Виктория Холт - Единственная любовь королевы

Альберту она сказала, что у нее начинает меняться мнение о сельской местности, а увидев, что порадовала его этим признанием, продолжала:

— Раньше я никак не могла дождаться, когда вернусь в Лондон; я чувствовала себя просто несчастной, покидая его. Но теперь, когда я замужем, я чувствую себя поистине несчастной, уезжая из сельской местности.

Альберт был на седьмом небе от счастья. Кажется, она начинала его понимать. Возможно, ему все-таки удастся отучить ее от сибаритских привычек.

Он сжал ее руку.

— Значит, вы не сожалеете, что вышли замуж?

— Милый Альберт, и как я могла быть такой злой?

— Злой? Да что вы, любовь моя! Этому никто не поверит. Просто вас подводит иногда ваш неуправляемый характер. Он, как старый горный тролль, вкладывает в ваши уста слова, которые ваше любящее сердце никогда бы не одобрило.

— Истинная правда, Альберт. Как умно вы сказали. Я часто думаю, что я сейчас счастлива. А что можно сказать о моем жалком существовании до брака?!

— Продолжайте, продолжайте, любовь моя, прошу вас.

— Вы слишком благонравны и терпеливы.

— Мы вместе будем бороться против старого тролля, хорошо?

Виктория радостно засмеялась.

— Если вы беретесь мне помочь, мы его наверняка победим.

— Я счастлив, что вы начинаете все больше любить сельскую жизнь.

— Я, вероятно, начинаю смотреть на все по-другому. Было время, когда я не отличала черного дрозда от обыкновенного, пшеницу от ячменя и можжевельник от боярышника. А ведь когда знаешь, это же совсем другое дело.

— Ну конечно. Вот почему я думаю, что вам будет приятно, когда во дворце появятся интересные люди.

Она сжала губы.

— Я бы не очень хотела, чтобы банкет превращался в своего рода урок.

Сигналы опасности. Как это он упустил из виду? Тише едешь — дальше будешь.

— Но, хотя мне теперь и нравится сельская местность, — продолжала она, — я нисколько не разлюбила ни Лондон, ни лондонские развлечения.

— Ну, разумеется, — спокойно сказал Альберт. Он решил сменить тему разговора. — Вы уже решили, какого числа мы будем крестить Киску?

— Мне пришла в голову одна мысль. Что вы думаете о десятом февраля?

— Это, — отозвался Альберт, — весьма важная дата в моей жизни.

— И в моей — самая важная, — пылко воскликнула королева. — Так что, мой дорогой Альберт, крестины Киски состоятся в годовщину нашей свадьбы.

В Виндзоре царила гармония.

Мистер Джордж Энсон зашел к лорду Мельбурну, чтобы обсудить, как развиваются отношения между королевой и ее супругом.

Лорд Мельбурн внимательно выслушал рассказ мистера Энсона о неудовлетворенности принца обществом, которым окружила себя Виктория.

— Принц хотел бы, — сказал мистер Энсон, — чтобы она больше принимала людей из литературных и научных кругов.

— Вполне понятно, — заметил лорд Мельбурн.

— Но Ее Величество не желает этого. Ее пугает то, что она будет теряться в присутствии таких людей.

Лорд Мельбурн кивнул.

— Захочется принять участие в разговоре, а он окажется выше ее понимания. Жаль, что она не получила хорошего образования. Конечно, она говорит на немецком, итальянском и французском — причем не только хорошо говорит, но и пишет. Немного знает латынь. Не будь она королевой, ее можно было бы считать образованной молодой леди, но для королевы она многое упустила. У нее от природы проницательный практический ум, она быстро все схватывает. Она музыкальна, но, боюсь, очень мало читала и почти не знает классики. Это большой недостаток.

— Принц, естественно, находит дворцовые вечера скучными, — сказал мистер Энсон. — Его пытаются втянуть в общие игры, которые ему кажутся чуть ли не детскими.

— Будем надеяться, что он не станет искать развлечений на стороне, — заметил лорд Мельбурн.

Мистер Энсон удивленно вскинул брови.

— Ну, мой дорогой, при дворе есть несколько очень красивых дам. Я не раз думал, что у королевы плохие советчики. Подбирать фрейлин по красоте в корне неверно, а она именно так и сделала. Она обожает красоту, особенно в людях.

— Королева покорена полным безразличием принца к другим дамам.

— Говорить об этом еще рано, — возразил лорд Мельбурн. — Когда я сказал ей об этом, она страшно возмутилась. Но, если он станет скучать по вечерам, пусть смотрит в оба. Пока что принц преуспевает. О, конечно, случались бурные сцены. Я хорошо знаю королевский характер. Но его успехи просто замечательны. Вполне возможно, что очень скоро общество во дворце станет более интеллектуальным, но принцу надо быть осмотрительней.

— Это он знает, лорд Мельбурн.

— А эта леди Дейзи?

— Все еще царствует.

— В один прекрасный день там произойдет королевское сражение. И, пока оно не выиграно, наш принц будет ступать очень осторожно. В исходе его я не сомневаюсь. Альберт хороший шахматист, а значит, и хороший стратег. Терпение — вот его главное оружие.

— Он очень терпелив, премьер-министр.

— А куда ему деваться. Побольше терпения — и он выйдет победителем. Я уверен: если он поведет себя достаточно умно, ему удастся очистить дворец от врагов и стать в доме хозяином.

Лорду Мельбурну взгрустнулось: вспомнились дни, когда в жизни королевы он был самым важным человеком. Какое счастливое время! Он забыл о цинизме и чувствовал себя, как молодой влюбленный. Но он, увы, не был молодым человеком, а объектом его поклонения стала не просто молодая девушка, а королева, с которой он просто никак не мог говорить о любви.

Но между ними была любовь — с его стороны довольно продолжительная. Вот почему ему так хотелось видеть Викторию счастливой.

И она, разумеется, будет счастлива, когда Альберт станет в доме хозяином. Принцу еще предстоит долгое сражение. Он, премьер-министр, надеялся, что проживет достаточно, чтобы увидеть, что битва принцем выиграна, ибо, если он проиграет ее, то в конечном счете проиграет и королева.

Рождественские праздники подходили к концу. Лорд Мельбурн написал королеве, выражая свое сочувствие, поскольку ей по возвращении в Лондон предстояло присутствовать на открытии сессии парламента. Это была мука, от которой королева не могла избавиться.

Королева упрекнула лорда Мельбурна за то, что он не приехал в Виндзор. Она уже давно его не видела, а он знает, конечно, что она не любит надолго с ним разлучаться.

Он не мог покинуть Лондон, писал премьер-министр, из-за неустойчивости политической обстановки, но, когда она прибудет в Лондон, он сразу же встретится с ней, чтобы обсудить ее речь, при составлении которой нужно проявлять особую осторожность ввиду довольно непростых отношений Англии с Францией.

Впрочем, писал он, ему приятно узнать, что ей не хочется покидать сельскую местность; по его мнению, сие свидетельствовало о том, что простые удовольствия, которые она разделяла с мужем, стали для нее гораздо приятней светской жизни в Лондоне. Значит, полагал он, она счастлива, а на земле нет ничего такого, что лорду Мельбурну хотелось бы больше, чем ее счастья.

— Ах, дорогой мой лорд М., — пробормотала королева, прочитав письмо.

По крайней мере, хоть одно сделает ее возвращение в Лондон приятным: она увидит своего премьер-министра.

Дядя Леопольд писал, что, хотя некоторые соображения помешали ему присутствовать на коронации Виктории и на свадьбе ее и Альберта, на кристины старшей дочери королевы он непременно приедет.

Альберт очень обрадовался. Это будет удивительная встреча: им ведь нужно о стольком поговорить! Тревожно только, как бы дядя не стал слишком уж вмешиваться в их взаимоотношения с Викторией. Он уже знал характер своей жены и понимал, что подобное вмешательство только повредит ему.

23 января Виктория открыла сессию парламента, и когда все ее тревоги по поводу предстоящей роли остались позади, она целиком сосредоточилась на приближающихся крестинах дочери. В начале февраля вдруг сильно похолодало, и пруд около Букингемского дворца покрылся льдом. У принца заблестели глаза. В Кобурге катание на коньках доставляло им с Эрнестом такое удовольствие.

Мороз держался несколько дней подряд, и за два-три дня до крестин Альберт заявил, что лед на пруду достаточно крепок и на нем можно кататься.

Виктория хотела присоединиться к нему, но он ее отговорил:

— Я бы не мог найти себе покоя. Слишком уж мало времени после рождения Киски.

Поскольку он просил, а не требовал, Виктория охотно пошла ему навстречу и, как она выразилась, была тронута его заботой о ней. Поэтому каждый день она и фрейлины выходили из дворца посмотреть на конькобежцев, и королева не переставала восхищаться Альбертом — он был очень искусен на льду.

Дворцовый парк, занимавший площадь в сорок акров, стал Альберту настоящим вознаграждением за то, что ему приходилось жить в Лондоне. На берегу пруда стоял на холмике симпатичный летний домик, который Альберт уже давно собирался обставить, сделав из него своего рода убежище, где бы можно было скрыться из большого дворца. Летом, когда деревья покрывались густой листвой, домик, хотя он и находился совсем рядом, был почти незаметен.

За день до крестин немного потеплело. Королева обратила на это внимание герцогини Сатерлендской и еще нескольких фрейлин, когда они направлялись к пруду, где уже катался принц. Ему нравилось, когда она смотрела на него.

Заметив ее, Альберт приветственно помахал, и она ответила ему тем же.

— Какие красивые у него движения! — пробормотала она.

А он уже катился ей навстречу. Внезапно лед затрещал, и принц, вскинув руки, исчез. На том месте, где он только находился, зияла большая темная полынья.

Дамы пронзительно закричали. Одна из них побежала к дворцу за помощью. А Виктория никак не могла поверить в то, что Альберт исчез подо льдом.

Она подбежала к пруду.

— Альберт! — в отчаянье крикнула она.

Показалась его голова.

— Альберт, я иду! — снова крикнула она, не понимая толком, что тут можно сделать.

— Вернись сейчас же! — крикнул Альберт. — Это опасно.

Но она не обращала внимания. Осторожно ступила на лед, пробуя его ногой, прежде чем сделать шаг вперед, протянула к нему руки.

Альберт к тому времени уже вылезал из проруби.

— Дорогая моя, — сказал он, тяжело дыша, — не подходите ко мне.

Но она уже схватила его за руку, помогая ему выбраться из воды.

На том месте, где стояла Виктория, лед казался твердым, а там, где провалился Альберт, как она впоследствии узнала, была сделана прорубь, которая снова замерзла, вот почему лед оказался таким слабым.

Прижимаясь друг к другу, они добрались до берега.

— Храбрая моя! — сказал Альберт. — Вы ведь могли оказаться вместе со мной подо льдом…

— Вы дрожите, — твердо сказала Виктория. — Я должна как можно скорее доставить вас во дворец.

Крестины прошли замечательно. Киска вела себя хорошо и совсем не плакала, чего так опасалась королева. Скопление огней и парадных мундиров очень ее заинтересовало, и все наперебой говорили, какая она умненькая.

Старый герцог Веллингтонский выступал в качестве уполномоченного герцога Закс-Кобургского и Готского как один из восприемников; другим крестным отцом был Леопольд. Королева Аделаида с герцогом Суссекским и герцогини Кентская и Глостерская стали остальными крестными.

В шесть часов вечера после церемонии, проходившей в Букингемском дворце, был дан обед, на котором председательствовала королева.

Рядом с ней сидел ее дорогой лорд Мельбурн, и она напомнила ему о тех днях, когда он почти каждый вечер обедал во дворце, и у него даже были там апартаменты.

Заметив, что на глаза у него навернулись слезы, она поспешила его утешить.

— Вы всегда будете моим самым дорогим другом, — тепло сказала она, — вряд ли кто-нибудь из ваших друзей будет любить вас так же, как я.

— Ваше Величество уже однажды говорили мне эти слова. Я их не забыл и никогда не забуду.

— Дорогой лорд М… — Она на мгновение коснулась его руки, но, тут же, сдержав чувства, сменила тему разговора, спросив, что он думает о церемонии.

— Она прошла безупречно, — ответил лорд Мельбурн, — и на меня не могло произвести впечатления главное действующее лицо.

— То есть?

— Старшая дочь королевы. Она так важно повела головкой, как будто понимала, что вся эта суматоха затеяна ради нее. Младенчество — это время, когда формируется характер.

Королева громко рассмеялась и повторила слова лорда Мельбурна остальным собравшимся.

Да, было время, когда обед получался веселым только тогда, когда на нем присутствовал лорд Мельбурн, и довольно скучным, когда его не было. Теперь, когда появился Альберт, все, разумеется, стало по-другому.