушить ее жизнь.

Паджетт освободился из хватки Джорджа.

– Она уже была разрушена. А вам какое до этого дело?

Роджерс и Мэттьюс вскочили, загораживая собой товарища, но Джордж легко преодолел этот ненадежный барьер, обогнул стол, размахнулся и ударил Паджетта прямо в лицо. Нос хрустнул, голова мотнулась назад, а стул полетел на пол. Тяжелый стол покачнулся. Джордж охотно перевернул бы и его тоже, но не за счет заработанного тяжким трудом выигрыша.

– Жалкий трус, вот кто ты такой! – прорычал Джордж, глядя на бесформенную развалину на полу, собрал выигрыш и отправился в кассу обменять фишки на деньги.

Гессенские сапоги громко стучали по полу, и с каждым шагом его гнев стихал, а в ушах отдавалось эхо последних слов. Жалкий трус. Джордж мог бы обратить эти слова к самому себе.

Экипаж Аппертона остановился посреди пыльной улицы. После нескольких часов в карете Джек вывернулся из рук Изабеллы, чтобы размять затекшие ноги. Как только лестницу опустили, он тотчас соскочил на землю.

– Не уходи от дома! – крикнула Изабелла ему вслед.

– Да, мама.

– Он столько дней сидел взаперти и только и делал, что ел, – проворчала Бигглз. – Пусть побегает.

– Он может бегать в саду сколько захочет. – Она никогда больше не отпустит Джека от себя.

Бигглз положила пухлую ладонь на плечо Изабеллы.

– Вы не сможете вечно держать его возле своей юбки.

Видит Бог, Изабелла это знала, но она еще долго будет впадать в панику, если Джек скроется из виду.

– Пошли в дом. – Бигглз успокаивающе похлопала ее по плечу. – Разожгу огонь и приготовлю вам чай.

Изабелла помедлила на пороге. Бигглз переступила через кремовый листок бумаги на полу. Изабелла подняла его. Визитная карточка. Дорогая бумага. Когда-то у нее были точно такие же. Дрожь пробежала по ее спине. Она перевернула листок. Имя ее отца и титул были выписаны на пергаменте такими густыми чернилами, что буквы выпирали над поверхностью. Вызов. Отец призывает ее домой. Столько лет прошло с тех пор, как он ее выгнал. Зачем же теперь?

– Что тут такое?

Изабелла резко подняла голову, но Бигглз смотрела не на нее, а в угол возле очага.

Изабелла убрала все остатки скандального ужина с Джорджем, но корзинка все еще стояла в углу рядом с камином. Ее вид разбудил цепь болезненных воспоминаний, но она не стала задерживаться на них.

– Мне прислали кое-какую еду из большого дома. Там есть шоколад. Можно приготовить чашечку для Джека.

Бигглз нахмурилась.

– Этот мальчишка съел сладостей больше, чем надо. Он точно откажется. У него сильно болел животик.

И это тоже причинило ей боль. Воспоминания о Джордже, а теперь вот это… Забота Джулии ее очень тронула. Изабелле так хотелось порадовать сына непривычным угощением, но теперь у нее нет этой возможности. Люси вторглась и сюда. Она успела первой и все испортила, лишила Изабеллу радости видеть, как Джек будет жмуриться от удовольствия, когда в первый раз попробует бархатистое лакомство.

– Будь проклята эта женщина, – пробормотала она, сжимая в кулаке визитную карточку отца.

Бигглз, скорчившаяся у очага, оглянулась и удивленно посмотрела на Изабеллу.

– Что еще за женщина?

– Эта… эта… – Изабелла не могла ни заставить себя произнести имя соперницы, ни подобрать для нее подходящего слова.

Однако Бигглз поняла.

– Эта стерва? Стерва она и есть, но вам не пристало говорить такие слова.

Изабелла и сама понимала это. Она даже в мыслях не называла так свою кузину, но Люси… Люси украла у нее сына… и Джорджа. Нет, нет, нельзя о нем думать. Джордж никогда ей не принадлежал. И никогда принадлежать не будет.

«Он мог бы быть твоим. Ты могла сказать „да“».

Возможно, но какой ценой? Лучше этого не знать.

– И как вы тут жили, пока я была в отъезде?

– Я снова увлеклась мужчиной. – Уж это она может сказать, не впадая в отчаяние от того, как все могло сложиться. – Хотя первый раз должен был меня научить…

– Мужчины всегда обхаживают женщин, а мы поддаемся. Тут уж ничего не поделаешь.

Изабелла смотрела, как Бигглз разводит огонь.

– Но вы-то никогда не были такой дурочкой.

– Дурочкой? – Бигглз потянулась за чайником. – Может, и не была. Но и счастья не было. В сети меня так и не поймали.

Конечно, не поймали. А если бы Бигглз забеременела, то знала бы, как вызвать месячные.

– Не хотите добавить в чай болотной мяты?

– Нет, – автоматически ответила Изабелла. Может, и зря. Вдруг она беременна ребенком Джорджа? Но Изабелла не могла избавиться от его семени, как не могла избавиться от Джека. Она подняла взгляд. Бигглз пристально на нее смотрела, но Изабелла повторила: – Нет.

– Значит, вам по душе этот мужчина?

Изабелла прикрыта глаза, чтобы спрятаться от внимательного взгляда Бигглз. «Все это пустое. Я не претендую на него, что бы ни произошло. Если я рожу ребенка, он никогда об этом не узнает».

Бигглз открыта рот, но стук в дверь не позволил ей ничего сказать.

– Бог мой, не дадут чаю выпить с дороги, – забормотала она. – Небось пялились в окна, ждали, когда мы проедем.

– Наверное. А теперь явились вынюхивать, – мрачно отозвалась Изабелла.

Бигглз поджала губы и пошла к двери.

– Ах, миссис Уэстон.

Жена викария стояла на пороге с решительным и даже застывшим видом.

Изабелла встала и порылась в кармане. Она почти три дня носила с собой сверток с травами, которые ей дала миссис Кокс. Они могли намокнуть и стать бесполезны.

– Питер опять заболел?

– Я пришла не из-за Питера.

От резкого голоса миссис Уэстон мурашки побежали по спине Изабеллы. Она уже слышала подобный осуждающий тон. В своей собственной семье.

– Тогда из-за чего? Мы только что приехали. Привезли домой моего сына.

– Я знаю. – Миссис Уэстон продолжала стоять на пороге, как будто воздух в коттедже был отравлен. Но шею она вытянула, и ее взгляд тотчас шмыгнул в дальний угол. – И привезли с удобствами. Надеюсь, пружины в карете хорошие.

Она была так холодна, так сдержанна. Отец Изабеллы тоже себя так держал – оставался безупречным джентльменом, даже когда выгонял из дому собственную дочь.

Бигглз сложила руки на обширной груди.

– Вы по делу или за слухами?

– Я имею несчастье от имени прихода сообщить мисс Миерс, что ее присутствие в нашей деревне больше нежелательно.

– С чего это?

Миссис Уэстон продолжала, как будто не услышав вопроса Бигглз.

– Мы смирились с одним незаконнорожденным ребенком. Любой может совершить ошибку, но пока в этой ошибке раскаиваются, стремятся искупить ее и твердо намереваются не допустить повторения, тогда… – Она взмахнула рукой, как будто отгоняя муху. – Чего мы не будем терпеть, так это поведения, которое может привести к появлению других незаконнорожденных детей. Мы полагаем, что недопустимый пример, подаваемый таким поведением, должен быть пресечен всеми доступными нам средствами морального воздействия.

Бигглз шагнула вперед, оборки на ее чепце затряслись от возмущения.

– Да как у вас только язык поворачивается говорить про мораль? Изабелла чуть не заболела, так тревожилась за сыночка. Разве у вас нет сердца? Я-то уж знаю, что вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей.

– Мой сын болел.

– Он бы не болел все время, если бы его кормили как надо. Избалованный мальчуган, вот он кто.

Изабелле надо было как-то отреагировать, но волнения последних дней ввели ее в ступор. Она словно окаменела. Казалось, она бредет по пояс в ледяной воде. Все. Конец. После исчезновения сына, после Люси, Джорджа, после всех этих лет беспрестанной борьбы за место хотя бы в этой деревне она больше не чувствовала в себе сил сопротивляться. Она побеждена. Общество может торжествовать.

Она стиснула в руке картонный прямоугольник, который больно врезался ей в ладонь. В конце концов, у нее есть выбор.

– Успокойся, Бигглз. Завтра утром мы с Джеком уедем.

Дворецкий Рэддича провел Джорджа в небольшую гостиную. Комната явно была не из тех, где хозяин станет принимать своих наиболее уважаемых гостей, но полированные полы, шелковая обивка мебели и тисненые обои делали ее очень приятной. Все здесь говорило о больших деньгах.

Толстый ковер заглушал шаги. Джордж подошел к одной из картин. Резная золоченая рама обрамляла портрет представительного мужчины в белом парике и с нарумяненными щеками. Одну руку мужчина сунул за отворот сине-зеленого сюртука, а вторая лежала на рукояти нарядной трости. Кружево каскадом струилось с его манжет и жабо.

Джордж позволил себе усмехнуться. Рэддич всегда так печется о приличиях или по крайней мере о внешних проявлениях приличий, а этот предок – просто разодетый фат, и все.

Из просторного холла донеслись шаги. Джордж обернулся, хотя было ясно, что эта быстрая дробь не может принадлежать взрослому.

В комнату влетел Джек.

– А я вас видел.

У Джорджа перехватило дух. Черт возьми, что тут делает Джек? И в таком наряде? Мальчик был одет в темно-зеленые бриджи и жилет из того же сукна, которое Джордж видел на лакеях. Ливрея! Рэддич превратил в лакея собственного внука!

Джордж присел, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Почему они тебя так нарядили?

Джек оглядел свою одежду и состроил забавную гримасу.

– Иствик говорит, что я должен это носить. Конечно, мне не очень-то нравится. Курточка жмет, а ботинки натирают ноги.

– И что ты в этом наряде должен делать? – Джордж никак не мог придумать, какую работу может выполнять ребенок его возраста. Для конюшни у него не хватает роста, а для домашней работы – физической силы.

– Они хотят, чтобы я стал посыльным. Но Иствик говорит, мне надо усвоить хорошие манеры и речь.