Сидни Шелдон - Если наступит завтра

Не многие заключенные осмелились бы так себя вести. Но Большая Берта посмела. Тюремные власти прекрасно знали, каково ее влияние: она устраивала беспорядки и прекращала их. Ни одной тюрьмой в мире не удавалось управлять, не установив сотрудничества с лидером заключенных. А Большая Берта была именно лидером.

Она уже почти час сидела в приемной начальника тюрьмы. Ее огромное тело не помещалось на стуле. «Отвратительное существо, – думал секретарь. – Меня от нее воротит».

– Долго еще? – спросила Большая Берта.

– Теперь, наверное, не очень. У него в кабинете делегация. Все утро очень занят.

– Ну, забот ему еще больше подвалит, – пообещала шведка и посмотрела на часы. Без пятнадцати час. Времени навалом.

День стоял великолепный, теплый и безоблачный, поющий ветерок разносил по зеленым полям фермы соблазнительные запахи. Трейси расстелила скатерть на траве неподалеку от озера, и Эми радостно ела сандвич с яйцом и салатом. Трейси взглянула на циферблат: почти час. Она едва поверила – утро тянулось так медленно, а теперь время полетело как на крыльях. Необходимо срочно что-то придумать, или бегущие мгновения унесут за собой ее единственный шанс на свободу.

Десять минут второго. В приемной начальника тюрьмы секретарь положил на рычаг телефонную трубку и повернулся к Большой Берте:

– Сожалею, но сегодня мистер Брэнниган не сможет принять вас. Вам назначено…

Шведка вскочила на ноги:

– Он должен! Это очень важно!

– Назначено на завтра.

– Завтра будет поздно… – начала Большая Берта, но во время одумалась. Ни один человек, кроме начальника тюрьмы, не должен знать, что она собиралась сделать. С доносчиками происходили несчастные случаи. Но Берта не собиралась сдаваться. Как бы не так – она не даст ускользнуть Трейси Уитни. Большая Берта поспешила в тюремную библиотеку, села за самым дальним из длинных столов и нацарапала записку. А когда надзирательница отошла по проходу ответить на вопрос другой заключенной, оставила записку на столе и ушла. Надзирательница вернулась, подобрала записку и прочла: «Советую вам сегодня проверить машину прачечной».

Подписи не было. Что это – розыгрыш? Надзирательница не знала, но подняла трубку и попросила начальника охраны…

– Ты ничего не ешь, – расстроилась Эми. – Хочешь откусить от моего сандвича?

– Нет! Оставь меня в покое! – бросила Трейси. Это получилось невольно – она не хотела отвечать так грубо.

Девочка замерла.

– Ты злишься на меня, Трейси? Не злись. Я очень тебя люблю. И никогда на тебя не злюсь. – Ласковые глаза ребенка наполнились болью.

– Я не сержусь. – Трейси чувствовала себя как в аду.

– Я больше не хочу есть. Если ты тоже не хочешь, давай поиграем в мячик. – Эми вынула из кармана резиновый шарик.

Шестнадцать минут второго. Давно пора трогаться. До каптерки пятнадцать минут ходьбы. И то если очень поспешить. Но Трейси не могла оставить Эми одну. Трейси оглянулась: вдалеке несколько заключенных собирали урожай. Она тут же смекнула, что надо делать.

– Ты что, Трейси, не хочешь играть в мячик?

Трейси поднялась на ноги.

– Давай сыграем в новую игру – кто дальше кинет. Сначала кидаю я, затем ты. – Она взяла твердый резиновый шарик и изо всех сил швырнула в сторону работниц.

– Здорово! – восхитилась девочка. – Очень далеко!

– Я пойду подберу мяч, а ты жди меня здесь, – сказала ей Трейси. И побежала. Побежала что было духу – так, что замелькали по траве ноги. Восемнадцать минут второго. Еще быстрее! Сзади ее звала Эми, но Трейси не обращала внимания. Сборщицы урожая повернули в другую сторону. Трейси крикнула им:

– Подождите! – Они остановились, и она подбежала к ним, запыхавшаяся.

– Что-то случилось?

– Н-нет… – Трейси никак не удавалось перевести дыхание. – Там маленькая девочка… Пусть кто-то из вас присмотрит за ней. Мне надо… это очень важно…

Она услышала издалека свое имя. Эми стояла на бетонном парапете.

– Трейси, посмотри на меня!

– Сейчас же сойди оттуда! – крикнула ей Трейси и с ужасом увидела, как девочка, потеряв равновесие, упала в воду. Трейси смертельно побледнела. – Господи! – У нее был выбор, но она приняла решение. «Сейчас я тебе ничем помочь не могу. Кто-нибудь тебя спасет, а мне надо спасать себя: выбираться отсюда, не то я здесь погибну». Было уже двадцать минут второго.

Трейси повернулась и побежала так, как не бегала никогда в жизни. Ей кричали, но она не слушала. Неслась, будто по воздуху, даже не почувствовала, как потеряла обувь. Сухие комья земли впивались ей в ступни. Сердце бешено колотилось, легкие разрывались, но она припустила еще сильнее. Добежала до стены, окружающей озеро, вспрыгнула наверх. На глубине Эми пыталась удержаться на поверхности. Трейси не раздумывала ни секунды. Оттолкнулась от стены и, оказавшись в воде, вспомнила: «Боже, я же не умею плавать!»

Новый Орлеан

Пятница, 25 августа, 10 утра

Оператор Первого торгового банка Нового Орлеана Лестер Торранс гордился двумя вещами: своей сексуальной лихостью с женщинами и способностью оценить клиента. Торранса, долговязого мужчину лет под пятьдесят, с болезненно-бледным лицом, усами, как у Тома Селлека[17], и длинными баками, дважды обходили повышением, и в отместку он использовал банк как личный дом свиданий. Торранс за милю чуял ветреных дамочек и, не упуская возможности, склонял их бесплатно оказывать ему знаки внимания. Особую добычу представляли одинокие вдовы всех мастей, возрастов и степеней отчаяния, они рано или поздно представали перед окошком Лестера. И если случалось так, что несчастные превышали кредит, он входил в их положение и медлил с аннулированием чековой книжки. А в награду получал удовольствие, ужиная вдвоем с дамой. Многие клиентки нуждались в его помощи и делились сокровенными тайнами: одним был нужен заем, но тайно от мужей… другие хотели скрыть, что подписали кое-какие чеки… третьи собирались разводиться и желали немедленно закрыть общий счет… Лестер был рад угодить, но с тем, чтобы угождали и ему.

В эту пятницу утром он понял, что сорвал джекпот. Лестер увидел женщину в тот самый момент, как она переступила порог банка. Полный потряс! Черные глянцевые волосы спадали до плеч. Облегающая юбка и свитер подчеркивали фигуру, которой позавидовала бы певичка из Лас-Вегаса.

В банке работали еще четыре оператора, и женщина переводила глаза с окошка на окошко, словно просила о помощи. Когда ее взгляд упал на Лестера, тот с готовностью кивнул и ободряюще улыбнулся. Как и ожидал Лестер, женщина повернула к нему.

– Доброе утро, – тепло поздоровался он. – Чем могу служить? – Лестер заметил под кашемировым свитером бугорки ее сосков и подумал: «Уж я бы с тобой позабавился, крошка!»

– Боюсь, у меня проблема, – тихо начала женщина с очаровательным южным акцентом.

– Я для этого тут и нахожусь, – ответил Лестер. – Чтобы решать проблемы.

– Надеюсь. Но кажется, я совершила нечто ужасное.

Лестер одарил ее своей лучшей отеческой улыбкой, которая ясно говорила: положитесь на меня.

– Ни за что не поверю, что такая милая дама могла совершить нечто ужасное.

– И тем не менее… – Мягкие карие глаза широко распахнулись от ужаса. – Я секретарь Джозефа Романо. Неделю назад шеф попросил меня взять новые бланки чеков для платежей с его счета, а я забыла. Бланки почти кончились. Если он узнает, даже не представляю, что со мной сделает… – Все это она произнесла с явным испугом.

Лестеру было хорошо известно имя Джозефа Романо – ценный клиент их банка, хотя держал на своем счету относительно небольшие суммы. Каждый знал, что его основные деньги отмывались где-то в другом месте.

«А у него отличный вкус на секретарш», – подумал Лестер и опять улыбнулся.

– Ну, это не так уж страшно, миссис…

– Мисс Хартфорд. Лурин Хартфорд.

Мисс. Сегодня определенно день везения. Лестер чувствовал, что все складывается отлично.

– Я немедленно закажу для вас чеки. Получите недели через две или три и…

Лурин тихо застонала, и Лестер распознал в ее голосе готовность на все.

– О, это слишком поздно. Мистер Романо и так мной недоволен. Никак не могу сосредоточиться на работе. Понимаете? – Она подалась вперед так, что ее груди коснулись стекла окошечка, и прошептала: – А никак нельзя ускорить? Я бы с радостью заплатила больше.

– К сожалению, Лурин, это невозможно, – печально ответил Лестер. Он заметил, что женщина чуть не плакала.

– Если честно, это может стоить мне работы. Неужели… ничего нельзя сделать? Я готова на все…

Для уха Лестера эти слова прозвучали как музыка.

– Хорошо. Тогда я вот как поступлю – сделаю особо срочный заказ, и вы получите их в понедельник. Довольны?

– О, какой вы милый! – Ее голос будто таял от благодарности.

– Направлю чеки вам в контору.

– Лучше я заберу их сама. Мистер Романо не должен узнать, какая я глупая.

– Ну почему же глупая? – сочувственно улыбнулся Лестер. – Все мы порой бываем немного рассеянными.

– Никогда не забуду этого, – тихо проворковала Лурин. – Значит, до понедельника.

– Буду ждать вас здесь. – Только смерть удержала бы его дома.

Лурин одарила его ослепительной улыбкой и ушла; ее походка была такой, что стоило посмотреть. Лестер ухмылялся, когда ходил в справочный отдел взять номер счета Романо, а потом звонил и делал срочный заказ бланков чеков.

Отель на Кармен-стрит ничем не отличался от сотен других гостиниц в Новом Орлеане, и именно поэтому Трейси выбрала его. Она уже неделю жила в маленькой, скудно обставленной комнатке, но по сравнению с тюремной камерой номер казался ей настоящим дворцом.

Вернувшись к себе после встречи с Лестером, Трейси сняла черный парик, провела пальцами по своим роскошным волосам, вынула мягкие контактные линзы, смыла грим, села на единственный в комнате жесткий стул и глубоко вздохнула. Все прошло отлично. Не составляло труда выяснить, где Джозеф Романо держит свой счет – стоило взглянуть на аннулированный чек из дома матери, который выдал в свое время этот мошенник. «Джозеф Романо? – удивилась Эрнестина. – Тебе к нему не подобраться».

Чернокожая ошиблась: Романо стал первым, за ним по следуют остальные – один за другим.

Трейси закрыла глаза и опять мысленно пережила чудо, благодаря которому оказалась здесь…

Она ощутила, как холодная темная вода смыкается над ее головой. Трейси тонула, и ужас объял ее. Она погружалась в глубину. Но тут руки нащупали ребенка и вытолкнули на поверхность. Эми дико билась и, стараясь освободиться, тянула Трейси вниз. Легкие Трейси разрывались, она пыталась выбраться из водной могилы, которая смертельной хваткой держала девочку, но чувствовала, что теряет силы. Мелькнула мысль: «Нам не справиться!» Она услышала голоса, ощутила, как Эми ускользает из ее рук, и закричала. Кто-то с силой обхватил ее за талию.

– Все хорошо! Успокойся! Страшное позади!

Трейси в панике оглянулась. Эми была в руках какого-то мужчины. Еще мгновение, и их обеих вытащили из водной глубины.

Весь инцидент не заслужил бы больше нескольких строчек на самых незаметных страницах утренних газет, если бы не тот факт, что заключенная, спасшая дочь начальника тюрьмы, не умела плавать. Вечерние газеты и телекомментаторы превратили Трейси в героиню. Сам губернатор Хейбер отправился вместе с Брэнниганом навестить ее в тюремной больнице.

– Вы поступили очень смело, – сказал Трейси начальник тюрьмы, и голос его дрогнул от волнения. – Я хочу, чтобы вы знали, как мы с женой благодарны вам.

Трейси была еще слаба и не оправилась от потрясения.

– Как Эми?

– С ней все будет отлично.

Трейси закрыла глаза. «Я бы не перенесла, если бы с девочкой что-то случилось», – подумала она и, вспомнив, как была холодна, когда Эми просила всего лишь любви, ощутила горечь стыда. Несчастный случай лишил ее шанса на побег, но Трейси знала: повторись все сначала, она поступила бы точно так же.

Было произведено короткое расследование.

– Это я виновата, – заявила Эми отцу. – Мы играли в мячик. Трейси побежала за мячом и сказала мне подо ждать. А я, чтобы лучше видеть ее, забралась на стену и упала в воду. Но Трейси спасла меня, папа.

Трейси продержали в больнице всю ночь, а утром пригласили в кабинет начальника тюрьмы. Там ее уже ждали корреспонденты. У них был нюх на жареный материал, и к Брэннигану спозаранок явились стрингеры ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс, а местное телевидение направило в тюрьму съемочную группу.

Вечером репортаж о героизме заключенной попал на экраны, был взят на национальное телевидение и покатился, как снежный ком: «Тайм», «Ньюсуик», «Пипл» и сотни других печатных органов по всей стране подхватили рассказ. Потом посыпались письма и телеграммы с требованием помиловать Трейси.