– Так вы или ваш муж занимаетесь музыкой? – спросила я.

– О боже, нет! Но моя сестра играет на кларнете. И Джорджи начинал на кларнете, ты знала?

Я повернулась к нему, приподняв брови.

– Я этого не знала!

– Это обычное дело, когда саксофонисты начинают как кларнетисты, – пояснил Джордж.

– Он дает уроки игры на саксофоне и кларнете, – похвасталась миссис Смит.

– Мама… – начал было Джордж.

– Что? Я просто горжусь тобой, – сказала она и крикнула в комнату: – Эй вы, двое. Я не понимаю, зачем вы начали смотреть фильм. Ужин будет готов через секунду!

Ханна и мистер Смит побурчали в соседней комнате, прежде чем подняться и пойти на кухню. Все выглядело так, будто у каждого члена семьи была своя привычная роль в подготовке к ужину, и они ее выполняли. Каждый из Смитов пошел в свою часть кухни, чтобы достать тарелки, приборы, чашки и салфетки и соответствующим образом их расставить. Я с восторгом наблюдала за их своего рода беззвучным танцем. Неужели именно так функционируют нормальные семьи из четырех человек? Единственной знакомой семьей, кроме, разумеется, моей собственной, была семья Грэйс, но их в семье было шесть человек, что делало их жизнь гораздо более хаотичной, чем у большинства других семей.

– Саванна, подходи, накладывай себе, дорогая! – пригласила миссис Смит, протягивая мне тарелку.

Я заглянула в кастрюлю, полную чудесной углеводной вкуснятины. Дома обычной лапши мы не ели уже больше года, и ее вид и запах заставили меня чуть ли не захлебнуться слюной. Прощайте навсегда, спиралевидные спагетти из кабачка!

Я положила себе порцию с горкой, налила стакан воды и вернулась к столу. Мне нравилось, что у них стол стоял на кухне, а не где-нибудь в столовой – это помогало всех вовлечь в процесс и тем самым сблизить.

В течение всего ужина за столом шел оживленный разговор, и время от времени кто-нибудь рассказывал восхитительно неловкие истории из жизни Джорджа. И при этом никто ни разу не заглянул в тарелку к кому-нибудь другому. Я насытилась уже первой порцией спагетти, но само сознание, что можно положить себе и вторую порцию и никто меня не осудит, позволило мне испытать облегчение и наполнило спокойствием.


Время, которое я провела с Джорджем и его чудесной семьей, позволило мне осознать, до какой степени я сердилась на маму и как устала от ее обращения со мной в последнее время. Понятно, ей хватало и своих трудностей из-за того, что она опять оказалась на «Сбрось вес» впервые за шесть месяцев, но это не означало, что ей позволительно слететь с катушек в присутствии моего друга. Одно дело контролировать, что ем я, и совершенно другое – что ест Джордж или что он принес в дом.

Когда я подъехала к дому, мамина машина стояла на подъездной дорожке. Вот и хорошо. Сейчас наконец-то я смогу выпустить всю накопившуюся во мне злость, которую я старалась сдерживать во имя сохранения мира между нами. Гнев, изо всех сил подавляемый мной последние недели, забурлил в моей душе, и я понимала, что вполне могу взорваться, как только ее увижу.

У меня в груди буквально клокотало, когда я заходила в дом. Из маминой комнаты были слышны частые шлепки ног по полу, что выдавало ее упражнения со скакалкой. Я взлетела вверх по лестнице, не совсем понимая, что собиралась ей сказать. Импровизация не была моей самой сильной стороной, но я знала, что если не скажу что-нибудь прямо сейчас, то уже никогда не решусь на это.

Дверь хлопнула о стену ее спальни, и она, вскрикнув, обернулась.

– Я не слышала, как ты вернулась. Ты меня ужасно напугала.

– О, я напугала тебя? А как насчет того, что ты испугала меня вчера? – спросила я.

– Ты о чем?

– О том, что когда Джордж был у нас, ты, как Годзилла, набросилась на мою выпечку.

– Не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Саванна. Я сто раз тебе говорила, что не хочу видеть подобной еды у нас дома, и ты намеренно нарушила это правило, – сказала она.

– У меня в гостях был друг. Он принес еду с собой. Это был совершенно исключительный случай, – возразила я.

Она вытерла пот со лба полотенцем, бросила его на край своей кровати и отпила воды из бутылки, прежде чем снова повернуться ко мне.

– Ты была бы гораздо счастливее, если бы просто решила вести здоровый образ жизни. У меня есть цель, к которой я стремлюсь. Когда я похудею еще на пятнадцать фунтов, то смогу снова влезть в свои купальники и заняться плаванием. Разве это не чудесно? – спросила она.

– Ты прекрасно можешь плавать и сейчас, с тем телом, которое у тебя уже есть.

– Нет, не так, как бы мне хотелось.

– И что произойдет, если ты не сбросишь эти пятнадцать фунтов? Ты никогда больше не будешь плавать? – спросила я.

Мама в ярости взмахнула руками.

– Не надо выплескивать свои негативные мысли во вселенную, Саванна. Я сброшу эти пятнадцать фунтов, и это сделает меня счастливой.

– Так что же произойдет, когда ты сбросишь эти пятнадцать фунтов? Ты будешь удовлетворена? Когда это закончится, мам? Когда от тебя ничего не останется? – спросила я.

– Не смей со мной так разговаривать! Ты думаешь, что знаешь, как лучше для всех? Я контролирую свое тело, а не ты, не твой отец и никто другой, – зло отрезала она.

Ее слова и тон заставили меня вздрогнуть.

– Я просто переживаю за тебя, – тихо сказала я, чувствуя, как исчезает мой боевой настрой.

Было видно, как мама замыкается в себе. Весь гнев, который я испытывала ранее, медленно перерастал в страх. Страх взглянуть ей в глаза, когда она кричала о контроле над своим телом. Страх из-за явно видных кругов у нее под глазами. Страх из-за выпирающих костей, еще не настолько заметных в прошлый раз, когда я ее видела;

– Я бы предпочла, чтобы ты перестала так волноваться обо мне и начала беспокоиться о себе. Прости, что пыталась спасти тебя от переработанного сахара и жирной пищи. Прости за то, что я желаю своей дочери лучшей жизни, чем у меня, когда я была…

– Толстой? – закончила за нее я изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не сорвался, и чувствуя, как слезы жгут глаза. – Вынуждена сообщить: толстый – это не плохое слово, мама. Сейчас двадцать первый век. У меня голубые глаза. У меня светлые волосы. Я толстая. Буквально ничего в моей жизни не изменится из-за того, что это слово ассоциируется с моей внешностью. Мне жаль, что кто-то когда-то научил тебя ненавидеть себя из-за несовершенства собственного тела. Но я не позволю тебе утянуть за собой и меня.

– Саванна… – начала она.

– Нет. Я сказала то, что должна была. И пока ты не будешь готова серьезно поговорить об этом, мне нечего здесь делать.

И в совершенно не свойственной мне манере я понеслась вниз, схватила ключи от своей машины и вылетела за дверь.

Глава 11

Меньше всего мне хотелось сейчас оставаться дома наедине с мамой. Я прикинула в уме, сколько времени займет поездка до университета Индианы, и решила, что единственный способ выспаться сегодня – это провести ночь у Эшли. Несмотря на мой извечный страх перед вождением, особенно ночью, и вопреки всякому здравому смыслу я запрыгнула в Норму.

Мне удалось убедить себя, что пока я слушаю голос Брендона Ури[9], который звучал саундтреком к фильму моей жизни, он никак не позволит мне разбиться. С помощью энергетики Panic! At the Disco я в целости доберусь до общежития Эшли, и она сделает так, что все наладится.

Сорок пять минут езды по трассе пролетели на удивление быстро. Я была уже в получасе езды от университета Индианы, и на дороге начали появляться указатели на город Терре-Хот. Я отвлекала себя тем, что подпевала диску, который играл в машине, особенно когда огромные грузовики заставляли меня чувствовать себя на дороге неуютно. Я повторяла себе, что каждая законченная песня на пять минут приближала меня к Эшли – человеку, который мог мне пообещать, что все будет в порядке.

Показался съезд к университету штата Индиана, и мое сердце забилось от волнения. Мне наконец-то удалось добраться и даже не повредить Норму. Я ехала через студенческий городок, смутно помня дорогу до общежития с того дня, когда мы перевозили Эшли. К счастью, везде были указатели на Рив-холл. Я припарковалась за общежитием, надеясь, что мне всего лишь выпишут маленький штраф, а не увезут Норму на штрафстоянку. В любом случае было уже слишком поздно, чтобы искать бесплатный паркинг, и Норме придется стоять там, где я ее оставила.

Следом за группой девушек я вошла в общежитие, где жила Эшли, потом в лифт и нажала кнопку десятого этажа, очень надеясь, что Эшли уже дома. До меня только сейчас дошло, что был вечер пятницы и она, скорее всего, тусила где-нибудь с друзьями. Что, если она останется ночевать у кого-нибудь и не вернется в свою комнату? Мне придется спать в коридоре, как какому-то придурку?

Я медленно приблизилась к комнате 1014 и замерла перед дверью с поднятым кулаком, не решаясь постучать. Мне, конечно, стоило позвонить. Эшли не заслуживала таких вот визитов без предупреждения, особенно если у нее появились новые друзья и увлечения. И все равно я приехала.

В конце концов я постучала и стояла, затаив дыхание, пока не услышала звук открывающегося замка. Дверь распахнулась, и за ней стояла Эшли в своей пижаме и с прилипшими к одной щеке волосами. Свет в комнате не горел, и она спросонья терла глаза, глядя на меня, стоящую в дверном проеме.

– Саванна? – удивленно спросила сестра, слегка шепелявя из-за своих ночных фиксаторов для зубов.

– Привет, – голос у меня дрогнул.

– Боже, что случилось? – испугалась Эшли. – Входи. Иди сюда.

Она заключила меня в крепкие объятия, и я положила голову ей на плечо. Не верилось, что я на самом деле была здесь, рядом с ней. Мне казалось, что с тех пор как мы последний раз видели друг друга, прошла целая вечность, а не какая-то неделя. Я не понимала, как кому-то удавалось быть сестрами и при этом жить вдалеке друг от друга. По крайней мере мне это давалось тяжело.

Она отстранилась от меня, чтобы как следует рассмотреть, а я изо всех сил сдерживала слезы, делая вид, что держу себя в руках. Но кого я пыталась обмануть? Эшли понимала, что должно было произойти что-то ужасное, если я сорвалась и поехала к ней чуть ли не среди ночи.

– Что случилось? – спросила она более настойчиво.

Сестра подвела меня к дивану под кроватью Изабель и зажгла гирлянду, которая вилась по ножкам кровати.

– В понедельник у мамы был ужасный срыв из-за еды, – сказала я, – я никогда не видела ее в таком состоянии. Я пекла печенье для нас с Джорджем, чтобы было чем перекусить, пока мы занимаемся. И тут она спускается вниз, достает это еще полусырое печенье из духовки и начинает выкидывать печенье в мусорку, одновременно вопя о переработанном сахаре. И все это при Джордже. Я сгорала от стыда.

– Господи! Савви, с ней явно что-то не так.

– Эшли, мы знаем об этом уже много месяцев! Это шоу сдвинуло что-то у нее в голове. Но мы только дети и не можем сказать, что нас пугает ее поведение или мы считаем, что ей нужна профессиональная помощь. Я не знаю, что делать, сестренка. Я не хочу больше оставаться дома наедине с ней. Мне страшно.

Эшли смотрела перед собой, очевидно, прокручивая в голове все варианты того, что она могла сделать для улучшения ситуации. Это была классическая Эшли, пытающаяся решать проблемы каждого, чтобы все вокруг нее могли быть счастливы. Но в данном случае ситуация зашла слишком далеко, чтобы мы могли справиться с ней самостоятельно.

– Сегодня и завтра ты точно можешь остаться у меня. Завтра посмотрим, как можно сделать так, чтобы на следующую пару ночей ты осталась у Грэйс. Я могла бы вернуться домой на некоторое время, пока все не уляжется, а если ситуация будет усугубляться, я, по крайней мере, буду рядом с тобой, чтобы разобраться с этим, – сказала она.

– Ты не можешь просто так оставить учебу, – заметила я.

– Это всего на несколько дней, отмахнулась она.

Как бы мне ни хотелось, чтобы Эшли снова стояла между мной и новыми мамиными заскоками, она не могла уехать домой так скоро после начала учебного года. Если же она домой все-таки вернется и поймет, как далеко все зашло, то не захочет возвращаться назад в универ и это несправедливо по отношению к ней. Моя сестра заслуживала того, чтобы находиться в колледже со своими новыми друзьями и быть счастливой.

Поэтому я ответила:

– Нет, мы с Грэйс что-нибудь придумаем. Я считаю, что ты должна оставаться здесь. Чтобы разобраться, как это – быть совсем взрослой… ну и все такое.

– Савви…

– Не обсуждается, – отрезала я, но потом взяла Эшли за руки и посмотрела ей в глаза: Но сегодня я точно остаюсь здесь. Ни за что на свете не сяду назад в эту машину и не поеду в темноте.

– Я не могу поверить, что ты доехала сюда. Это, наверное, твоя самая далекая поездка с Нормой?

– Да, и я никогда не захочу ее повторить, – вздохнула я, откидываясь на спинку дивана. Наконец-то можно было расслабить мышцы, которые оставались в напряжении с того самого момента, как я села за руль. Накопившаяся за вечер усталость дала о себе знать, и не думаю, что я смогла бы подняться с дивана.