— Здесь вы в полной безопасности. По крайней мере, в данную минуту. Предатели! Я считал, что покончил со всеми шпионами, но все начинается вновь. Когда же этому придет конец? Я и помыслить не мог, что эти дьяволы могут проникнуть даже в мои тайные покои! — воскликнул он с внезапной яростью. — Мы примем все необходимые меры, чтобы защитить вас, дитя мое. Ферриньи!

— Ваше величество?

Услышав этот титул и увидев почтительный поклон графа, Камилла вздрогнула и окончательно пришла в себя. Значит, этот незнакомый старик — король! Ее дед!

Она поняла, что лежит на софе в роскошно обставленной комнате, судя по всему, рабочем кабинете. Тибор с Пьером стояли чуть в стороне вместе с графом, к которому король подошел совсем близко, чтобы отдать какие-то распоряжения, — расслышать его слов она не смогла. Собрав все силы, она пролепетала:

— Дедушка!

Король тут же вернулся к ней и помог сесть:

— Вам нельзя напрягаться, дитя мое.

Камилла с жадностью вглядывалась в него — ей столько нужно ему сказать! Жестом маленькой девочки, наизусть выучившей урок, она нащупала на шее медальон и протянула деду, с тревогой ожидая, что тот скажет. Король печально улыбнулся:

— Этот кулон… Вашей матушке его подарил мой сын Амедей. Она никогда с ним не расставалась, считая залогом любви. Понятно, почему вы потянулись за ним, — ведь вы плод этого брачного союза.

С этими словами Виктор-Амедей вернул ей драгоценного единорога.

Помимо воли из глаз у нее хлынули слезы. Она чувствовала себя измученной и опустошенной; ей казалось, что она навсегда уронила себя в глазах этих людей — наверное, они сочтут ее недостойной носить титул принцессы Савойского дома!

— Дитя мое, — ласково промолвил король, — я понимаю, что все эти переживания утомили вас, но прошу сделать еще одно, последнее усилие. При данных обстоятельствах я вынужден принять самые решительные меры ради вашей безопасности. Нам следует поместить вас в надежное место, сокрытое от всех, — тогда никто не сможет покуситься на вашу жизнь.

Овладев собой, Камилла привстала, желая показать, что готова исполнить распоряжения деда. Дар речи уже вернулся к ней, хотя горло по-прежнему мучительно болело.

— Слушаюсь и повинуюсь, сир.

— Прекрасно. Садитесь же, прошу вас, я должен объяснить вам свой план. Возможно, вы будете удивлены, но, надеюсь, согласитесь со мной, что это единственный выход для всех нас.

Девушка не сводила глаз с монарха, слушая его с неослабным вниманием, жадно следя за каждым жестом и мысленно спрашивая себя, не снится ли ей все это. Помолчав, король продолжил:

— Я не желаю потерять свою внучку, едва лишь обретя ее. Случившееся доказывает, что во дворце моем вам угрожает опасность, поэтому нам придется немного повременить с вашим официальным представлением ко двору в качестве принцессы Дианы-Аделаиды. Пока вы останетесь для всех Камиллой де Бассампьер. Что же касается надежного укрытия для вас, то я не могу предложить ничего иного, кроме… кроме тюрьмы. В крепости вас будут охранять лучше, чем где бы то ни было. Вы пробудете там до тех пор, пока мы не отыщем негодяя, пытавшегося убить вас.

В лице Камиллы ничто не дрогнуло. План показался ей разумным, хотя приятного в нем, разумеется, было мало. Но кто заподозрит, что король отправил собственную внучку в каземат?

Виктор-Амедей изложил ей все детали:

— Вы станете секретной узницей. Я приставлю к вам офицера по имени шевалье д’Амбремон. Естественно, ему не нужно знать, что вы — принцесса Савойская. Для него вы — самая обычная заключенная. Это верный солдат, блестящий дворянин, полностью преданный короне, смелый и деятельный человек, заслуживающий доверие. Однако в нашу тайну не следует посвящать других — так надежнее. Вы понимаете?

— Да. И сколько времени я там пробуду?

— Вас освободят, когда мы найдем убийцу.

— Как же это сделать в таком большом городе? Ведь я ничем не смогу вам помочь, мне не удалось разглядеть этого человека.

— Зато ваш оруженосец его видел. Полагаю, наш венгр вполне способен уладить эту проблему быстро и в полной тайне.

— А я должна бездействовать? О сир, я хочу принять участие в поисках и отомстить за родителей!

— Что ж, вы можете убежать из тюрьмы! — иронично отозвался монарх, которого, впрочем, явно радовал кипучий темперамент внучки, ибо все принцы Савойского дома отличались властным и неукротимым характером. — И вот еще что: вам придется расстаться со своими друзьями. Уж слишком они приметны, вас легко выследить, если они останутся при вас.

— А что с ними будет? — спросила она, внезапно встревожившись за судьбу спутников.

— Не беспокойтесь за них. Прежде всего, на свободе они принесут вам больше пользы, а устроим мы их со всеми удобствами в доме графа де Ферриньи. Вы позволите? — осведомился король, повернувшись к старому дворянину.

— Очень рад, ваше величество, — ответил тот с поклоном.

— Вот и хорошо, — промолвил Виктор-Амедей, вставая. — Итак, не станем мешкать. Карета отвезет вас в ваше временное убежище, Диана. Верю, что мы скоро увидимся вновь… И не при таких драматических обстоятельствах. Нам нужно очень многое сказать друг другу… Мужайтесь, дитя мое.

Прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он любовно потрепал ее по щеке, глядя на нее с нежностью, удивительной для столь сурового человека.

Тибору и Пьеру было разрешено сопровождать Камиллу и Ферриньи в карете, увозившей девушку в крепость. Пока граф подписывал все бумаги, необходимые для заключения принцессы в тюрьму, та сменила мужской наряд на крестьянское платье, которое предпочитала всем другим. Поскольку она не знала, сколько времени придется ей пробыть в четырех стенах, то желала по крайней мере чувствовать себя непринужденно.

Венгр вручил ей крохотную пилку, булавки и несколько ножичков — все эти вещи, необходимые узнику, она спрятала в складках одежды. Рыжий великан помнил, что король, судя по его словам, разрешил своей внучке бежать из тюрьмы. Камилла также восприняла совет деда всерьез — она и помыслить не могла, что это было сказано в шутку.

И трое друзей единогласно постановили: как только преступник будет обнаружен, девушка ускользнет из крепости и поможет друзьям.

Чтобы держать ее в курсе дела, решено было прибегнуть к хитрости: Камилла должна привязать шарф к решетке — таким образом Тибор легко определит расположение ее камеры. И тогда они смогут переговариваться при помощи жестов — этому языку молчаливый оруженосец давно обучил свою воспитанницу.

Условившись обо всем, они стали спокойно ждать возвращения Ферриньи, который с большой неохотой повел принцессу в крепость. Оказавшись за высокими мрачными стенами, молодая женщина невольно вздрогнула и мысленно спросила себя, как долго придется ей пробыть в заточении.

С глубоким вздохом граф отдал привратнику свиток с королевской печатью. Тяжелые двери с глухим стуком захлопнулись, и Камилла пошатнулась — это зловещее место заставило его содрогнуться.

Привратник безмолвно проводил узницу в полутемную комнату, впрочем, довольно просторную и не слишком сырую. Здесь стояли кровать, небольшой столик и табурет. Один из охранников, также не говоря ни слова, принес кувшин воды, буханку ржаного хлеба и немного сыра; затем зажег свечу и вышел. В замочной скважине с лязгом повернулся ключ.

Камилла предпочла не слишком задумываться о своем положении. Она измучилась, а постель показалась ей довольно чистой. Не раздеваясь, она легла и почти сразу же заснула.

9

Луч света, упавший из зарешеченного окна, разбудил узницу. Издалека до нее донесся звон колоколов, пробивших десять часов. Очнувшись после тяжелого сна, она вдруг осознала, в каком незавидном положении очутилась. Сегодня она ощутила заключение гораздо острее, чем накануне, когда буквально валилась с ног от усталости. Дверь была заперта на ключ. Да, она действительно стала пленницей!

Хотя ее заточили в крепость временно и в целях безопасности, она вдруг испугалась, почувствовав себя в ловушке, — никогда еще она не испытывала такого бессилия! Ведь она всю свою жизнь провела на вольном воздухе, а потому невыносимо страдала в четырех стенах, лишенная свободы передвигаться и без надежды в скором времени вырваться отсюда.

Забравшись на табурет, она выглянула в окно и определила, что находится на втором этаже башни. Внизу расстилался пустынный двор, обнесенный высокими стенами. У нее защемило сердце при мысли, что за ними шумит большой город, в который она так стремилась. До нее доносились какие-то неясные звуки, отдаленный ропот, говоривший о том, что жизнь продолжается, — разумеется, хватало в ней и трудностей, и забот, но зато это была воля…

Запах сыра, принесенного накануне стражником, напомнил ей, что она уже давно ничего не ела. Тибор всегда утверждал, что на пустой желудок в голову лезут только дурные мысли. И действительно, едва подкрепившись, она почувствовала себя значительно лучше.

Она умылась и вытерлась куском простыни, который с трудом сумела оторвать — и сразу же подумала, что столь прочная ткань может пригодиться в случае бегства. Она изучила свою камеру, засунула булавки и ножички в отверстия между плитами, чтобы обезопасить себя — вдруг стражникам взбредет в голову обыскать ее?

Покончив с этими делами, она уселась на кровать. Теперь ей оставалось лишь ждать: надо воспользоваться этой вынужденной передышкой и восстановить силы, тогда она будет готова встретиться с врагами вновь, но уже (как она горячо надеялась) в последний раз. Она с радостью обнаружила, что горло болит гораздо меньше, чем накануне.

Утро, казалось, никогда не кончится. Пробило двенадцать, и опять потянулись бесконечные минуты. Одиночество нарушалось только стражником, приносившим еду, и Камилла вдруг осознала, что ей хотелось бы делить камеру с другим узником, пусть даже самым омерзительным бандитом или мошенником.

Она поупражнялась, совершая выпады воображаемой шпаной, ибо не желала терять гибкость и ловкость искусной фехтовальщицы, потом вновь улеглась на постель. Бездействие начинало томить ее. Она села, обхватила колени руками и стала качаться взад-вперед, распевая песни родной Савойи — какое еще развлечение могла бы она найти?

Скрежет ключа в замочной скважине заставил ее умолкнуть. Она тоскливо уставилась на дверь и внезапно замерла — настолько ошеломил ее вид нежданного посетителя.

В камеру вошел, шелестя дорогими кружевами, нарядный кавалер — таких ей не приходилось видеть никогда в жизни. Его парадный камзол из расшитого золотом зеленого шелка на фоне убогой обстановки казался просто ослепительным.

Это был молодой, лет двадцати пяти или тридцати, мужчина поразительно красивой наружности. Он был высокого роста, держался очень прямо, и от всего его облика веяло победоносным высокомерием. У него были тонкие, но при этом мужественные черты, на слегка удлиненном овальном лице сверкали черные глаза, излучавшие несокрушимую волю. Он не припудривал свои смоляные волосы, а просто подвязывал их сзади бархатным бантом. Наконец, на правой щеке у него появлялась ямочка при каждом движении губ, что делало этого красавца просто неотразимым.

Камилла, осознав, что смотрит на гостя с разинутым ртом, немедленно уставилась в пол — за этим красавцем, несомненно, увивалось множество женщин, поэтому не стоило показывать ему свое восхищение. Его надменность и без того бросалась в глаза, ясно, что к победам он привык.

В свою очередь он с большим удивлением разглядывал ее; потом обвел глазами камеру, словно бы кого-то искал и наконец с некоторым раздражением осведомился:

— Где же заключенный по имени Камилл?

У него был красивый бархатный голос, хотя слова прозвучали отрывисто и резко.

— Это я, — ответила девушка.

— Но… ведь это же мужское имя, — сказал он недоверчиво.

— Представьте себе, и женское тоже, — бросила она, решившись все же поднять голову и взглянуть ему в глаза.

— Король говорил мне о важной особе… О некоем Камилле, за которым следует бдительно присматривать. Никак не думал, что найду здесь… Гм…

— Женщину? Вы это хотели сказать?

Молодой офицер пренебрежительно оглядел узницу. Красивая девица, пожалуй, даже слишком, но одета в крестьянское платье. Хотя она глядела на него с вызовом, он решил, что такое хрупкое существо не может быть опасным, к тому же у нее такие невинные светло-голубые глаза.

— Вы не похожи на государственную преступницу, — произнес он, как бы разговаривая с самим собой.

— Вы тоже не похожи на коменданта крепости!

Он вскинул голову еще выше, ибо ироническая реплика девушки ожгла его как удар хлыстом.