Наташа Лестер - Ее секрет

– Разумеется, прочитала. – Фэй, похоже, ни капельки не было стыдно. – И я спросила себя: в чем же заключается действительная причина, по которой женщина прячет себя от окружающих на несколько недель, делая особенный упор на том, что Бенджамин ни в коем случае не должен нанести ей визит? И свинка показалась мне чересчур пустяковым поводом для такой суеты. Зато теперь я знаю ответ.

– Как ты вообще попала сюда? – спросила Лео.

– Ваша хозяйка оказалась падкой на деньги. Полагаю, уже завтра ты увидишь ее в новом платье. – Фэй выпустила струю дыма в сторону Лео.

– А я полагаю, что теперь ты непременно расскажешь обо всем Бенджамину, чтобы уберечь его от последствий моего бесстыдства и аморального поведения, – парировала Лео.

– Обязательно. – Фэй злорадно ухмыльнулась. – Оказывается, избавиться от тебя куда легче, нежели я предполагала. Счастливо оставаться, Лео. – С этими словами Фэй удалилась.

А у Лео задрожали руки. Фэй так и не спросила у нее, кто отец ребенка. Что могло означать одно из двух: или природное любопытство ей не свойственно, или она думает, что уже знает ответ на этот вопрос.

* * *

Когда тем же вечером домой вернулась Джоан, лицо ее было почти таким же унылым и мрачным, как и у Лео.

– Что случилось? – спросила Лео, радуясь возможности хоть ненадолго забыть о собственных бедах.

Джоан покачала головой.

– Ничего. Перед самым моим уходом к нам обратилась одна женщина, наша пациентка. Мы знали, что она должна приехать, но… с ней нелегко. Так что я рада вернуться домой. После того как родится твой ребенок, я, пожалуй, вернусь на работу в больницу.

– Ты должна уйти прямо сейчас. Не нужно оставаться только ради меня! – воскликнула Лео.

– Это всего лишь на несколько недель. Все будет в порядке. А еще я уверена, что ее отвратительное поведение наполовину объясняется тем, что она была пьяна как сапожник. Правда, миссис Паркер категорически запретила употребление спиртного, так что теперь, когда ее зарегистрировали, проблем возникнуть не должно. Но хватит обо мне. – Джоан стянула перчатки. – А как прошел твой день?

– Мой день? – Лео заставила себя улыбнуться. – Как всегда. Даже поговорить не о чем.

У Джоан хватало и своих забот. Ни к чему ей беспокоиться еще и о проблемах Лео.

* * *

Тринадцатого февраля Лео проснулась вскоре после того, как легла в постель. Разбудила ее боль внизу живота.

– Джоан? – прошептала она.

– Я здесь. – Джоан в мгновение ока оказалась на ногах, включила свет и принялась с помощью стетоскопа выслушивать ребенка. – Я схожу за Джиа. Мы скоро вернемся.

Она поспешила прочь, но вскоре вернулась вместе с Джиа, и начались тайные роды. Первоочередным требованием стало молчание: никто в здании не должен был знать о том, что происходит. И поэтому Лео лишь обливалась пóтом при каждом приступе, а когда они стали накатывать один за другим, все сильнее и дольше, и она уже не могла более сдерживаться, то накрывала голову подушкой и плакала в нее, будучи не в силах сохранять молчание, а несколько раз даже коротко простонала. И вдруг у нее вырвался громкий стон – настолько громкий, что Джиа и Джоан обменялись встревоженными взглядами.

Джиа дала ей еще несколько капель арники, но та не помогла; хотя кто знает – без настойки китаянки дело могло обернуться совсем плохо. Однако даже в этом случае Лео отказывалась понимать, как можно рожать несколько раз.

– Я больше не могу! – выкрикнула она. – Просто не могу.

– Ты должна, – угрюмо откликнулась Джоан. – Кроме того, осталось совсем немного.

И солгала. Минула полночь. День святого Валентина 1920 года начался без всяких стрел Купидона, и лишь одинокая, как молния, вспышка боли пронзила грудь Лео и ушла в живот, обожгла ягодицы и задела бедра. Предрассветные часы тянулись нескончаемо долго, подобно столетиям, и у нее вырвалось еще несколько громких стонов, так что владелица даже постучала в двери и осведомилась, что у них происходит. Джоан крикнула ей что-то насчет пищевого отравления.

Наконец, уже на рассвете, Джоан сказала:

– Пора.

– Дайте мне подержать ребенка после того, как он родится, – попросила Лео, отнимая от лица подушку, смахивая со лба потные и липкие пряди волос и с мольбой глядя на Джоан.

Но подруга лишь покачала головой.

– Если ты подержишь ее, это разобьет тебе сердце.

«Оно уже и так разбито», – попыталась было возразить Лео, но Джоан усыпила ее эфиром.

А потом Лео приснился сон – неразборчивый поток скомканных воспоминаний.

Лео, ребенком бегущая по дороге к военному лагерю; лицо Эверетта, когда он прощался с ней в то утро в гостинице; страшный кашель отца, не унимавшийся всю длинную дождливую ночь; Матти, сообщающая о том, что беременна; танец с Бенджамином на борту корабля в платье другой женщины; ухмыляющаяся Фэй; красная губная помада, с которой все началось и которую ей придется забыть из-за своего нежеланного, но обожаемого ребенка.

Очнувшись, она обнаружила, что все еще жива. Живот ее стал меньше. У нее открылось кровотечение, но слабое. Джоан рядом не было. Как и ребенка.

– Где… – Голос у Лео дрогнул, и она умолкла, не договорив.

Джиа улыбнулась.

– У тебя родилась девочка. Настоящая красавица.

Красавица. Она родила красивую девочку. Эти слова доставили ей горькую радость.

– Слава богу. – А потом губы Лео искривились, и наружу вырвались рыдания, такие громкие, что Джиа пришлось прижать голову Лео к своей груди, чтобы заглушить их.

– Ее увезли, – всхлипнула Лео, и Джиа кивнула.

Увезли, увезли, увезли. Слова эти эхом звучали у нее в ушах, отдаваясь болью с каждым ударом сердца. Ее ребенка забрали. А она даже не успела прижать девочку к своей груди. Даже не видела ее. Не улыбнулась ей и не сказала, как сильно любит ее. Не успела сказать ей о том, что пришлось отдать ее, но это вовсе не значит, что мама ее не любит. Совсем наоборот – отдала, потому что любила сильнее всего на свете.

* * *

Джиа просидела у ее изголовья весь день, но потом, когда Лео начала с нетерпением поглядывать на дверь, ожидая возвращения Джоан, чтобы забросать ее вопросами о дочери, Джиа сказала:

– Я должна была передать тебе вот это, если она не вернется к вечеру.

Лео протянула руку. Письма всегда приносили ей дурные вести, а это было буквально переполнено ими, и от бумаги исходил липкий удушающий запах страха.

Милая Лео!

Пожалуйста, постарайся не возненавидеть меня. Я не переживу этого. Случилось кое-что, и я больше не могу оставаться рядом с тобой. Девочка очень красива. Ты могла бы гордиться ею. Миссис Паркер передаст ее в достойную семью. Ее будут любить, как родную дочь, обещаю тебе.

Пожалуйста, береги себя и прости меня, если сможешь.

С любовью,

Джоан

Лео молча вернула письмо Джиа.

– Оно объясняет, почему здесь нет ее вещей, – сказала Джиа.

Лео огляделась по сторонам. Джиа была права. В комнате не осталось и следа присутствия Джоан.

– Куда она уехала? И почему ей понадобилось уехать именно сейчас? – Лео почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Слезы вновь навернулись ей на глаза. – Она нужна мне.

Джиа взяла Лео за руку, открыла рот, собираясь заговорить, но тут же снова закрыла его.

– Что? – спросила Лео.

– Я хочу рассказать тебе кое-что, но не знаю, подходящее ли сейчас для этого время.

– Ты ведь не собираешься тоже уйти, а? – спросила Лео и ужаснулась, а в животе у нее похолодело от страха.

– Нет, дело не в этом, – ответила Джиа. – Я буду поблизости. Речь идет о Джимми.

– Джимми? Рассказывай, прошу тебя.

– Хорошо. Но, пожалуйста, останови меня, если решишь, что не хочешь слушать дальше.

Лео кивнула.

– Отец Джимми… навязал его мне силой. Он был настоящим сукиным сыном, который вымогал деньги у каждого владельца магазина в квартале, чтобы на целый день забыться наркотическим сном в притоне курильщиков опиума. К зачатию Джимми понятие «любовь» не имеет даже отдаленного отношения. Джимми не входил в мои планы. Но я люблю его больше всех на свете, люблю так, как не любила ни одно живое существо.

Лео помолчала, прежде чем ответить, пытаясь уразуметь, что же рассказала ей Джиа. Кто-то мог поступить с ней подобным образом, и она осталась жива после того, как с ней произошло то, что считается хуже смерти.

– Как? – задала она дурацкий вопрос.

– Как я оставила себе Джимми? – Джиа презрительно фыркнула. – Моя мать выдала меня замуж за дальнего родственника в Китае. Он туповат, поэтому никто и никогда не выйдет за него. А я – порченый товар, поэтому и меня никто не возьмет замуж. Наш брак был заключен на небесах. Все совершилось посредством обмена бумаг. Я никогда в глаза не видела мужа, хотя моя мать настаивает, что мы провели чудесный медовый месяц в Китае и что ему пришлось остаться там из-за работы. Каждый день мама молится о спасении моей заблудшей души. Каждый день я прихожу на работу в лавку и молюсь, чтобы покупатели, которые не поверили в мою историю, вернулись бы обратно.

– Вот почему тебе понадобились мои деньги, – сказала Лео.

Джиа пожала плечами.

– Ну, в общем, да.

– Я рада, что дала их тебе. Я дала бы тебе больше, если бы знала.

– В этом и заключается твоя проблема, Лео, – сказала Джиа. – Ты чертовски хороший человек. Ты никогда не потребовала бы арендной платы с девушки, которая явилась к тебе в лавку и попросила разрешения воспользоваться кладовой. Но я знала, что должна так поступить. Ты можешь сделать все, что захочешь. Просто ты должна быть готова сделать это по-другому. Проявить капельку решимости.

– Что сталось с отцом Джимми? – спросила Лео. – Его посадили в тюрьму?

– В тюрьму? – переспросила Джиа, не веря своим ушам. – С чего бы вдруг его стали сажать в тюрьму? Я никогда и никому не рассказывала, потому что всем плевать. После Закона о высылке китайцев и запрета на въезд мне даже не разрешили стать гражданкой страны, в которой я родилась. Так почему кого-то должна волновать грязная китайская шлюха с ребенком? Нет, его не посадили. Кто-то просто пристрелил его. Он умер в одиночестве в грязном переулке. Так что в этом мире все-таки есть справедливость.

Боже мой! Сколько смертей, потерь, боли и предрассудков!

– Мне очень жаль, – прошептала Лео, прекрасно понимая, что ее жалость ничем не поможет Джиа. Нет – Джиа сама позаботилась о себе.

Немного погодя, после того как Джиа ушла, Лео протянула руку и взяла с прикроватного столика баночку с губной помадой, к которой не прикасалась после той катастрофической встречи в универмаге «Лорд и Тейлор». Открыв крышку, она вдохнула чудесный аромат жасмина и пиона. Она окунула палец в бархатистую субстанцию, мягкую и шелковистую, светло-вишневого оттенка, который выглядел бы вполне уместно посреди любой роскоши. Так что да, в этом мире еще осталось место для красоты, радости и даже божественного провидения. Как и для ее ребенка.

Она провела долгую ночь, исследуя потаенные закоулки своей души и вытаскивая на свет вещи, которыми гордилась, и те, которых стыдилась. Для чего она принесла в этот мир свое дитя, если сама побоялась сделать то, в чем поклялась на борту корабля: стать храбрее, смелее и умнее, чем раньше? Ведь есть вещи, которые она могла бы совершить, но для этого требуется мужество. Вещи, которых она при обычных обстоятельствах постаралась бы избежать. Но те времена миновали безвозвратно.

Апрель 1920 года

– Бен, как приятно увидеть вас вновь. – Лео улыбнулась.

– Леонора! Вы выглядите… – Бенджамин умолк, подбирая слова, которые никак не давались ему.

Он пожирал взглядом фигуру Лео, обтянутую модной прямой черной юбкой и черным жакетом с треугольным вырезом и эффектным широким воротником. Аккуратно приталенный, он облегал ее тело, как перчатка, заканчиваясь в нескольких дюймах над подолом юбки. Туфельки ее искрились брызгами горного хрусталя над самым каблуком, а волосы вспыхнули огненно-рыжим пламенем, когда она тряхнула ими, снимая шляпку. Она ждала, чтобы Бенджамин закончил свою мысль, словно не понимая, что именно ее внешность и заставила его потерять дар речи.

– Неописуемо прелестно, – наконец высказался он и подался к ней, чтобы поцеловать в щеку.

Лео протянула ему руку.

– Поскольку у нас деловая встреча, – сказала она, – я предпочитаю, чтобы мы просто пожали друг другу руки. Давайте прибережем поцелуи до того момента, пока не проясним свои позиции.

Ошеломленный, Бенджамин рассмеялся.

– Согласен, если только поцелуй не будет снят с повестки дня.

Лео продолжала улыбаться, старательно пряча все признаки смущения и растерянности. Неужели Фэй не рассказала брату о ее беременности? Разве стал бы он напропалую флиртовать с ней, если бы знал о том, что каких-то два месяца назад она родила ребенка?