– Когда с четырнадцати лет ты сам по себе, все быстро схватываешь. Сначала усваиваешь, что движет тобой, а потом начинаешь понимать, что движет другими. Афера подобна джиу-джитсу. Только в борьбе, чтобы победить, используют силу противника, а в афере – его алчность. Совершаешь первый ход, а все остальное он доделывает за тебя.

Трейси улыбнулась. «Интересно, – подумала она, – сознает ли Джеф, насколько мы схожи?» Ей нравилось его общество, но она не сомневалась: подвернись возможность, и Джеф обведет ее вокруг пальца. С этим человеком следовало держаться настороже, что она и собиралась делать.


В пелоту играли на открытой арене размером с футбольное поле высоко в холмах Биаррица. Арену окружала высокая зеленая бетонная стена, в середине располагалась игровая площадка, с каждой стороны которой было по четыре яруса каменных скамей. В сумерках поле освещалось электрическими прожекторами. Когда Джеф и Трейси пришли, арена была битком набита болельщиками и команды начинали игру.

Игроки по очереди били в бетонные стены и ловили отлетающие мячи в сесты – прикрепленные ремнями к рукам продолговатые корзины-ловушки. Игра оказалась быстрой и опасной.

Когда один из игроков промахнулся, зрители вскрикнули.

– Они что, так это все серьезно воспринимают? – спросила Трейси.

– Здесь ставят большие деньги. Баски – азартная нация.

Зрители прибывали, и мест на скамьях становилось все меньше. В конце концов Трейси притиснули к Джефу. Но если он и ощущал ее тело, то никоим образом не показывал этого. Минуты бежали, а темп и накал игры возрастали, и крики болельщиков эхом раздавались в ночи.

– Это что, так опасно, как кажется? – спросила Трейси.

– Видишь ли, баронесса, этот мяч летит со скоростью почти сто миль в час. Если угодит в голову, человек – мертвец. Но игроки редко промахиваются. – Джеф рассеянно похлопал ее по руке, не сводя глаз с поля.

Игроки знали свое дело – двигались с большим изяществом и самообладанием. Но в середине матча один из них неожиданно направил мяч в стену под неверным углом и смертоносный снаряд полетел в сторону скамей, где сидели Трейси и Джеф. Зрители, ища спасения, попадали на землю. Джеф пригнул Трейси и закрыл собой. Они слышали, как мяч, просвистев над их головами, угодил в боковое ограждение. Трейси лежала и чувствовала на себе тяжесть мускулистого тела Джефа; его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом.

Он еще немного помедлил, затем встал сам и поднял на ноги Трейси. Оба внезапно ощутили неловкость.

– Пожалуй… пожалуй, с меня довольно развлечений, – проговорила Трейси. – Хочу в гостиницу.

Они попрощались в вестибюле.

– Мне понравился сегодняшний вечер, – сказала она, и не солгала.

– Трейси, ты же не всерьез отнеслась к байке Цукермана о затонувшем сокровище?

– Именно всерьез.

Джеф пристально посмотрел на нее:

– Ты все еще подозреваешь, что я сам охочусь за этим золотом?

Трейси не отвела взгляда.

– А разве это не так?

Его лицо стало суровым.

– Желаю удачи.

– Спокойной ночи, Джеф.

Трейси смотрела ему вслед. Наверное, пошел к своей Сюзанне. Бедная женщина!

– Добрый вечер, баронесса, – приветствовал ее консьерж. – Вам сообщение.

Сообщение пришло от профессора Цукермана.


Адольф Цукерман попал в дурной переплет. Очень дурной. Он сидел в кабинете Армана Гранье, настолько напуганный происходящим, что обмочил штаны. Гранье владел нелегальным частным казино, располагавшимся в доме 123 на улице Фриа. Гранье было безразлично, закрылось казино «Мунисипаль» или нет, потому что его клуб всегда посещали богатые господа. В отличие от контролируемых государством заведений в казино Гранье ставки никто не ограничивал, и сюда являлись игроки высокого полета покрутить рулетку, сразиться в девятку или в кости. Среди клиентов Гранье были арабские принцы, английская знать, бизнесмены с Востока и главы африканских стран. По залу сновали скупо одетые девушки и принимали заказы на бесплатное шампанское и виски – Арман Гранье давно усвоил, что богатые больше, чем другие, любят получать все даром. Он мог позволить себе дарить спиртное – рулетка и карты с лихвой покрывали затраты.

В клубе всегда было много привлекательных молодых женщин, которые приходили с мужчинами в возрасте, но с деньгами. В конце концов они обращали внимание на самого Гранье, писаного красавца: правильные черты лица, глаза с поволокой, пухлые, чувственные губы. Но ростом всего пять футов четыре дюйма. И этот контраст красоты и небольшого роста притягивал женщин, словно магнит. Он относился к каждой с напускным восхищением.

– Вы неотразимы, chérie[98], но, к несчастью, я безумно влюблен в другую, – говорил Гранье и не лгал. Вот только эта другая была каждую неделю разная. Ведь Биарриц был неисчерпаемым источником женского очарования, и Арман давал каждой ненадолго прикоснуться к своей персоне.

Он имел надежные связи с преступным миром и полицией, что позволяло ему управлять казино. Гранье пробился от продавца наркоты на побегушках до правителя небольшого царства в Биаррице, а те, кто становился у него на пути, слишком поздно понимали, как опасен этот коротышка.

И вот теперь Гранье подвергал допросу Адольфа Цукермана.

– Расскажи мне подробнее о баронессе, которой ты вкручивал о затонувшем сокровище.

По его тону профессор понял, что сделал что-то не так, очень сильно не так. Цукерман сглотнул застрявший в горле ком и промямлил:

– Она вдова, муж оставил ей кучу денег, и баронесса готова расстаться с сотней тысяч. – Звук собственного голоса немного взбодрил Цукермана, и он продолжал: – Когда получим деньги, наврем, что спасательное судно потерпело аварию и нужно еще пятьдесят. Затем опять сто и так далее, как обычно. – Цукерман заметил, с каким презрением смотрит на него Арман Гранье.

– Что не так? В чем проблема, шеф?

– Проблема вот в чем, – отозвался ледяным тоном хозяин казино, – мне только что звонил один из моих ребят в Париже. Он подделал паспорт твоей баронессе. Ее зовут Трейси Уитни. Она американка.

У Цукермана внезапно пересохло во рту. Он облизнул губы.

– Но она в самом деле заинтересовалась.

– Balle! Conntau![99] Она – аферистка. Ты пытался обмишурить мошенницу!

– Но с какой стати она согласилась? Почему не послала меня сразу подальше?

– Не знаю, профессор, – холодно ответил хозяин казино. – Но собираюсь выяснить. И когда выясню, отправлю даму на дно. Никому не позволено дурачить Армана Гранье. А теперь бери трубку и звони. Скажи ей, что твой приятель готов дать половину денег. И что он хочет встретиться с ней. Как думаешь, тебе удастся это провернуть?

– Конечно, шеф. Не беспокойтесь, – с готовностью закивал Цукерман.

– А я и не беспокоюсь. А если беспокоюсь, то только о тебе, профессор, – бросил Арман Гранье.

* * *

Арман Гранье не любил тайн. Уловка с затонувшим кораблем была придумана тысячу лет назад, но доверчивые жертвы до сих пор не переводились. Однако аферист никогда не клюнул бы на подобную приманку. И эта загадка тревожила Армана. Он собирался разгадать ее и, получив ответ, отправить проходимку к Бруно Висенте. Висенте любил поиграть с жертвами, прежде чем расправиться с ними.

Лимузин остановился перед отелем «Палас»; Арман Гранье вышел из машины и, оказавшись в вестибюле, направился к седовласому баску Жюлю Бержераку, который работал здесь с тринадцати лет.

– Где остановилась баронесса Маргерит де Шантильи?

В отеле действовало строгое правило: портье не разрешалось сообщать, где проживают гости. Но оно, разумеется, не относилось к Арману Гранье.

– Триста двенадцатый номер, месье Гранье.

– Merci.

– И еще триста одиннадцатый.

Арман остановился и обернулся:

– Что?

– Баронесса сняла еще и соседний номер.

– Да? И кто в нем живет?

– Никто.

– Ты уверен?

– Да, месье. Она держит его на запоре. Даже горничным не позволяет входить туда.

Гранье недоуменно наморщил лоб.

– У тебя есть запасной ключ?

– Конечно. – Консьерж без колебаний достал из-под конторки запасной ключ и протянул хозяину казино. И смотрел ему в спину, пока тот шел к лифту. Жюль прекрасно понимал, что с такими людьми не спорят.

Подойдя к номеру баронессы, Арман Гранье заметил, что дверь приоткрыта. Переступив порог, он оказался в гостиной. Там никого не было.

– Эй, тут есть кто-нибудь?

– Я в ванной, – пропел женский голос из соседней комнаты. – Скоро выйду. Пока налейте себе выпить.

Гранье обошел номер. Все здесь было ему знакомо – он годами поселял в эту гостиницу друзей и подруг. Заглянул в спальню. На туалетном столике были небрежно разбросаны дорогие украшения.

– Еще минутку, – снова послышался голос из ванной.

– Не спешите, баронесса.

«Ханыга, а не баронесса, – сердито подумал он. – Ну, погоди, дорогуша, что бы ты там ни замышляла, тебе же и выйдет боком». Гранье подошел к двери, ведущей в соседний номер. Она оказалась заперта. Он достал запасной ключ и открыл дверь. В номере пахло затхлостью, чувствовалось, что здесь давно никто не бывал. Консьерж сообщил, что в нем никто не жил. Тогда зачем он ей? Взгляд Гранье приковало нечто необычное: в розетку был воткнут толстый черный электрический провод; он змеился по полу и скрывался в гардеробной. Дверь была приоткрыта ровно настолько, чтобы пропустить шнур. Заинтересовавшись, Гранье толкнул створку и вошел. Во всю длину гардеробной были натянуты веревки, и на них, прикрепленные бельевыми прищепками, сушились стодолларовые купюры. На столике для пишущей машинки стоял накрытый тканью непонятный предмет. Гранье откинул ткань и увидел небольшой печатный станок с еще сырой стодолларовой банкнотой. Рядом со станком лежали листки бумаги, совпадающие по размеру с американскими деньгами, и стоял резак. Несколько неправильно обрезанных стодолларовых купюр были скомканы и брошены на пол.

– Что вы здесь делаете? – раздался за спиной Гранье сердитый голос.

Он вздрогнул и обернулся. В комнате стояла Трейси Уитни. Она только что вышла из ванной с полотенцем на еще мокрых волосах.

– Фальшивомонетчица! – прошипел Гранье. – Так этими бумажками ты собиралась с нами расплачиваться? – Он следил за выражением ее лица. Вызов, злость и, наконец, признание своего поражения сменяли друг друга.

– Ну хорошо, – сказала Трейси. – Вы правы. Но это не имеет никакого значения. Их невозможно отличить от настоящих.

– Обман! – Гранье был доволен, что так быстро вывел аферистку на чистую воду.

– Эти купюры надежнее золота.

– Да неужели? – презрительно отозвался Гранье и снял одну из бумажек с веревки. Повертел в руках, поднес к глазам, посмотрел пристальнее. Работа была безукоризненной. – Кто наштамповал зелень?

– Какая разница? К пятнице все сто тысяч будут готовы.

Гранье озадаченно поднял глаза. И вдруг, сообразив, что на уме у стоявшей перед ним женщины, расхохотался:

– Да ты, оказывается, дура. Никакого сокровища нет.

– Что значит – нет? – возмутилась Трейси. – Профессор Цукерман говорил мне…

– И ты поверила? Стыдно, баронесса. – Он потряс перед ее носом банкнотой. – Доллары я забираю с собой.

– Сколько угодно, – пожала плечами Трейси. – Это всего лишь бумага.

Гранье сгреб полную горсть сырых купюр.

– Почему ты так уверена, что сюда не войдет горничная?

– Я им хорошо плачу, чтобы они не совали нос. А когда ухожу, запираю гардеробную.

«Хитра, – подумал Гранье. – Но это не спасет ее».

– Не уходите из отеля, – распорядился он. – Я хочу, чтобы вы потолковали с одним моим приятелем.


Первой мыслью Гранье было немедленно передать аферистку в руки Бруно Висенте, но инстинкт удержал его. Он снова присмотрелся к поддельным банкнотам. Через его руки прошло множество фальшивых денег, но такой прекрасной работы Гранье не видывал. Кто бы ни нарисовал эту зелень, он знал толк в деле. Бумага не отличалась от настоящей, печать была четкой и ясной. Цвета яркими, краска не расплывалась – даже на мокром листе портрет Бенджамина Франклина выглядел великолепно. Эта стерва права: то, что он держал в руке, трудно отличить от настоящих денег. «Интересно, – подумал Гранье, – сойдут они за настоящие купюры?» Эта мысль очень заинтересовала его.

И он решил повременить с Бруно Висенте.

На следующий день спозаранку Гранье послал за Адольфом Цукерманом и вручил ему одну из поддельных стодолларовых бумажек.

– Слетай в банк и поменяй на франки.

– Сию минуту, шеф.

Гранье смотрел ему вслед. Пусть это станет наказанием Цукерману за глупость. Даже если его арестуют, он никогда не признается, откуда взял фальшивые деньги. Не признается, если хочет жить. А если сумеет поменять купюру на франки… что ж, тогда посмотрим…

Через пятнадцать минут Цукерман вернулся в кабинет и положил на стол обмененные на доллары франки.