Днем, в конце августа, в вестибюль отеля во шла французская баронесса Маргерит де Шантильи, элегантная молодая дама с копной блестящих светло-пепельных волос, в зеленом с белым шелковом платье от Живанши, которое так подчеркивало ее фигуру, что женщины завистливо оборачивались, а мужчины разевали рты.

Баронесса подошла к консьержу.

– Ma clé, s’il vous plaît[89]. – У нее оказалось очаровательное французское произношение.

– Разумеется, баронесса. – Консьерж подал Трейси ключ и несколько телефонных сообщений.

Когда она шла к лифту, какой-то помятый мужчина в очках резко повернулся от витрины, где были выставлены шарфы от Гермеса, и, столкнувшись с Трейси, выбил у нее из рук сумочку.

– Господи, – воскликнул он, – ради Бога простите! – Мужчина поднял сумочку и подал Трейси. Человек говорил со среднеевропейским акцентом.

Баронесса Маргерит де Шантильи величественно кивнула и пошла дальше.

Лифтер поднял ее на третий этаж и выпустил из кабины. Трейси попросила номер 312 – она считала, что выбор комнаты не менее важен, чем самого отеля. На Капри у нее было 522-е бунгало в «Куисисане», на Майорке номер «Королев ский» в «Сон Вида», из которого открывался вид на горы и бухту. В Нью-Йорке высотный 417-й номер в отеле «Хелмсли палас». В Амстердаме – 325-й в «Амстеле», где жильца убаюкивали плещущиеся о берег воды канала.

312-й номер отеля «Палас» славился прекрасным видом на океан и на город. Из любого окна Трейси могла наблюдать, как волны разбивались о вечные скалы, которые сверху казались тонущими в пучине людьми. Прямо под окном был неправильной формы бассейн – его голубая гладь контрастировала с серой поверхностью океана. Зонтики на террасе защищали гостей от летнего солнца. Белая с голубым шелковая обивка стен, мраморные подоконники, ковры и шторы цвета увядших роз украшали 312-й номер. Дерево дверей и ставен покрывала легкая патина времени.

Закрыв дверь на замок, Трейси сняла плотно облегающий голову светлый парик и начала массировать кожу. Роль баронессы удавалась ей лучше других. «Дебретт» и «Готтский альманах» оказались для Трейси бесценными изданиями – в этих книгах были перечислены сотни титулованных особ, выбирай любую: леди, герцогини, принцессы, баронессы и графини из десятков стран. И не только фамилии – здесь приводились истории семей, уходящих корнями в далекое прошлое, с именами отцов, матерей и детей, с названиями школ и адресами резиденций знатных людей. Ничего не стоило выбрать знатный род и разыграть дальнюю племянницу, причем богатую дальнюю племянницу. Родовитость и деньги неизменно производили впечатление.

Трейси вспомнила незнакомца, который столкнулся с ней в вестибюле отеля, и улыбнулась. Началось.


В восемь вечера баронесса Маргерит де Шантильи сидела в гостиничном баре, когда к ее столику подошел мужчина, который утром налетел на нее.

– Прошу прощения, – застенчиво начал он. – Я хочу еще раз извиниться за свою непростительную неловкость.

– Все в порядке. Случается, – милостиво улыбнулась Трейси.

– Вы очень добры… – Незнакомец колебался. – Я испытал бы большое облегчение, если бы вы позволили заказать вам напиток.

– Oui[90]. Если вам угодно.

Мужчина опустился на стул напротив.

– Позвольте представиться – профессор Адольф Цукерман.

– Маргерит де Шантильи.

Цукерман подал знак официанту.

– Что будете пить?

– Шампанское. Но может быть…

Он протестующе поднял руку:

– Не беспокойтесь, я осилю. Если хотите знать, я на пороге того, чтобы осилить в этом мире все, что угодно.

– Вот как? – улыбнулась Трейси. – Вам повезло.

– Да. – Он заказал бутылку «Буланже» и снова повернулся к ней. – Со мной произошла удивительнейшая вещь. Не стоило бы обсуждать это с незнакомыми людьми, но это так волнует, что мне трудно держать все в себе. – Он наклонился к Трейси и понизил голос. – Сказать по правде, я обыкновенный школьный учитель. Или был таковым до недавнего времени. Преподавал историю. Приятное занятие, но не слишком увлекающее.

Трейси слушала с выражением вежливого интереса на лице.

– Точнее, было не слишком увлекающим до того, как несколько месяцев назад все началось.

– А что же произошло несколько месяцев назад? – спросила Трейси.

– Я готовился к уроку – собирал по кусочкам сведения об испанской «Непобедимой армаде» – хотел заинтересовать учеников. И вот в местном музее наткнулся на документ, завалявшийся среди других бумаг. В нем приведены подробности секретной миссии принца Филиппа 1588 года. Считалось, что один из кораблей, нагруженный слитками золота, затонул во время шторма и бесследно исчез.

– Считалось? – подняла на него глаза Трейси.

– Вот именно, считалось. Но согласно этому документу, капитан и команда нарочно затопили корабль в уединенной бухте, рассчитывая вернуться и за брать сокровища, однако не сумели этого сделать, поскольку всех до одного перебили пираты. Документ сохранился только потому, что на борту корсарского судна не нашлось ни одного человека, умеющего читать и писать. Никто не понял значения этой бумаги. – Голос Цукермана задрожал от возбуждения. – И вот, – он оглянулся и, убедившись, что их не подслушивают, перешел на шепот, – документ у меня, а в нем подробные указания, как отыскать сокровище.

– Весьма удачное открытие! – с восхищением воскликнула Трейси.

– По современному курсу там золотых слитков примерно на пятьдесят миллионов долларов. Остается только поднять их.

– И что же вас останавливает?

Цукерман удивился.

– Деньги. Чтобы поднять сокровище, нужно снарядить экспедицию.

– Понимаю. И во что это обойдется?

– В сто тысяч долларов. Признаться, я совершил величайшую глупость: снял со счета двадцать тысяч долларов, все свои сбережения, и приехал в Биарриц, решив попытать судьбу – сыграть, надеясь таким образом получить недостающую сумму. И… – Его голос дрогнул.

– И проиграли?

Цукерман кивнул. Трейси заметила, как у него под очками блеснули слезы.

Принесли шампанское; официант откупорил бутылку и разлил по бокалам золотистый напиток.

– Удачи! – пожелала Цукерману Трейси.

– Спасибо.

Они пригубили напиток и немного посидели молча.

– Простите, что утомляю вас такими вещами, – продолжал профессор. – Мне не стоило рассказывать обворожительной даме о своих неприят ностях.

– Напротив, мне очень интересно, – заверила его Трейси. – Вы уверены, что золото именно там?

– Никаких сомнений. У меня подлинник судового журнала и карта, начертанная рукой самого капитана.

Трейси задумчиво посмотрела на сидящего перед ней человека.

– Но вам необходимо сто тысяч долларов?

Он грустно усмехнулся:

– Не так много за сокровище в пятьдесят миллионов.

– C’est possible[91], – начала Трейси.

– Что?

– Вы не задумывались о том, чтобы взять себе компаньона?

Цукерман с недоумением посмотрел на нее:

– Компаньона? Нет. Я планировал все сделать сам. Но теперь, после того как потерял все свои деньги… – Его голос опять дрогнул.

– Профессор, а что, если я дам вам эти сто тысяч долларов?

– Категорически нет, баронесса. – Он замотал головой. – Вы можете потерять деньги.

– Но вы же уверены, что золото там.

– В этом я не сомневаюсь. Но мало ли что случится. Я не могу ничего гарантировать.

– В нашей жизни вообще почти ничего нельзя гарантировать. Ваша задача trés intéressant[92]. Как знать, если я помогу вам решить ее, все может обернуться к обоюдной выгоде.

– Нет! Я никогда не прощу себе, если из-за случайности, хотя бы и маловероятной, вы лишитесь ваших денег.

– Переживу, – успокоила его Трейси. – Зато в случае удачи получу хорошую прибыль со своих капиталовложений, n’est-ce pas[93]?

– Конечно, можно посмотреть на дело и с этой стороны. – Цукерман обдумывал ее предложение, и его явно разрывали сомнения. – Хорошо, если вы так хотите, – наконец согласился он. – Прибыль партнеры делят пополам.

– D’accord. Согласна, – улыбнулась Трейси.

– Кроме затрат, – быстро добавил он.

– Разумеется, – кивнула Трейси. – Когда начнем?

– Немедленно, – оживился профессор. – Я уже присмотрел судно. Команда из четырех человек, на корабле установлена современная драга. Вот только придется отчислять им небольшой процент от всего, что нам удастся поднять.

– Bien sûr[94].

– Надо начинать как можно скорее. Иначе мы потеряем судно.

– Я могу получить для вас деньги через пять дней.

– Замечательно! – воскликнул Цукерман. – Я успею сделать кое-какие приготовления. Какой удачный случай свел нас! Согласны?

– Oui. Sans doute[95].

– За наше приключение! – поднял бокал профессор.

– За удачу! Я не сомневаюсь в ней! – подхватила Трейси.

Они чокнулись. Трейси подняла глаза и похолодела. В дальнем углу она заметила Джефа Стивенса; он смотрел на нее и улыбался. Рядом с ним сидела сверкающая драгоценностями очаровательная дама.

Трейси вспомнила, как в прошлый раз встретила его, когда он сидел в машине с идиотской собакой у стены замка де Матиньи, и тоже улыбнулась. «Один – ноль в мою пользу», – радостно подумала она.

– Извините, – проговорил Цукерман. – У меня много дел. Буду держать с вами связь. – И удалился, поцеловав любезно протянутую руку Трейси.


– Вижу, твой друг покинул тебя, и не понимаю почему. В образе блондинки ты выглядишь потрясающе.

Трейси подняла глаза: рядом со столиком стоял Джеф Стивенс. Он опустился на стул, который несколько минут назад занимал Адольф Цукерман.

– Поздравляю, – продолжал Джеф. – Ты отлично прокрутила дело де Матиньи. Очень чисто.

– В твоих устах это высшая похвала.

– Ты стоишь мне уйму денег, Трейси.

– Привыкай.

Джеф поиграл бокалом.

– Что хочет от тебя профессор Цукерман?

– О, так ты знаешь его?

– Можно сказать и так.

– Хотел… выпить со мной.

– И между делом рассказал о затонувшем сокровище?

Трейси насторожилась:

– Что тебе известно об этом?

– Неужели ты клюнула? – изумился Стивенс. – Это самая древняя в мире афера.

– Только не на этот раз.

– Ты хочешь сказать, что поверила ему?

– Я не имею права обсуждать это, но у него есть некое свидетельство.

Джеф недоверчиво покачал головой:

– Трейси, он просто пытается облапошить тебя. Сколько попросил у тебя Цукерман на подъем затонувшего корабля?

– Не имеет значения.

Стивенс пожал плечами:

– Хорошо. Только потом не жалуйся, что старина Джеф не предупредил тебя.

– Наверное, хочешь сам захапать это золото.

Джеф заломил руки в шутливом отчаянии.

– Почему ты всегда относишься ко мне с таким подозрением?

– Не трудно догадаться. Я не верю тебе. Кто твоя спутница? – Она тут же пожалела, что задала этот вопрос.

– Ты имеешь в виду Сюзанну? Приятельница.

– Богатая, разумеется?

Джеф лениво улыбнулся.

– Честно говоря, по-моему, у нее есть немного денег. Не хочешь с нами завтра пообедать? В бухте стоит ее 250-футовая яхта. И повар собирается приготовить…

– Спасибо. Всю жизнь мечтала питаться с вами. Что ты ей впариваешь?

– Это личное.

– Не сомневаюсь. – Реплика прозвучала грубее, чем хотела Трейси.

Она посмотрела на Джефа поверх оправы очков. Он был чертовски привлекателен – безукоризненно правильные черты лица, красивые серые глаза с длинными ресницами и сердце змеи. Очень умной змеи.

– Ты никогда не думал о том, чтобы заняться легальным бизнесом? – спросила Трейси. – У тебя, наверное, хорошо бы пошло.

– Что? – Джеф был потрясен. – И бросить все это? Ты, видимо, шутишь?

– Ты всегда был артистом-махинатором?

– Я был антрепренером.

– И как ты им стал, этим а… а… антрепренером?

– В четырнадцать лет сбежал из дома и после этого жил при луна-парке.

– В четырнадцать? – Трейси впервые заглянула за внеш ность хитроумного, обаятельного жулика.

– Мне повезло – я научился там уму-разуму. А когда началась война во Вьетнаме, попал в «зеленые береты» и продолжил образование. И основное, что я усвоил: та война была самой большой аферой. По сравнению с ней наши с тобой штучки – сплошное дилетантство. – Он резко сменил тему: – Ты любишь пелоту[96]?

– Если продаешь, спасибо, не надо.

– Это такая игра – разновидность джай-алай[97]. У меня есть два билета на вечер, а Сюзанна пойти не может. Хочешь?

Трейси, сама не зная почему, ответила «да».


Они поужинали в маленьком ресторане на площади, где пили местное вино и ели confit de canard а l’ail – жаренную в собственном соку утку с жареным картофелем и чесноком. Еда оказалась изумительной.

– Фирменное блюдо, – объяснил Трейси Джеф.

Они обсуждали политику, книги, путешествия, и Трейси догадалась, что ее спутник – очень знающий человек.