Клэр Дарси - Джорджина

В это яркое мартовское утро в доме леди Мерсер на Грейт-Пилтени-стрит в Бате царило молчаливое ожидание. Все домочадцы, от Финча, степенного старшего дворецкого, до самой молоденькой горничной, знали, что за закрытыми дверями большой гостиной мистер Берфорд Смоллвудс, единственный сын и наследник сэра Энтони Смоллвудса, делает предложение мисс Джорджине.

Оставалось лишь гадать, как эта новость стала известной всем. Ни леди Мерсер, ни ее дочь, миссис Пауэр, ни словом не обмолвились о возможности союза между мистером Смоллвудсом и мисс Джорджиной, да и сама юная леди не выказывала никаких признаков влюбленной девушки. Однако мистер Смоллвудс был у них частым гостем, а его мать, леди Смоллвудс, покидая в среду дом леди Мерсер, заметила, что мисс Джорджина «прелестное создание».

Финч, умудренный опытом, высказал мнение, что пара вполне подходящая, на что миссис Нудж, экономка, горячо возразила, заявив, что будь сэр Джон жив, то не могло быть и речи о том, чтобы мисс Джорджина вышла замуж за такую надутую жабу.

Их ожидание вскоре было вознаграждено. Едва минуло четверть часа, как дверь резко распахнулась и молодой джентльмен вышел в коридор с чрезвычайно удрученным видом. Спустившись по лестнице, он получил из рук Финча шляпу с загнутыми полями и перчатки и, не обронив ни слова, покинул дом. Немного погодя сама мисс Джорджина с горящими щеками, прелестная в своем утреннем платье из нежно-лилового ситца, выскользнула из гостиной и направилась в комнату, где леди Мерсер и миссис Пауэр сидели в ожидании над пяльцами.

Поскольку она плотно закрыла за собой двери, содержание ее беседы с матерью и бабушкой осталось неизвестным. Одно было очевидно: мисс Джорджина самым легкомысленным образом отвергла перспективу носить титул мистера Смоллвудса и иметь обеспеченное будущее. Ибо леди Мерсер, узнав от внучки об отказе мистеру Смоллвудсу, резко выпрямилась и, объявив неблагодарность самым злым пороком, наградила девушку таким неодобрительным взглядом, что любая другая, менее стойкая юная особа спасовала бы.

Однако Джорджина, гордо держа изящно причесанную головку с золотистыми локонами, коротко подстриженными по последней моде, твердо возразила:

— Не вижу, каким образом я могла бы выказать свою благодарность вам, приняв предложение мистера Смоллвудса, бабушка. Ему — возможно. Но что такое особенное он сделал для меня, кроме как приносил книги из библиотеки Мейлера и сопровождал нас в павильон минеральных вод и в церковь?

Леди Мерсер была невысока ростом, с желтоватой кожей и вечно мрачным выражением лица, но любой, кто при первом знакомстве, исходя из ее внешности, попытался бы принять ее за малозначительную особу, сильно ошибся бы.

— Значит, — ядовито начала она, — если бы мистер Смоллвудс был менее деликатным джентльменом и не стал бы обращать внимания на то, что до недавнего времени ты носила траур, а сопровождал бы тебя на разные увеселения, ты отнеслась бы к нему более благосклонно?

— Разумеется, нет! — решительно возразила Джорджина. — Он вряд ли мог понравиться мне больше, даже если бы я показывалась с ним на балах семь раз в неделю. Перестань плакать, мама! — обратилась она к миссис Пауэр, увядающей, но еще довольно привлекательной женщине, которая, как всегда, разразилась слезами при первой угрозе ссоры между дочерью и своей матерью. — Я убеждена, каково бы ни было намерение бабушки, ты не хотела бы, чтобы я приняла предложение мистера Смоллвудса. Прав был сэр Джон, когда называл его отвратительным, ничтожным выскочкой.

— О нет, моя дорогая! — Миссис Пауэр замолчала, в ужасе глядя на леди Мерсер. — Такой уважаемый джентльмен… с таким многообещающим будущим…

— Мама, зачем мне все это, если я его не люблю!

Леди Мерсер осторожно отложила в сторону вышивку.

— Джорджина, ты окажешь мне большую услугу, если впредь не будешь употреблять подобные вульгарные выражения, — назидательно сказала она. — Юная леди твоего происхождения должна высоко ценить, что такой джентльмен сделал ей предложение. И не следует так открыто выражать свои чувства.

Джорджина намеревалась было возразить, но отчаянный призыв в глазах матери удержал ее.

Она знала, что миссис Пауэр имела особое мнение насчет данного предмета, поскольку сама в возрасте семнадцати лет сбежала с мистером Пауэром, легкомысленным младшим сыном почтенного ирландского семейства. Леди Мерсер не позволяла забыть этот факт своей дочери, хотя прошло уже десять лет ее безрадостной вдовьей жизни. Она даже объявила о намерении оставить все свое довольно внушительное состояние Джорджине, поскольку до сих пор не могла простить дочери ее скандального поступка.

Однако Джорджина, достигнув рокового возраста, казалось, выказывала едва ли не большее непослушание и не желала оправдывать ожиданий леди Мерсер, ибо упрямо заявила:

— У меня нет ни малейшего желания выходить замуж за мистера Смоллвудса. К тому же я не вижу причины, почему я вообще должна выходить замуж, мне ведь только восемнадцать, и я еще не похожа на старую деву, согласитесь, бабушка!

— Верно, — нашла в себе мужество робко поддержать дочь миссис Пауэр. — Вспомните, мама, ведь она еще не провела в Лондоне ни одного сезона. Она еще познакомится с джентльменом, который будет мил ее сердцу… Ведь мы живем в Бате отшельниками, а в Херефордшире она была еще ребенком!..

Леди Мерсер прервала увещевания дочери одним гневным взглядом.

— Я удивляюсь, — сказала она, — что ты даешь столь дурной совет, заводя разговор о Лондоне, Мария! Тебе должно быть известно, что леди Смоллвудс была столь добра, что предложила Джорджине погостить у нее, когда она и сэр Энтони откроют в мае свой дом на Хилл-стрит, дабы ввести ее в общество и даже представить ко двору. Учитывая наши обстоятельства, об этом можно было только мечтать, поскольку доктор Портон не позволяет мне нервничать и проводить сезон в Лондоне. Но после отказа мистеру Смоллвудсу об этом не может быть и речи.

— Мне до этого нет никакого дела, — упрямо возразила Джорджина. — Сэр Джон всегда повторял, что мне смертельно наскучит разъезжать по балам и модным сборищам каждый вечер и наносить визиты людям, с которыми я едва знакома.

— Сэр Джон… — резко начала было леди Мерсер, но потом, вспомнив, что ее супруг отбыл в мир иной и с ее стороны непозволительно высказывать резкое осуждение его поведения, сдержала себя. — Влияние, оказанное на тебя твоим дедушкой, Джорджина, — строго сказала она, — вряд ли можно считать положительным. И я виню себя, что позволила ему беспрепятственно заниматься твоим воспитанием.

— Но вы ведь не могли помешать этому, — резонно заметила Джорджина, — если сэр Джон хотел что-то сделать, вы не могли остановить его. — Она печально вздохнула. — Как мне его не хватает! Я уверена, что мистер Смоллвудс понравился бы ему не больше, чем мне.

Леди Мерсер, хотя и носила траур по мужу уже больше года, казалось, не разделяла подобных чувств. Она окинула внучку хмурым, задумчивым взглядом, потом резко объявила:

— Полагаю, не остается ничего другого, как отослать тебя в Ирландию.

— В Ирландию? — удивилась Джорджина, а ее мать слабо запротестовала:

— В Ирландию, мама! Но зачем?.. К кому?..

— Погостить у кузины твоего мужа, Анабеллы Квинливен, — пояснила леди Мерсер, назвав имя вдовы, которую Деклан Пауэр, старший брат Оуэна Пауэра, после смерти жены пригласил вместе с сыном Брендоном вести хозяйство и заботиться о его осиротевшей дочери Ноле.

— Разумеется, — продолжила старая дама, — я собиралась ответить вежливым отказом на ее приглашение, которое пришло сегодня утром, но при сложившихся обстоятельствах будет уместно его принять. Это, по крайней мере, избавит Джорджину от сплетен, когда всем станет известно об ее отказе мистеру Смоллвудсу, а леди Смоллвудс — от неловкости брать назад ее собственное великодушное приглашение посетить Лондон.

— Но… Ирландия! Квинливены! — Удивление Джорджины начало перерастать в заинтересованность и восторг. — Вы не шутите, бабушка? Тетя Белла приглашает меня? Но мы почти ничего о ней не слыхали с тех пор, как она и Брендон гостили у нас в Херефордшире четыре года назад!

— Ничего подобного, — возразила леди Мерсер. — Если ты помнишь, два года назад мы получили от нее письмо, в котором сообщалось о смерти твоего дяди, Деклана Пауэра. И еще одно, годом позже, с извещением о неожиданной смерти его дочери Нолы в Брюсселе. Я далеко не во всем одобряю стиль поведения Арабеллы, моя дорогая Джорджина, но вынуждена признать, что в вопросах этикета она крайне щепетильна. Однако не понимаю, как она могла позволить твоей кузине Ноле связать себя таким ужасным браком.

— Но она вряд ли могла помешать ему, бабушка, — заметила Джорджина. — Она писала, что Нола гостила в Шотландии у друзей, когда сбежала вместе с мистером Шенноном.

— Не думаю, — возразила леди Мерсер, — что я могу забыть обстоятельства этого прискорбного брака, как и то, что молодой леди вряд ли позволено обсуждать подобные вопросы.

— Какой смысл притворятся, будто я ничего об этом не знаю, — взбунтовалась Джорджина, — поскольку сэр Джон в свое время обсуждал со мной случившееся, и он рассказал мне все о том, что мистер Шеннон…

— Господи! — слабо воскликнула ее мать.

— …сын отца лорда Кертана, — упрямо продолжила Джорджина. — Я не должна признаваться, что знаю о подобных вещах, мама?

— Если бы ты обладала большей деликатностью, Джорджина, — строго выговорила ей леди Мерсер, — мне не пришлось бы напоминать тебе, что такого рода рассуждениям неприлично исходить из уст юной леди. Подобное поведение внушает мне опасения насчет твоего пребывания под крылом Арабеллы Квинливен, ибо она показала себя неспособной справиться с твоей кузиной Нолой. Я не раз сожалела, что ранняя кончина миссис Деклан Пауэр вынудила твоего дядю вверить Нолу заботам миссис Квинливен. Полагаю, она наказана за свое легкомыслие. В письме она пишет, что поскольку все состояние Нолы после смерти перешло мистеру Шеннону, то ей и ее сыну предстоит покинуть «Дубы» и переехать в собственное имение в Крайторне.

— А я считаю, она не виновата, что Нола влюбилась в мистера Шеннона, — упрямо заявила Джорджина. — Думаю, тете Белле, должно быть, тяжело покидать большое поместье, в котором она провела столько лет, считая его собственным домом, и знать, что оно перейдет в руки этого ужасного авантюриста. Хотя, — добавила она задумчиво, — не верится, чтобы он был таким уж ужасным, иначе моя кузина не влюбилась бы в него так отчаянно. Вполне возможно, что он очень даже красив.

— Джорджина! — снова слабо запротестовала миссис Пауэр. — Только не мужчина с таким ужасным характером!

Леди Мерсер была мрачнее тучи.

— Если бы, — сказала она, — я знала, что, отправившись в Керри, ты попадешь в общество этого мистера Шеннона, Джорджина, я ни за что не позволила бы тебе принять приглашение миссис Квинливен. Но из ее письма я поняла, что он все еще путешествует и не спешит вступать в права наследства. Так что у тебя нет ни единого шанса встретиться с ним.

Давая понять, что беседа окончена, старая дама поднялась и, отряхнув юбку, гордо вышла из комнаты.

— О господи! — воскликнула ее дочь. — Она так недовольна тобой, что едва терпит твое общество! — Она бросила на дочь робкий взгляд. — Моя дорогая… может, ты передумаешь и…

— Выйду замуж за мистера Смоллвудса? Мама, ни за что, даже ради тебя. — Джорджина упрямо встряхнула локонами. — Я знаю, что ты мечтаешь, чтобы у меня был собственный дом и ты могла бы жить вместе со мной, а не мучиться здесь с бабушкой. Но я и вправду не могу принять предложение мистера Смоллвудса.

— Конечно, моя дорогая. Разумеется, если он тебе так неприятен, то хватит об этом, — покорно согласилась миссис Пауэр. — К тому же, возможно, в Ирландии ты встретишь достойного джентльмена… Думаю, Хорошо было бы жить в Ирландии.

— За сотни миль от бабушки, — улыбнулась Джорджина и, вскочив со стула, поцеловала мать. — Не беспокойся, мама, если меня ссылают в Ирландию из немилости, то я постараюсь извлечь из этого выгоду. Возможно, в доме моего кузена Брендона полным-полно молодых джентльменов, способных удовлетворить даже бабушкины амбиции!

— Но ведь он же хром и так молчалив, ты же знаешь, моя дорогая, — возразила миссис Пауэр, поднимая глаза на дочь.

— О да, знаю! И все же он не такой несносный зануда, как мистер Смоллвудс!

И на этой вдохновенной ноте Джорджина оставила мать одну, взбежала вверх по лестнице к себе в спальню и, возбужденная предстоящим отъездом, принялась осматривать свой гардероб.

Как-то апрельским утром, вскоре после описанных выше событий, миссис Квинливен сидела в своем кабинете и просматривала счета, время от времени поднося к носу флакон с нюхательной солью, чтобы уменьшить расстройство, в которое она всегда приходила от этого занятия. Ей доложили о приезде брата, Джереми Барнуолла.