– И где ребенок сейчас?

Лео пересела на стул рядом с Эвереттом.

– Я даже не знала, что Алиса празднует свой день рождения четырнадцатого февраля, – запинаясь, сказала она. – Видишь ли, на прошлой неделе я впервые за двадцать лет повидалась со своей подругой Джоан. Она принимала у меня роды. И у Фэй тоже. И она сказала мне… – Лео умолкла и сделала глубокий вдох, страшась произнести вслух то, что представлялось ей невозможным и слишком замечательным, чтобы хотя бы на миг поверить в это.

– Сказала тебе что?

И Лео передала ему слова Джоан: дети Фэй и Лео родились в День святого Валентина в 1920 году и были удочерены из одного и того же родильного дома. Джоан считала ребенка Фэй слишком слабым, чтобы его могли удочерить немедленно, и слишком больным, чтобы он надолго задержался на этом свете. Но Матти все равно увезла ребенка домой в тот же день.

– И тогда я спросила себя, – закончила Лео, – я спросила себя… а не могла ли Фэй ошибиться? Быть может, Матти заполучила вовсе не ее ребенка. Быть может, нашим ребенком является…

– Алиса?

Не успел Эверетт произнести имя дочери вслух, как Лео поняла, насколько нелепо прозвучало ее предположение. Неужели Эверетт на протяжении девятнадцати лет воспитывал их дочь?

Эверетт встал.

– Я должен идти. – С этими словами он направился к двери.

А Лео стало плохо. Слишком много спиртного и слишком мало еды. Слишком много лжи и слишком мало правды. Пожалуй, он презирает ее и считает недостойной доверия за то, что она не сказала ему об их общем ребенке. Но она надеялась, что он все-таки не заблудится в хитросплетениях судеб и скажет: «Да, Алиса – наверняка наша общая дочь». А потом разведется с Матти. И они втроем, Алиса, Лео и Эверетт, заживут вместе одной семьей. Но, черт возьми, что за дурацкая шутка получилась! Какого дьявола она бередит раны, зажившие двадцать лет назад?

– Потанцуй со мной.

Подняв голову, Лео сквозь застилавшие глаза слезы увидела, что Эверетт протягивает ей руку. Он привел ее на танцпол, в то время как официантки продолжали равнодушно полировать бокалы, как если бы давно привыкли к тому, что находятся сумасшедшие, готовые танцевать в семь часов утра.

Эверетт привлек ее к себе под чарующие звуки «Серенады лунного света» Глена Миллера, которые подхватили и закружили их. Она положила ему руку на затылок и коснулась макушкой его щеки. Оба молчали. Они просто танцевали, кружась по полу, соприкасаясь телами, его грудь прижималась к ее груди, и его дыхание щекотало волосы у нее над ухом. Он слегка переменил позу, чтобы плотнее прижать ее к себе, и она испытала сладкую муку, сознавая, что в нем живет столь же неутолимый голод, как и в ней.

– Эверетт, – прошептала она, откинув голову, и увидела, что в глазах его светятся два чувства: желание и решимость.

– Я должен был это сделать, – прошептал он в ответ. – Я должен был вновь ощутить тебя, потому что прошло столько времени, и я должен был понять, испытываешь ли ты те же чувства… – Он остановился и погладил ее по голове. – За двадцать я лет я никогда не касался тебя вот так, потому что был женат. Но Матти наговорила мне столько лжи, что меня больше не волнует, правильно ли я поступаю или нет. Мы должны выяснить все. А вдруг это правда?

– Это было бы самой замечательной вещью на свете.

– И тогда не останется никаких препятствий к тому, чтобы…

Мы жили вместе. Лео прижала палец к его губам.

– Не произноси этого вслух. Еще рано. Я просто не переживу, если услышу эти слова, а они потом не сбудутся. – Она провела пальцем по его нижней губе и увидела, как он приоткрыл рот, а рука его сжалась в кулак у нее на талии. – Ты не можешь поцеловать меня, – сказала она. – У меня не хватит силы воли оттолкнуть тебя, а нам с тобой сейчас нужно мыслить здраво.

Эверетт закрыл глаза.

– Ты права, – выдавил он. – Я собираюсь найти ведро холодной воды, чтобы вылить его себе на голову.

– Или мы должны поговорить о Матти и том, что ей известно. Это наверняка погасит даже самое жаркое пламя.

Эверетт поморщился. Отвернувшись, он оперся обоими локтями на стойку бара.

– Каждый день я просыпаюсь с желанием развестись с Матти. Но я давно знаю, что стоит мне только пригрозить ей, как она первым же делом расскажет Алисе о том, что я не ее отец. Пусть это не имеет смысла, но я всегда хотел, чтобы она не узнала об этом. А вдруг она захочет выяснить, кто ее настоящий отец? А вдруг решит, что не желает иметь ничего общего с человеком, который не приходится ей даже дальним родственником? Потеряв тебя, я не переживу, если потеряю еще и Алису. И потому узнать, что она на самом деле может быть моей…

Он сморгнул слезы раз и другой, а потом замолчал.

– Эверетт, – сказала она. Ей отчаянно хотелось вновь обнять его, смягчить и прогнать те страдания, на которые прошедшие двадцать лет обрекли его. Обрекли их обоих.

Он выпрямился, а когда заговорил вновь, голос его прозвучал твердо:

– Мы должны разыскать эту миссис Паркер из родильного дома, которая ухаживала за ребенком Фэй. И нашей дочерью.

– Я поговорю с Джоан.

– А я посмотрю, какие бумаги, касающиеся Алисы, есть у нас дома.

Он уже повернулся, чтобы уйти. Ему столь же явно, как и ей, не терпелось начать поиски и обнаружить нечто такое, что со всей очевидностью докажет, что Алиса – дочь Лео Эверетта. Но вдруг он остановился.

– Я люблю тебя, – прошептал он, и на губах его заиграла мягкая улыбка, а в глазах вспыхнули давно позабытые искорки.

У Лео перехватило дыхание.

– Я тоже люблю тебя, – сказала она, понимая, что говорит истинную правду и что готова на все, чтобы на этот раз остаться с ним рядом навсегда.

Глава двадцать четвертая

– Алиса?

Чей-то голос вырвал Алису из воспоминаний о разговоре с отцом, состоявшемся вчера вечером. Она загородила вход в студию, и Джесси остановился у нее за спиной. Он улыбнулся ей, и она не могла не улыбнуться в ответ.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Джесси.

Привычка сначала говорить, а потом думать вновь взяла над ней верх, и Алиса ответила:

– Вчера вечером у меня случилась размолвка с отцом, и…

Она умолкла. Джесси вряд ли будут интересны ее домашние проблемы.

– Из-за чего? – спросил он, чем изрядно удивил ее, и вошел вслед за ней в студию.

Алиса села и стала надевать туфли для разогрева. Джесси терпеливо ждал, как если бы ему действительно было интересно.

– «Ричиер Косметикс» предлагает мне сфотографироваться для рекламы, – призналась она. – А моя мать полагает это совершенно неприемлемым.

– А что думаешь ты? – спросил он, положив ступню на станок и начиная разминать задние мышцы бедра.

– Я хочу участвовать. А ты разве не хотел бы?

– Да, хотел бы, но мне никто не предлагает. Я не знаю нужных людей.

Алиса подняла на него глаза.

– Я тоже не знаю никого в «Ричиер Косметикс», – резко бросила она. – Лео Ричиер однажды увидела, как я танцую, и потому решила пригласить меня. Ладно, я буду разогреваться вон там. – И она показала на место, находившееся очень далеко от Джесси.

Но тот положил ей руку на плечо, останавливая ее.

– Извини. Я не это имел в виду.

– А что ты имел в виду?

У Джесси достало такта покраснеть.

– А ты куда злее, чем выглядишь.

– И как я сейчас выгляжу? – огрызнулась она.

– Прямо сейчас ты выглядишь красивее Алисии Марковой.

Алиса залилась румянцем до корней волос. К счастью, в этот момент заиграло пианино, и все заняли свои места у станков. Джесси встал у нее за спиной, и она постаралась выполнить каждое упражнение безукоризненно, чтобы он понял: «Ричиер Косметикс» и Баланчин выбрали ее за изящество и гибкость, а не по какой-либо иной причине.

Выворот стопы давался ей нелегко, и перед началом занятий она всегда старалась сделать несколько лишних упражнений на разогрев бедер, но сегодня утром на это просто не осталось времени. Причем, по какой-то непонятной причине, она очень хотела исполнить выворот стопы лучше всех в классе. Она постаралась на славу, и вскоре бедра ее расслабились, а ноги заняли именно то положение, которое должны были.

– Лично мне приходится больше внимания уделять плечам, – донесся до нее голос Джесси.

– Тебе просто нужна балерина полегче для исполнения па-де-де, – сказала она, глядя прямо перед собой.

– Я знаю.

Ирина весила немного. Как и Алиса. Правда, Ирина уступала ей в росте несколько дюймов, что легко могло склонить чашу весов в ее пользу.

Им было велено отрабатывать тур-де-променад, и Алиса вдруг обнаружила, что оказалась в паре с Джесси. Она встала на пуанты, и его руки легли ей на талию. Она сделала «ласточку», после чего прогнулась вперед и коснулась рукой пола; другая нога пошла вверх, образуя идеальную вертикаль с той, что стояла на полу. Джесси обошел ее по кругу, и ее охватило радостное волнение, когда она поняла, что совместная техника исполнения у них получается безупречной. Оба прилагали к этому ровно столько сил, сколько нужно, так что ни ее нога, ни тело не проседали, а линия ее ноги и руки оставалась безукоризненно прямой. Каким-то образом он нашел центр ее тяжести, не смещая рук и не перенося веса своего тела, и она ощущала силу его плечевых мышц, удерживающих его спину прямой, пока она выполняла один пируэт за другим.

– Мадемуазель Форсайт!

Алиса вскинула голову, и нога ее опустилась на пол.

– Вот так это и следует исполнять, – сказал балетмейстер.

На мгновение Алисе показалось, что он поправляет ее, и лишь потом она сообразила, что он ставит ее в пример остальному классу.

– Еще раз! – Балетмейстер хлопнул в ладоши, заиграла музыка, и остальные прекратили исполнять променады и стали наблюдать за Алисой и Джесси.

Алиса вновь привстала на пуанты и почувствовала, как руки Джесси обхватили ее талию. Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ, словно тоже ощутил переполнявший ее восторг оттого, что балетмейстер остановил свой выбор на ней. Она сделала «ласточку», затем уронила руку до пола и подняла ногу вверх. И снова Джесси безошибочно нашел центр ее тяжести, так что она вытянулась в струнку, образуя прямую линию, а потом смогла удерживать тело в этом положении без малейших прогибов, когда он обходил ее по кругу.

Балетмейстер обратил внимание остальных на линию ее ноги, положение ее тела по отношению к Джесси, расположение рук Джесси, то, как он стоял, выпрямившись и не наваливаясь на нее, но она едва слушала его, восторгаясь тем, как легко и грациозно движется ее тело рядом с Джесси. Если выполнение одного-единственного упражнения вместе с ним доставляло ей столько радости, то что же будет, если она станцует с ним весь балет? И каково это – ощутить, как он подхватит ее на руки в обольстительном триумфе па-де-де Черного Лебедя?

Алиса раскраснелась, ей стало жарко, но она понимала, что дело не только в физических нагрузках. Выпрямившись, она опустила ногу. За ту долю секунды, которая понадобилась Алисе, чтобы приставить вторую ногу и застыть в вертикальном положении, она успела разглядеть выражение лица Джесси: он тоже зарделся куда сильнее, чем следовало бы.

Но возвышенное от ужасного, как известно, отделяет всего один шаг. Баланчин пришел на репетицию гала-представления и поставил в пару Ирину и Джесси – что стало наградой для Ирины за то, что накануне она дольше всех удержала ногу поднятой, сказал он. Они танцевали настолько безупречно, что Алиса вновь уверилась в том, что у нее нет и тени шанса. Впрочем, это ведь Джесси заставлял Ирину танцевать так хорошо: та не смогла выстроить столь же безукоризненную линию в променаде, как это получилось у Алисы, но Джесси сместился так легко и ловко, что скорректировал положение ее тела. Прыжок Ирины в гранд жете получился чересчур длинным, и Джесси пришлось приложить дополнительные усилия, чтобы поддержать ее.

Он был великодушным танцором, поняла Алиса, так не похожим на остальных мужчин, которые жаловались на ошибки своих партнерш, чтобы отвести от себя обвинения в провале. Но теперь она видела, что для Джесси самым главным был танец.

По окончании репетиции Ирина ушла в раздевалку вместе с Джесси. Алиса же уселась на пол и ждала до тех пор, пока бóльшая часть труппы не разошлась по домам. А потом она начала танцевать, чтобы потренировать все те шаги и движения, которые исполняла Ирина с Джесси. Она делала вид, что рядом с ней скользит воображаемый партнер, оживший призрак, смуглее Робби и куда более живой, который не боится прикоснуться к ней и который хочет танцевать вместе с ней. Если какое-то па получалось неидеальным, она повторяла его и десять, и двадцать раз подряд, пока не добивалась совершенства. До тех пор, пока ей не приходилось напоминать себе о следующем движении и пока в дело не вступала мышечная память.

Она совершила пируэт, готовясь скользнуть по полу к своему воображаемому партнеру, представляя, как он поднимает ее одной рукой, чего не могла исполнить Ирина, у которой никак не получалось удержать ноги на одной линии в шпагате. Алиса продолжала движение и вдруг поняла, что ее призрачный партнер обрел кровь и плоть, что в центре студии стоит Джесси, готовый подхватить ее и подбросить в воздух. Алиса понятия не имела, сможет ли исполнить сплит-шпагат за ту долю секунды, которую он будет поддерживать ее одной рукой, но не стала останавливаться, чтобы задуматься об этом. Она подбежала к нему в пируэте, почувствовала, как его руки подхватили ее, и в следующий миг она взлетела в воздух. Вместо того чтобы потренировать поддержку обеими руками, Джесси убрал одну руку, и Алиса воспарила на шпагате, словно невесомое облачко в ясном летнем небе. Это было прекрасное и непередаваемое ощущение: они вдвоем были действительно великолепны. Она улыбнулась, чувствуя, как переполняют ее восторг и воодушевление, и Джесси последовал ее примеру.