Густавъ поглядѣлъ ей вслѣдъ со своеобразнымъ движеніемъ губъ.

— Въ каждой частицѣ ея существа презрѣніе! Правда, во всей этой исторіи я играю довольно жалкую роль, но это ни­чего, главное — чтобы Фрида укрѣпилась въ этомъ домѣ!

V.

Вступивъ въ свою комнату, Джесси въ сильномъ волненія начала ходить по ней взадъ и впередъ. Въ сущности она была очень рада: страшный для нея соискатель ея руки обезвре­дилъ себя такимъ способомъ, что самъ предложилъ ей свою помощь для того, чтобы помѣшать и лично ему ненавистному брачному плану; однако это не уменьшило ея возмущенія эгоизмомъ и алчностью этого человѣка, проявившимися опять во всей своей низости. Значитъ, онъ любитъ, и повидимому иск­ренне! Какъ разъ въ то время, когда онъ былъ на пути къ богатой, нелюбимой невѣстѣ, заботливо приготовленной ему братомъ, молодой покинутой и безпомощной дѣвушкѣ удалось вызвать въ немъ дѣйствительную сердечную склонность. Но что же тогда мѣшаетъ ему открыто ввести свою избранницу въ этотъ домъ и, если дѣйствительно его братъ Францъ про­явитъ упорное и безпощадное несогласіе на этотъ его бракъ, снова вернуться въ Германію? Вѣдь онъ бросилъ тамь независимое положеніе и тотчасъ же можетъ вернуть его себѣ, и оно позволить ему вступить въ бракъ безъ чьего либо согласія! Но вѣдь правда: въ этомъ случаѣ онъ рискуетъ состоянiемъ, наслѣдствомъ, а его во что бы то ни стало слѣдуетъ обезпечить за собою! Ради этого-то его невѣста должна удо­вольствоваться ролью незнакомки, ради этого изобрѣтаются уловки и инсценируется настоящая интрига, чтобы только вынудить согласіе богатаго братца! А если, несмотря на все это, Францъ Зандовъ скажетъ свое суровое „нѣтъ“ (Джесси знала, что ея опекунъ, цѣнившій людей только по ихъ состоянію, никогда не встрѣтитъ благосклонно бѣдной свояченицы), то смѣлый защитникъ идеализма безъ сомнѣнія отдастъ предпочтенiе наслѣдству и броситъ свою невѣсту такъ же, какъ разстался со своей литературной профессіей.

Прямой, открытый характеръ Джесси протестовалъ противъ навязанной ей комедіи, но все же она сознавала, что по мѣрѣ своихъ силъ должна способствовать этому браку Густава. Она во что бы то ни стало хотѣла избѣжать серьезной борьбы съ опекуномъ и, соглашаясь на то, что предложилъ ей Густавъ, прибѣгала къ акту своего рода самообороны. Вѣдь если дѣйствительно удастся заставить Франца Зандова передумать, то вся надвигающаяся на него лично буря развѣется безъ вреда.

Но — странно — Джесси какъ разъ болѣе всего оскорбляло то единственное, что говорило въ пользу Густава, а именно, что, несмотря ни на что, онъ все же былъ способенъ къ искрен­ней любви. Она вѣдь рѣзко упрекала его за то, что онъ вполнѣ безвольно подчинялся матеріальнымъ расчетамъ своего брата, а теперь, когда онъ нарушилъ всѣ ихъ, она была настроена къ нему еще болѣе враждебно. Она вполнѣ согласилась съ собою въ томъ, что этотъ человѣкъ достоинъ лишь презрѣнія, и рѣшила во что бы то ни стало добиться своего.

Между тѣмъ Густавъ поднялся въ верхній этажъ дома, гдѣ находились комнаты его брата. Тотъ ждалъ его съ нетерпѣніемъ и сказалъ ему крайне рѣзкимъ тономъ:

— А я уже и не думалъ, что ты вообще соблаговолишь придти ко мнѣ!

— Я разговаривалъ съ миссъ Клиффордъ, — сталъ защищаться Густавъ, — и рѣшительно не могъ прервать нашу интересную бесѣду на половинѣ.

Это указаніе не осталось безъ своего дѣйствія. Предполо­женный бракъ былъ для Франца Зандова слишкомъ выгоденъ, а отрицательное отношеніе Джесси къ нему настолько хорошо извѣстно, чтобы онъ не предоставилъ полной свободы мнимому сватовству Густава. Поэтому онъ болѣе уступчиво произнесъ:

— По всей вѣроятности у васъ опять былъ любимый вашъ словесный турниръ? Вамъ очевидно нравятся подобныя постоян­ныя стычки, но я все же не замѣчаю, что ты добился какого либо успѣха у Джесси. Она очень сдержанна по отношенію къ тебѣ.

— Францъ, не тебѣ судить о моихъ успѣхахъ, — оскорбленно замѣтилъ Густавъ. — Говорю тебѣ, они очень значительны!

— Будемъ надѣяться на это! А теперь перейдемъ къ дѣлу. Вопросъ идетъ о предпріятіи, которое я хочу начать вмѣстѣ съ однимъ своимъ нью-іоркскимъ дѣловымъ знакомымъ. Судя по его письму, онъ уже говорилъ съ тобою объ этомъ, и я вчера посвятилъ тебя въ корреспонденцiю по этому вопросу; такимъ образомъ ты уже нѣсколько знакомъ съ нимъ.

— Совершенно вѣрно!

Густавъ вдругъ сталъ серьезенъ, и его отвѣтъ прозвучалъ въ совсѣмъ иномъ тонѣ, чѣмъ тотъ веселый, беззаботный, котораго онъ держался до сихъ поръ. Однако его братъ, не обративъ на это вниманія, продолжалъ:

— Ты знаешь, что мы владѣемъ на западѣ крупными землями, которыя до сихъ поръ еще не обработаны. Условія по­купки въ то время были крайне благопріятны, но при громадномъ протяженіи земель Дженкинсъ не могъ взяться за это дѣло, располагая только своими средствами. Поэтому онъ обратился ко мнѣ и сумѣлъ склонить меня къ своему плану. Дѣйствительно намъ удалось по дешевой цѣнѣ пріобрѣсти эти земли, а теперь дѣло идетъ о томъ, чтобы наиболѣе выгодно использовать ихъ. Это можеть произойти лишь въ томъ случаѣ, если открыть ихъ для переселенцевъ — спецiально переселенцевъ изъ Германіи. Мы подготовили все необходимое и думаемъ теперь приступить къ этому дѣлу.

— Одинъ вопросъ, — прервалъ Густавъ сухое дѣловое разъ­ясненiе брата: — ты лично видѣлъ эти свои владѣнія?

— Ну, конечно не сталъ бы я начинать подобное большое дѣло безъ предварительнаго личнаго осмотра. Само собою разумѣется, я знаю эти земли.

— Я тоже! — лаконически произнесъ Густавъ.

Зандовъ изумился и отступилъ на шагъ.

— Ты? Откуда? Какъ это возможно?

— Очень просто! Мистеръ Дженкинсъ, котораго я навѣстилъ въ Нью-Іоркѣ по твоему настойчивому желанію, во время бе­седы объ этомъ дѣлѣ заявилъ мнѣ, что вы расчитываете здѣсь главнымъ образомъ на меня — вѣрнѣе сказать — на мое перо. Поэтому я счелъ необходимымъ ознакомиться со всѣмъ этимъ дѣломъ путемъ личныхъ наблюденій. Вотъ это-то и явилось настоящей причиной запозданія моего пріѣзда сюда, или моего „шатанья по странѣ“, какъ ты назвалъ. Прежде всего я хотѣлъ лично разузнать, куда намѣреваются направить моихъ земляковъ.

Францъ Зандовъ мрачно нахмурилъ лобъ.

— Ты предпринялъ совершенно излишній трудъ! Мы здѣсь обычно не приступаемъ къ дѣлу съ большими церемоніями. Кстати сказать, я нахожу очень страннымъ, что ты лишь те­перь, спустя цѣлую недѣлю послѣ пріѣзда сюда, сообщаешь мнѣ объ этомъ. Но все равно! Мы дѣйствительно въ первую голову расчитываемъ на тебя и на твои связи въ журналистикѣ. Конечно наши агенты дѣлаютъ все, что возможно, но этого не­достаточно. Теперь стали очень недовѣрчиво относиться къ этимъ господамъ, да и конкурренція черезчуръ возрасла. Главное дѣло, чтобы нашими интересами прониклась какая либо вліятельная газета, стоящая выше подозрѣній въ рекламѣ. Правда, ты уже больше не состоишь сотрудникомъ „Кельнской Газеты“, но она лишилась тебя съ крайней неохотой, а потому несомнѣнно съ большимъ удовольствіемъ приметъ твои корреспонденціи изъ Америки. Рядъ статей, написанныхъ твоимъ блестящимъ стилемъ и съ твоей убедительностью, гарантируетъ намъ успѣхъ, а если ты еще искусно используешь свои связи съ журналистикой, чтобы придать наиболѣе широкую извѣстность нашему предпріятію, то безъ сомнѣнія уже въ сдѣдующемъ году въ наши земли хлынетъ волна переселенцевъ.

Густавъ слушалъ молча, ни однимъ звукомъ не прерывая брата, но теперь направилъ твердый и серьезный взглядъ на его лицо и произнесъ:

— Ты забываешь лишь одинъ пустякъ, а именно, что ваши земли совершенно непригодны для переселенія. Онѣ расположены столь неблагопріятно, какъ хуже быть не можетъ; климатъ тамъ до крайности нездоровый, въ нѣкоторые мѣсяцы даже губителенъ. Почва не можетъ дать урожай, такъ что колоссальнѣйшій трудъ увѣнчивается самыми жалкими результатами. Вспомогательныхъ средствъ культуры вовсе нѣтъ, а немногіе жители, поодиночкѣ появившіеся тамъ и здѣсь, погибаютъ отъ лишеній и болѣзней. Они совершенно безъ всякой помощи предоставлены въ жертву всевозможнымъ враждебнымъ элементамъ, и всѣ, кто послѣдуетъ за ними изъ Европы, по­гибнутъ такъ же, какъ они.

Францъ Зандовъ слушалъ брата со все возраставшимъ из­умленiемъ и вначалѣ даже не находилъ словъ, чтобы возразить ему, но тутъ гнѣвно крикнулъ:

— Что за безсмысленныя преувеличенія! Кто вбилъ тебѣ все это въ голову и какъ ты, человѣкъ, совершенно чужой здѣсь, можешь судить объ этихъ обстоятельствахъ!? Что ты знаешь обо всемъ этомъ?

— Я на мѣстѣ получилъ самыя точныя свѣдѣнія. Всѣ мои данныя неопровержимы.

— Глупости! А если бы и было все такъ, то что тебѣ-то за дѣло до этого? Ужъ не хочешь ли ты, безъ года недѣлю просидѣвъ въ конторѣ, дѣлать мнѣ указанія относительно того, какъ я долженъ вести свои спекуляціи?

— Конечно нѣтъ! Но если подобная спекуляція стоитъ здо­ровья и жизни тысячамъ людей, то у насъ, на родинѣ, имѣется другое названіе ей.

— Какое же именно? — подходя къ брату, грозно спросилъ Францъ Зандовъ.

Однако тотъ не испугался, а твердымъ голосомъ произнесъ:

— Подлость!

— Густавъ! — вскрикнулъ Зандовъ старшій, — ты осмѣли­ваешься...

— Конечно это относится лишь къ мистеру Дженкинсу, — непринужденно заявилъ Густавъ. — Исключительная любезность, съ которой меня принялъ этотъ „честный“ господинъ, а также его постоянное стремленіе наводить разговоръ на блестящіе успѣхи моего литературнаго таланта, который и тутъ можетъ творить чудеса, вызвали у меня подозрительное отношеніе ко всему этому дѣлу, и я рѣшилъ лично съѣздить на мѣсто. Ты не знаешь этихъ земель, Францъ; навѣрно при покупкѣ ты осмотрѣлъ ихъ лишь поверхностно. Но теперь, когда а открылъ тебѣ глаза, ты конечно прикажешь доставить тебѣ доказательства моихъ словъ и откажешься отъ намѣченной спеку­ляцiи.

Зандовъ повидимому былъ мало склоненъ послѣдовать тому, что предложилъ ему братъ.

— Кто говоритъ тебѣ это? — сурово спросилъ онъ. — Неужели ты думаешь, что сотни тысячъ, затраченныя мною на эти земли, я брошу такъ, попусту, лишь потому, что у тебя явились кое какія сантиментальныя сомнѣнія? Эти земли такъ же хороши или столь же плохи, какъ въ сотняхъ иныхъ мѣстъ; переселенцамъ всюду приходится бороться съ вліяніемъ климата и свойствами почвы, и при извѣстномъ упорствѣ они преодолѣютъ это. Это будетъ не первая колонія, развившаяся при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ!

— Да, послѣ того какъ погибнутъ десятки тысячъ человѣческихъ жизней! Ну, извини, слишкомъ дорого удобрять чужую землю нашими соотечественниками!

Францъ Зандовъ закусилъ губы; видимо онъ съ трудомъ сдерживался, и въ его голосѣ чувствовался заглушенный гнѣвъ, когда онъ отвѣтилъ:

— Но кто же заставилъ тебя вообще поѣхать туда? Здѣсь, въ Америкѣ, чрезмѣрная добросовѣстность неумѣстна, да и не приноситъ пользы. Если бы я не согласился съ предложеніемъ Дженкинса, нашлись бы десятки другихъ лицъ, которыя сдѣлали бы это. Отъ него исходила идея, и я долженъ признаться, что къ первому онъ обратился ко мнѣ!

— Какъ разъ къ тебѣ, нѣмцу! Ну, конечно это явилось отмѣннымъ знакомъ особаго почтенія со стороны американца! — воскликнулъ Густавъ.

Было удивительно, что онъ, едва четверть часа предъ тѣмъ заботившійся о томъ, чтобы скрыть отъ брата свою сердечную склонность лишь изъ-за того, что это могло не понравиться тому, теперь такъ сильно и безбоязненно выступилъ противъ того же самаго брата въ дѣлѣ, которое лично его вовсе не касалось. Однако Францъ Зандовъ, хотя и не зналъ ничего о томъ раэговорѣ съ Джесси, былъ непріятно пораженъ теперешнимъ выступленіемъ Густава и насмѣшливо произнесъ:

— Однако какимъ высоконравственнымъ героемъ ты пред­ставился вдругъ! Кажется, это не совсѣмъ вяжется съ тѣми крайне матеріалистическими побужденiями, которыя привели тебя сюда! Было бы хорошо, если бы ты заранѣе выяснилъ себѣ все! Если ты хочешь быть участникомъ моихъ предиріятiй, то обязанъ выше всего ставить ихъ интересы, и въ силу послѣднихъ я требую, чтобы ты написалъ необходимыя статьи и позаботился о томъ, чтобы онѣ появились въ должныхъ мѣстахъ. Ты слышалъ, Густавъ? Это ты сдѣлаешь во что бы то ни стало!

— Чтобы погубить своихъ соотечественниковъ въ тѣхъ ужасныхъ болотахъ, кишащихъ лихорадкой? Нѣтъ, этого не будетъ!

— Обдумай сперва все, прежде чѣмъ говорить такое рѣшительное „нѣтъ“! — посовѣтовалъ Францъ Зандовъ съ холодно­стью, за которой однако скрывалась достаточно ясная угроза. — Это — первое требованіе, которое я еще предъявляю тебѣ; если ты теперь же откажешь мнѣ въ исполненіи его, то наша совмѣстная дѣятельность вообще станетъ невозможной. Вѣдь отъ меня зависитъ признать недѣйствительнымъ то, о чемъ мы уго­ворились. Подумай объ этомъ!

— Францъ, но не захочешь же ты заставить меня…

— Я тебя ни къ чему не принуждаю; я лишь заявляю тебѣ, что мы должны будемъ разойтись, разъ ты будешь настаивать на своемъ отказѣ. Если ты хочешь испытать на себѣ послѣдствія этого, то поступай, какъ знаешь, я же остаюсь при своемъ условіи.