Наташа Лестер - Ее секрет

– Нет, – прошептала Лео. – Нет.

– Сегодня ночью в нашу дверь постучала Фэй. Она была в истерике, – продолжал Эверетт. – Она хотела увидеть Матти, но под глазом у нее был огромный синяк, на голове зияла рваная рана, и она вся была перепачкана кровью. Кровь была везде. Она все время повторяла: «Где Бен? С ним все будет в порядке». Снова и снова.

Лео попыталась уловить смысл его слов. Он же сказал, что Бен попал в аварию, но сейчас почему-то говорил о Фэй. Значит, Фэй поранилась обо что-то, но, скорее всего, ничего при этом не почувствовала, учитывая количество кокаина, которое она употребила.

– Фэй сказала Матти… что за рулем сидел Бен. – Голос у Эверетта звучал надтреснуто. – По какой-то причине они поехали по Уэст-стрит. Он сказал, что хочет мчаться вот так всю ночь, наперегонки с ветром. А Фэй полагала, что на дороге не будет других машин, ведь кто ездит по Уэст-стрит в такое время суток? И потому она схватилась за руль; по ее словам, ей хотелось вилять из стороны в сторону. Ей было скучно ехать прямо. В каком-то смысле, ей повезло. Других машин им действительно не попалось. Но впереди их ждал конец Уэст-стрит, о чем она совсем забыла, и они на огромной скорости врезались в ограду Бэттери-парка. Бена выбросило из машины.

Только не Бен. Нет. Они же собрались в отпуск. Они ведь только-только собрались выяснить, кем на самом деле могут стать друг для друга. Разве не так?

* * *

Он был совсем не похож на Бена. Тело его лежало совершенно неподвижно, а рот был открыт, словно он хотел сказать что-то очень важное. Лицо уже обрело синюшный оттенок, цвета rigor mortis[6] или неба на исходе дня.

Она стояла рядом, боясь прикоснуться к нему, чтобы ненароком не причинить еще большей боли его израненному телу. И думала она только о том, что, когда Эверетт сказал ей те самые слова об аварии, она и представить себе не могла, что увидит его таким.

– Миссис Ричиер? – В дверях остановился врач.

Лео огляделась по сторонам, ища ту, кто отзовется на это имя. Но, разумеется, он обращался к ней. Это ведь она была миссис Ричиер. Она кивнула.

– Быть может, вы соблаговолите присесть? – предложил врач.

Лео покачала головой.

– Миссис Ричиер, ваш супруг получил черепно-мозговую травму, вследствие чего потерял сознание. У него сотрясение головного мозга. Удар был настолько сильным, что он не может очнуться.

– Он обязательно придет в себя. – Лео произнесла эти слова твердым и решительным тоном, как сказала бы Фэй, тем самым тоном, который заставлял остальных беспрекословно выполнять ее распоряжения.

– Строго говоря, подобное состояние называется комой. И, в зависимости от того, настолько тяжелыми окажутся повреждения, он может и не прийти в себя.

Лео отвернулась. Она не станет его слушать. Бен был Ричиером. А Ричиеры непобедимы.

– Разумеется, он придет в себя, – заявила она.

– У вас есть кто-нибудь, кому вы могли бы позвонить? – спросил врач. – Быть может, адвокату или другу…

– Нам не нужен адвокат. Что делается для него в данный момент? – Лео почувствовала, что превращается в ледышку, что голос ее напоминает скрежет ледяных глыб и что сердце едва толкает поток замерзающей крови по жилам, так что руки и ноги ее онемели, подобно остальным чувствам. Она не позволит врачу выдумывать всякие истории насчет Бена.

– Что вы для него делаете? – повторила она, ожесточаясь и вновь становясь похожей на Фэй, способной выдержать любой удар.

– Как вы можете видеть, мы подключили его к аппарату искусственного дыхания. Будем надеться, что таким образом нам удастся повысить уровень кровяного давления. С той же самой целью мы прибегли к инъекциям атропина. Сегодня утром мы попытаемся снизить давление на его мозг путем трепанации.

– Трепанации?

– Вы уверены, что не хотите, чтобы рядом с вами находился кто-нибудь? – Доктор в отчаянии огляделся по сторонам, словно надеясь, что из-под кровати вылезет кто-то здравомыслящий и пожмет ему руку.

– Что такое трепанация? – повторила она свой вопрос.

– Мы проделаем в его черепе небольшое отверстие, чтобы уменьшить давление на мозг.

С каждым его словом грудь Лео сжимало, словно тисками, и ей стало трудно дышать. Несколько долгих, очень долгих мгновений она силилась протолкнуть в легкие глоток воздуха. Но она знала, что должна говорить вместо Бена, который сейчас не мог постоять сам за себя. Она с трудом заставила себя произнести несколько слов:

– Вы не посмеете так поступить с ним.

– Если мы не сделаем этого, он непременно умрет. – Ответ врача был краток.

– Нет. Он не умрет. – Усилие, которое от нее потребовалось, чтобы произнести эти слова, стало чрезмерным. Перед глазами у нее поплыли цветные мушки в океане черной пустоты. – Оставьте меня одну, пожалуйста, ненадолго, – прошептала она, без сил опускаясь в кресло рядом с койкой мужа.

Шаги доктора затихли вдали. Лео ощупью нашла руку Бена, руку, которая всегда была сильной и элегантной, а сейчас выглядела изломанной. Она поднесла ее к губам и вдруг уловила исходящий от него едва заметный запах, который вызвал в душе бурю эмоций и поток воспоминаний. Вот она стоит с Беном на палубе парохода и смотрит, как впереди на фоне горизонта пылает факел статуи Свободы. А вот Бен дарит ей долю в «Ричиер Косметикс».

– Это я во всем виновата, – прошептала она.

Он напился минувшей ночью, потому что пытался спрятаться от нее, отчаянно старался скрыть те чувства, которым дал волю накануне. Как давно они у него появились? Почему она не настояла на своем, не вошла в тот же вечер к нему в кабинет и не расспросила его о них?

Потому что боялась того, что он может сказать ей и что она сама ответит ему. Потому что они оба испугались своей уязвленной гордости и той боли, которая таилась в их прошлом. Теперь он попал в аварию, и надежды на выздоровление не осталось. А ведь она могла сделать так, чтобы ничего этого не случилось. Если бы она поговорила с ним в «Клубе 300», то сейчас они оба уже плыли бы в Париж на пароходе, а не находились бы здесь, в больнице.

Она вновь поднесла его руку к губам и поцеловала ее, а потом прижала его ладонь к своей мокрой от слез щеке.

– Я запрещаю тебе умирать, – всхлипнула она. – Ты – мой муж, и ты нужен мне здесь.

* * *

Несколько дней Лео удавалось сохранить новости в тайне от репортеров, но потом газеты запестрели броскими заголовками: «Магнат Ричиер получил черепно-мозговую травму в автомобильной аварии. Врачи не гарантируют выздоровления».

Газету подал ей за завтраком дворецкий вместе с яйцами.

– Уберите, – велела она. – И яйца тоже, – добавила Лео, видя, что дворецкий забрал лишь газету. – Это неправда. Уже совсем скоро мистер Ричиер будет вновь завтракать вместе с нами.

Дворецкий чопорно кивнул и удалился.

Лео встала из-за стола и вызвала шофера. Она была слишком напряжена и взвинчена, чтобы самой садиться за руль. Сегодня наступил момент истины. Ей наконец-то разрешили повидаться с Фэй. Теперь она сможет крикнуть ей в лицо: «Что ты сделала с Беном? Зачем ты выхватила у него этот чертов руль?»

И что ответит ей Фэй? «Что бы ни случилось с Беном, ты сама во всем виновата, Лео».

Но что бы ни сказала Фэй, это не могло быть хуже того, в чем Лео обвиняла себя последние несколько дней. Все свое время она проводила у постели Бена. В его состоянии ничего не изменилось. В конце концов она дала согласие на трепанацию. Та не помогла. Ей не следовало поддаваться на уговоры. А что, если после нее ему стало только хуже?

Для предстоящей схватки Лео надела длинное расклешенное красное пальто из шерсти ламы, отороченное шкурой леопарда и антилопы. Затем она села в свое авто, и ее привезли в больницу «Белльвю», где лежали Бен и Фэй.

В отделении для душевнобольных стояла неестественная тишина. Как бы осторожно Лео ни старалась ступать, чтобы не предупредить Фэй о своем приходе, каблуки ее громко цокали по плитам пола. Как это было похоже на Фэй – симулировать умопомешательство в попытке избежать ответа за последствия того, что она натворила.

Медсестра проводила Лео в палату к Фэй. Койка была пуста. Куда подевалась Фэй? И кто это скорчился в кресле, обхватив руками колени, словно пытаясь спрятаться от себя самой?

– Дайте мне знать, если вам что-либо понадобится, мэм, – сказала медсестра, оставив Лео одну в палате с этой съежившейся женщиной, у которой были волосы такого же цвета, как и у Фэй, хотя сейчас они были сальными и жидкими, а не завитыми золотисто-рыжими волнами.

– Фэй? – сказала Лео, не веря своим глазам. Эта женщина не могла быть сестрой ее мужа; должно быть, ее привели не в ту палату.

Женщина подняла голову и уставилась на Лео яркими и безумными глазами.

– Лео, – прошептала она. – Наша красавица Лео.

– Фэй? – повторила Лео. Потому что перед ней действительно была Фэй – или то, что от нее осталось.

– Лео, Лео, красавица Лео. Лео, Лео, счастливица Лео, – нараспев повторила Фэй, словно напевая колыбельную, чьи слова представляли собой сущую бессмыслицу, как в той песенке, которую Лео слышала в Саттон-Вени: «Отвори дверь и впусти инфлюэнцу».

Куда подевалась та женщина, на которую она могла бы накричать и обвинить во всем, что произошло? На самом деле, Фэй здесь не было, и Лео осталась одна, чтобы держать ответ перед собой.

– Мне не следовало приходить, – прошептала Лео и попятилась к выходу, выскочила в коридор и быстро зашагала по нему прочь. В ушах у нее по-прежнему звучала песенка Фэй: «Лео, Лео, красавица Лео. Лео, Лео, счастливица Лео».

Всего неделю назад Бен был жив и здоров, Фэй оставалась женщиной, у которой было слишком много денег и наркотиков, а Лео была наивной девчонкой, влюбленной в мужчину, заполучить которого не могла, замужем за тем, кто оказался в полном ее распоряжении, кого она должна была полюбить и кто дал ей нечто большее, нежели просто салон красоты: он подарил ей начало империи.

И что они теперь собой представляют, перестав быть теми, кем были раньше? Кем стала Фэй, доведенная до умопомешательства осознанием того, что погубила собственного брата? В кого превратился Бен, оказавшись там, где никто не мог достучаться до него? И кто теперь Лео без них обоих? Выйдя из больницы, она остановилась и оперлась одной рукой о стену, а другую прижала ко рту, заглушая бесполезные всхлипы. Потому что в глубине души сознавала: если бы могла, то поступила бы в точности как Фэй – свернулась бы калачиком, чтобы больше не думать ни о чем. «Бен был пьян, и ему хотелось ехать всю ночь из-за тебя, Лео. Потому что он не желал возвращаться домой, где на его лице ты могла прочесть, что он полюбил тебя».

* * *

После аварии Бен прожил еще два года, если можно назвать это жизнью. Два года ежедневных визитов в больницу, ежедневных попыток заставить врачей вылечить его, ежедневного страха перед инфекцией и ежедневных слез, струящихся по щекам Лео и падающих на щеки Бена, когда она наклонялась, чтобы поцеловать его в лоб.

Но однажды, в самом конце 1924 года, та часть его мозга, которая еще продолжала функционировать, внезапно отказала. Жизнь его оборвалась тихо и незаметно, слишком тихо для такого мужчины, и Лео вышла из больницы, сжимая кулаки и обливаясь слезами. Она направилась прямиком в порт, обхватив себя руками, с разрывающимся от горя сердцем. Там она и приняла решение.

Эверетт, как и ожидала Лео, пришел на похороны Бена. Она поймала его, когда он поднимался по ступеням церкви, и отвела в сторону.

– Ты должен уехать, – сказала она. – Что бы ни было между нами, теперь все кончено. Кончено навсегда. Потому что это безнадежно. Мы причиняем боль другим, убиваем их – и ради чего? Ради одной-единственной ночи, которая была у нас много лет назад.

– Это не все, Лео. Дело не в одной ночи, случившейся много лет назад, – негромко ответил он.

Лео стало трудно дышать.

– Теперь это все, что нам осталось. Бен видел, как я смотрела на тебя на приеме у Швабов. На следующий вечер он сел в машину с Фэй и погиб. Я не могу видеть тебя, находиться рядом или просто думать о тебе. Никогда больше.

Она вбежала обратно в церковь и вцепилась ладонями в скамью, ничего не видя перед собой, потому что слезы ручьем полились у нее из глаз. Она сделала то, что должна была сделать.

Август 1939 года

– Лео Ричиер практически в одиночку сумела преобразовать косметическую индустрию в Америке. Именно под ее руководством и благодаря ее видению перспектив проект стоимостью в сорок миллионов долларов превратился в империю, которую оценивают в четыреста миллионов. Косметика ныне стала неотъемлемой частью повседневной жизни, а не просто дешевым украшением, к которому прибегали женщины сомнительной морали. Итак, давайте поприветствуем Лео Ричиер в качестве приглашенного спикера.