– Черт, что такое?!

Но когда все опомнились, никто не увидел Эдди.

– Эдди! Эдди! – позвал Барт, оглядываясь.

Я подумал, что Эдди просто отошел помочиться или по какой-нибудь срочной нужде, но случилось нечто более странное и необъяснимое. Он упал в море. Утонул или нет, произошло это случайно или он бросился с утеса сам? Я не знаю. Чуть позже, посмотрев на Киттен, я подумал: возможно, ей что-то известно. Глаза у нее были расширившиеся от страха и полные слез. Но могла ли она точно сказать, что толкнуло Эдди в объятия Посейдона?

Единственное, что не подлежало сомнению, – это то, что никто толком ничего не мог даже предположить. Я видел, как Юшка оглядывалась в поисках, у кого бы попросить сигарету, Киттен смотрела прямо перед собой ничего не видящими глазами, потирая шею и прислушиваясь к шуму самолета. Барт, оторвавшись от своей камеры, разглядывал место, где стоял Эдди, с совершенной растерянностью на лице.

– Черт, как я не заметил?.. – бормотал он. – Как такое могло случиться? Он прыгнул или упал… неслыханно… невозможно даже подумать…

Эдди был там, внизу. Его тело качалось на волнах, напоминая издалека огромную рыбину. Жив он или нет? Никто не закричал – ни туристы, обедающие на пляже, ни рыбаки в лодках. Возможно, они тоже не заметили момента падения. Его тело перевернулось, но невозможно было разглядеть, открыты у него глаза или нет.

Юшка, смеясь, кинулась в объятия Данте, Киттен продолжала растерянно озираться и вздыхать, пока Барт налаживал камеру. А визажист, убитый происходящим, сжимал руку парикмахерши. И тут произошла еще одна неожиданность – Эдвина сбросила с себя ботинки и блузку и прыгнула вниз.

Мы все затаили дыхание от ужаса и восторга перед ее полетом, пока тело Эдвины не погрузилось в воду в ослепительно вспыхнувшем на солнце фонтане брызг. Она слишком хорошо умела плавать, чтобы утонуть, мы все это знали. Вот Эдвина появилась на поверхности водной глади и заскользила к Эдди, качавшемуся в позе распятого. Она обхватила его одной рукой и повлекла к берегу. Когда они оказались на песке и она наклонилась над парнем, мы поняли, что все в порядке. Однако происшествие это испортило всем рабочее настроение на целый день.

В ту ночь каждый был предоставлен самому себе. Мобильные телефоны не отвечали. Я стучался в двери, но мне не открывали, так что я отправился бродить по улицам как получивший отгул телохранитель. Вернувшись, я нашел Барта в баре отеля. Время было около полуночи, и перед ним стояла пепельница, полная окурков.

– Я полагаю, это моя вина, да?

– Какая вина?

– С этим парнем. Я виноват, что он стоял слишком близко к краю. Мне надо было быть осторожнее.

– Ты его не толкал, Барт.

Трудно было понять, что так сильно угнетало его – страх пережитого или досада из-за несостоявшихся съемок. Прежде с ним такого не случалось. Он делал шикарные фотографии и по праву считался одним из лучших специалистов в своем деле, но, вероятно, до сих пор ломал голову над тем, как он мог допустить такой риск – модель, с которой он работал, оказалась на волосок от смерти. Барт испытал и потрясение и, как его последствие, настоящую депрессию.

Он дотронулся до моего плеча и посмотрел прямо в глаза:

– Я скотина, Чарли, да?

Я не сразу нашел, что ответить.

– Мы все немного мерзавцы, приятель, – наконец признался я.

– Но я, наверное, хуже всех. Парень прыгнул или упал по моей вине, разве нет? О чем я думал тогда?

– Мы все думали о съемках.

– Я никогда не думаю о съемке.

Он снял очки и надел их на меня.

И тогда я понял, что он так же слеп, как и Эдвина.

Барт тряхнул головой и рассмеялся.

– Как я выгляжу сейчас?

– Как в тумане.

– Да… вот так я себя всегда и чувствую.

Зная, что он не мог заметить моего жеста, я взял его стакан и сделал пару глотков. Это оказалась кола, даже без рома.

– Ты всего лишь попросил его стоять там, где он стоял. И все, – успокоил я его.

– Да, я понимаю, – согласился он. – Можно тебя спросить кое о чем?

Я продолжал молчать.

Музыка, звучавшая в баре, была похожа на самый посредственный джаз, но определить исполнителя я не мог.

– Почему я попросил его стоять там?

Ответ нашелся тут же.

– Потому что это работа, это мода.

– Да, – отозвался Барт, допив свою колу, – это моя работа.

Я заказал двойную водку и песню Чета Бэйкера.

– Ты не хотел убить его, Барт, не бери в голову.

– Нет?

– Нет.

– Откуда тебе это известно? Может, я специально воспользовался съемкой.

– Нет, – возразил я, – это невозможно. Слишком банально для тебя.

Барт молчал довольно долго. Затем закурил следующую сигарету и усмехнулся, взглянув на меня.

– Ты слишком наивен, – произнес он.

– Почему?

Барт засмеялся:

– Думаю, парню было весело с нами.

Эдди действительно чувствовал себя неплохо. Мы отвезли его в больницу, но, оказалось, ничего серьезного. Ему повезло. Можно сказать, удачно упал И Эдвина подоспела вовремя. Ничего страшного не произошло, но она с тех пор не разговаривала с Бартом.

– Ты не можешь поверить, что я пытался его убить? А Эд верит.

Эд – так он называл Эдвину.

– Сомневаюсь. – Я покачал головой. – Такие подозрения обычно выдвигают адвокаты.

– Эд меня ненавидит.

– Она тебя любит.

– Да, любит из ненависти.

– Может, Эдди тебя ненавидит, а не она?

– Черт! Я должен был навестить его. Как ты полагаешь, он согласится на это?

– Да он уже завтра сможет работать.

– А что, завтра будет работа? Я вообще когда-нибудь смогу работать снова?

– Прикидываешься дурачком? После такого пикантного случая с тобой будут стремиться работать все. – Я говорил абсолютно серьезно.

– Спокойной ночи, Чарли, – сказал Барт, обняв меня по-настоящему крепко, как старого друга.

На следующий день мы принялись за работу. Но только теперь снимать решили на берегу, у воды. Барт спросил у Эдвины, как дела у Эдди, и она сообщила, что раньше полудня он не появится. Придя, Эдди весьма дружелюбно пожал Барту руку, и от смущения тот даже прослезился. Из Лондона прибыл адвокат Барта, и каждый из нас засвидетельствовал, что ничего особенного не происходило и никто не виноват в инциденте.

Юшка на съемки не явилась. Кто-то позвонил из агентства Казановы в Милан и сообщил: мол, что-то стряслось у Данте в семье. Но позднее я слышал, что она уехала с Капри одна, без него.

Эдвина казалась замкнутой и настороженной целый день. Я никогда прежде не видел ее в таком состоянии.

– Молодец, что спасла его! – сказал я ей.

– Ерунда, я занималась атлетикой и плаванием.

– Но прыгать было опасно.

Она посмотрела мне в лицо, вероятно, плохо различая мои черты, и сказала:

– Да, это опасно. Береги себя и не падай.

В тот вечер я обедал с Карой. Она сама пригласила меня. Ее так и тянуло на откровения после бутылки вина. Сначала Кара просвещала меня насчет инвестиций, потом принялась расписывать, как ей хочется иметь детей. Муж не нужен, только дети.

– Ты напоминаешь мне отца, – заметила она.

– Правда?

Не знаю, говорила Кара правду или просто пыталась льстить мне.

– Думаю, когда Эдди упал… или прыгнул…

– Нет, я бы никогда не смог… спасти его…

– Я знаю. – Кара улыбнулась.

– Но ты сама не боялась стоять на вершине.

Я даже представить не мог, что такое броситься в воду с такой высоты, и теперь с ней рядом, когда мы шли по дорожке назад к отелю, я не имел ни малейшего желания притворяться и строить из себя несостоявшегося героя. Я проводил Кару до самой двери ее номера, и она, чмокнув меня в щеку, засмеялась:

– Спокойной ночи, папа.

Под дверью Киттен я заметил яркий свет и решил постучаться, узнать, что происходит. Но она не открыла. Я постоял с минуту и вдруг услышал голоса. Похоже, там был Эдди.

Я узнал через неделю, что Эдди подписал с Казановой контракт на съемки, – неплохое начало для такого парня. Думаю, Казанова увидел в нем что-то особенное, так же как Барт, – некий востребованный современной модой архетип мужской красоты. Но я этого оценить не мог. Да, парень был красив, но в мире много красивых людей… Должно быть, содержание красивой оболочки уже никого не интересовало, потому что нельзя отрицать, что он напрочь лишен индивидуальности. Пустое место. И когда он сделался одним из мальчиков-моделей «Мейджор», то оставался таким же пустым. Мне нечего было сказать о нем, даже когда прошло значительное время со дня нашего знакомства, кроме того, что он похож на Тадзио. Но этого было достаточно для его работы.

Я слышал, что Данте он очень нравился. Тот неплохо платил ему. Но я бы не удивился, узнав, что и Данте его ни во что не ставит.

МОДЕЛАЙЗЕРЫ

У каждого модельного агентства есть свои внутренние проблемы. К ним относится и проблема отношений между мужчинами и женщинами-моделями, поскольку всякое крупное агентство страдает от определенного типа мужчин – плейбоев, любителей развращения малолетних, коллекционеров любовниц, чокнутых экспериментаторов и сутенеров, которые пытаются теми или иными способами удовлетворять свои страсти и жажду наживы, нанося вред девушкам и репутации агентства. Этих вредоносных представителей фэшн-бизнеса мы называли моделайзерами, охотниками за моделями.

Известная матрона модельного бизнеса Эйлин Форд недаром пристально следила за тем, чтобы ее девушки были защищены и ограждены от посягательств со стороны сильного пола. Она действительно вела себя по отношению к моделям как любящая приемная мать. Бывали случаи, что она приглашала девушек пожить в своей семье в роскошных апартаментах. Несмотря на то что я все же не считал себя телохранителем моделей «Мейджор», Роттвейлер придерживалась иного мнения и гордилась тем, что смогла найти для девушек такого надежного патрона, как я, и тем самым усовершенствовать методы защиты, введенные в обиход миссис Форд.

Она не пыталась изолировать девушек или препятствовать их нормальной жизни и свободе, отлично зная, что таким образом только потеряет их доверие. Но зато она всегда была осведомлена о том, кто с кем когда и где встречается, какие романы заводят ее подопечные и чем это может быть для них чревато. И если усматривала прямую опасность, Ротти допускала необходимое вмешательство в их частную жизнь. Особенно бдительно она следила за теми, кто не мог скрыть намерения вступить в брак. За этим Роттвейлер наблюдала неотступно и всячески отстаивала интересы своих девушек в случае развода, вплоть до того, что добивалась для них выплаты алиментов. А уж если она обнаруживала под фальшивыми матримониальными намерениями ухажера злой умысел, то становилась непоколебимой и могла даже прибегнуть к насильственным мерам, чтобы избавиться от врага.

Но умудренные опытом моделайзеры нередко проявляли недюжинные упрямство и изворотливость. Они отрывали девушек от работы, приучали к наркотикам, часто бросали беременными и, что еще хуже, разрушительно воздействовали на их психику и самооценку, да еще обирали до нитки.

Ротти с героическим упрямством отбивала злодейские атаки, и время от времени ей удавалось сделать великое дело – спасти от разорения и деградации очередную жизнь и отогнать от жертвы бесчисленных вампиров, кровожадных хищников и бессовестных паразитов. Но борьба эта всегда стоила нам очень дорого. Моделайзеры были голодны, алчны и навязчивы.

Ротти ненавидела своих врагов, она справедливо видела в них источник деструктивного влияния и бесчувственной, бесчеловечной вульгарности, пользующейся лживым обаянием. В некотором смысле и в Данте Каза– нове она видела моделайзера, с которым считала необходимым постоянно бороться не на жизнь, а на смерть. А уж о друзьях из его ближайшего окружения и говорить нечего. Роттвейлер называла их откровенными и отпетыми мерзавцами, готовыми сожрать с потрохами любую наивную овечку.

Если же Роттвейлер удавалось принять на работу нормального гетеросексуального мужчину, она всеми правдами и неправдами старалась навязать ему роль заступника своих моделей. И первым среди этих заступников считался именно я. У нее была разработана специальная тактика для наиболее эффективной работы с моделайзерами – Ротти рекомендовала мне войти в их среду, выдавая себя за своего, втереться в доверие, чтобы всегда быть в курсе их гнусных планов.