– Джеймс, ты не должен этого делать. Это ее работа.

– Я знаю, но… – Он наклоняет голову, – это что, гром?

– Это не гром. На улице божественная погода. – Хлоя закатывает глаза, а я заканчиваю вытирать лужу. – Да, правда. Пойдемте посмотрим.

Она достает клюшку для гольфа, вертит ее в руках и идет на зеленую лужайку. Щелкает ухоженными пальцами, чтобы мы следовали за ней. Со вздохом я забрасываю ее сумку для гольфа на плечо и направляюсь к площадке. Кедди Фил, конечно же, заболел именно сегодня. Как всегда. И, конечно, моему шефу все равно, что я ухожу со своей работы в кафе, ведь дочери Кэтрин нужен кедди.

Мы выходим на открытое солнце. Хлоя роняет мячик на траву и щурится вдаль. Потом замахивается и бьет клюшкой. Мячик летит по высокой дуге и падает в пяти сотнях футов, в бункер с песком.

– Упс, – тянет она, – принесешь мне его?

Гром усиливается, хотя небо кристально-чистое. Интересно, Карминдор смотрит на то же самое небо? А потом внезапно становится интересно, почему мне не все равно.

– Элль! – вопит Хлоя.

Я припускаю за ней, но звук слишком громкий, и, клянусь, я его уже где-то слышала. Глубокое тарахтение, будто дракон. Или… Но нет.

Не может быть.

Внезапно один из садовников, включающих вечерний полив, бросается в сторону. Через кусты вокруг парковки, словно огромная летающая тыква, врывается желто-оранжевый фургон. Шлепается на землю с такой силой, что вспахивает лужайку на пути к нам, а ярко-зеленая решетка вся забита листьями и ветками. Из фургона сквозь открытые окна доносится главная тема «Звездной россыпи». Да так громко, что я слышу треск динамиков.

– Боже мой, что это? – вскрикивает Хлоя.

Джеймс моргает.

– Автокафе?

Калли сияет.

– Кажется, это «Волшебная Тыква».

Фургон останавливается прямо перед нами. Щетки смахивают листья с ветрового стекла. Сейдж вопит с водительского места:

– Это было круто!

Я роняю сумку, подбегаю и обнимаю ее.

– Извини! Кэтрин отобрала мой телефон, и я не могла объяснить. Извини. Извини, извини.

Она отвечает на объятия, и я вдыхаю такой родной запах тыквенных пончиков и кокосового масла.

– Я тоже по тебе скучала! Ты не поверишь, кого я сегодня встретила.

– Я же говорила тебе не подбирать голосующих.

Она пожимает плечами.

– Я пытаюсь начать все с чистого листа.

И тут из пассажирской двери вываливается черноволосый парень и чуть не плюхается на землю. Быстро выпрямляется, прислоняясь к фургону. Он немного зеленый, но, несмотря на это, все мгновенно узнают его.

Блондинка – подружка Хлои – вскрикивает.

– Бог ты мой!

– Это… – запинается Джеймс.

Хлоя выпрямляется, глаза у нее расширяются, как блюдца.

– Дэриен!

При звуке своего имени он быстро отводит назад плечи и поворачивает к ней голову. Ее лицо слегка меняется, на губах играет заученная улыбка, брови поднимаются. Все это заставляет меня вспомнить маскарад. Маску.

Он поворачивается ко мне.

– Элль!

– Дэриен! – снова кричит Хлоя, роняет клюшку и бежит к нему. – Боже мой. Это ты!

Она оглядывается на друзей, широко улыбается, словно бы утверждая: «Я же вам говорила!».

– Джеймс, Джеймс, сними это! – Она хлопает его по руке, чтобы он пошевеливался, тот достает телефон. Она отбрасывает назад волосы и бросается к Дэриену.

– Дэриен! Я и не знала, что ты меня найдешь. Это благодаря петиции? Ты знаешь, я сама ее запустила.

– Не могу поверить, что она не врала, – шепчет Эрин Джеймсу, который ошарашенно кивает. Они буквально онемели. – Никогда не думала, что доживу до этого дня.

Сердце застряло у меня в горле вопреки моему желанию бьется все быстрее, а я призываю его многого не ожидать. Не представляю, почему он здесь, ведь знает, что танцевал не с Хлоей. Конечно, он поддастся ее шарму. Да и кто устоит?

– Это заняло некоторое время. Я просто хотел формально извиниться, – говорит он.

Хлоя изображает шок.

– Извиниться? За что? И как ты меня нашел? – спрашивает она, наклоняясь к нему и якобы случайно касаясь его бицепсов. Флиртовать для нее настолько же естественно, как дышать.

Верно. Потому что она о нем мечтала. Не я. Может быть, в другой вселенной. Но здесь – не я.

Но вот он поворачивает голову и смотрит на меня. Маска понемногу сползает, и наконец я вижу под ней что-то знакомое. Он мне улыбается.

– Я пришел, чтобы вернуть кое-что Элль.

– Элль? – повторяет Хлоя.

Он поднимает туфлю, сделанную из звездного света.

– Примеришь, а’блена? – спрашивает он, предлагая ее мне.

А’блена. Только один человек называл меня так, только одному приходило это в голову.

Мое сердце готово выскочить из груди и взлететь, как воздушный шар.

Карминдор.

Перед Хлоей и ее друзьями, перед Джеймсом, который изображал любовь ко мне, перед Калли, которая научилась любить, и Сейдж, которая научила меня быть собой, я снимаю мокасины и ставлю туфлю ее перед собой. Он наклоняется, бережно берет меня за пятку и надевает мамину туфлю на мою ногу.

Дэриен

Она смотрит прямо на меня, растрепанная коса из крашеных рыжих волос небрежно спускается по плечу. Она поднимает темные очки и делает шаг ко мне, неуверенно, будто сомневаясь, не подшучиваю ли я над ней. Легкий налет веснушек у нее на щеках. Я и раньше их замечал. Но теперь хочу соединить, как созвездие, звездное небо на коже, которая медленно, но верно краснеет. Вспыхивает.

Элль.

Не Принцесса Амара, не девочка с конвента, сломавшая мне нос (не спорю, до сих пор виню ее), но и не незнакомка, которой нельзя доверять. Не знаю, какой я представлял встречу с ней, настоящую, без маски, без костюма, без фасада. Даже не помню, какой ожидал ее увидеть. Какой ее себе представлял.

Потому что эта Элль – единственная, какую я мог представить. Единственная существующая возможность. Не скажу, что она идеальна или я никогда не видел более красивой девушки, но в тот момент, когда наши взгляды встречаются, она – лучшее, что может случиться во вселенной. Человек, с которым я бы хотел провести всю жизнь на обсервационной палубе «Просперо».

Она тяжело сглатывает, губы плотно сомкнуты. Влажная трава просачивается сквозь джинсы, я слышу гулкий голос Лонни, призывающего всех отойти, но я не хочу вставать. Хочу замереть навечно в этом моменте. Жду, думаю, гадаю, сможет ли она меня когда-нибудь простить. Меня, Карминдора, актера, человека – Дэриена Фримена и Карминдора в одном лице.

Она наконец говорит, так тихо, что я почти ничего не слышу, впрочем, мне и не надо, я смотрю на губы и читаю слова. Говорит то, чего я никогда не ожидал от нее услышать.

– Ходят слухи, в это время года на обсервационной палубе очень хорошо, Карминдор.

Элль

Некоторое время он молчит, потом смеется. Его смех мягкий и глубокий, как бисквит в креме. Потом отвечает, так, как я и надеялась, как мечтала, и мое сердце взлетает высоко в космос:

– Только с южной стороны от Метрона.

Он не похож на Дэриена Фримена. Выглядит как обычный парень с темными курчавыми волосами, в тесноватой футболке «Звездной Россыпи», потертых джинсах и старых кроссовках. Просто кто-то, кто мог бы сыграть Карминдора в униформе правильного цвета, первый встречный из супермаркета.

У него на щеке шрам, которого не должно быть у Карминдора, по щекам расползается фиолетовый синяк, который… Точно. Наверное, это моя вина. Он потирает глаза тыльной стороной руки, словно что-то попало в глаз. Может быть, слезы. Мгла меня побери, неужели он плачет?

– Я думал, ты меня ненавидишь, – говорит он, вставая. – Это не я написал последнее сообщение. Долгая история, но это был не я. Хотя я и не сознался. Испугался того, что, если скажу, кто я, ты меня возненавидишь.

– Дурак! – Я обнимаю его. Он прижимает меня к себе, зарывается лицом мне в волосы. – Хватит рыдать, а то и я заплачу.

– А я не рыдаю, – выдавливает он, явно плача. – И, кстати, чтобы все прояснить, я не всегда буду так здорово выглядеть. Так что если тебя очаровали мои убийственные кубики…

Я прижимаю руку к его животу.

– Оба мы знаем, что это заслуга аэромакияжа.

– Ошибаешься! Но увы, я не всегда буду так хорош.

– Как хорошо, что я влюбилась в тебя не за внешность.

Он задумывается.

– Так ты меня простишь? За ложь? За…

Я прижимаю палец к его губам. Хороший вопрос. Не знаю, как ответить, но вспоминаю наш вальс, как он защитил меня, и думаю…

– Полагаю, я могу тебя простить, если…

– Если?

– Если ты снова назовешь меня а’бленой.

Он берет меня за руку и подходит ближе, так близко, что у меня кости плавятся. Он пахнет «Волшебной Тыквой», свежим дезодорантом и корицей – запах, который я хочу запомнить навсегда, запечатлеть на одежде. Хочу выжечь в сердце этот его взгляд. Словно я – последняя звезда на ночном небе или первая на рассвете. Он высокий, но не настолько, чтобы мне было видно мозг сквозь ноздри. Он нерешительный, но смелый, слегка запутался. И он настолько… Дэриен.

Настоящий.

– А’… – начинает он, четко произнося каждый слог, подносит руку к моей щеке, – блен… – отклоняет мою голову назад, медленно притягивает меня к себе, мы словно две суперновые на грани столкновения, – …а.

Неведомо, как в этой вселенной невозможного его губы соприкасаются с моими.

– Снято. И загружено! – говорит Джеймс где-то позади меня.

– Загружено? – Хлоя срывается на крик. – Нет, удали! Немедленно удали!

– Извините, мисс, – огромный мужик в пиджаке, наверное, телохранитель Дэриена, хлопает ее по плечу огромной рукой, – вам стоит успокоиться.

Он видит, что я смотрю, и показывает мне два больших пальца вверх.

Дэриен медленно отстраняется, улыбаясь. Мы не можем насмотреться друг на друга. И даже если мир вокруг погибнет под вторжением Мглы, мы не заметим.

– Я хотел сделать это с тех пор, как ты назвала меня а’блен.

– Я рада, что ты знаешь, что это значит, – отвечаю я насмешливо, вспоминая «Доброе утро, Америка».

– А если бы я был лысым? Ты же даже не знала, как я выгляжу.

– Перепостила, – подтверждает Калли, смотрит на свой телефон. Сейдж поглядывает через плечо и кивает.

– Отлично. «Твиттер», «Тамблер», хэштег ставить?

– Готово.

– Остановитесь! Это не смешно! – кричит Хлоя. – Вы ужасные. Не могу поверить, что вы так поступаете со мной! Вы все!

Дэриен хмыкает.

– Ты – автор «СтрелкаПовстанцев». Это хуже.

Я чешу нос.

– Правда? Ну да, ты враг.

– Это чтобы ты был начеку.

Он притворно вскрикивает.

– Я не хочу влиять на объективность критики!

Я широко улыбаюсь.

– Тогда тебе лучше снова поцеловать меня. Хочу быть уверена, что точно отражу этот момент в следующем посте.

– Ну, это я могу, Принцесса, – и он снова меня целует.

И это не тот поцелуй, который заканчивает Вселенную возможностей. Наоборот.

Это поцелуй, который их создает.

Элль

Восемь месяцев спустя

Я с увлечением выглядываю из окна автомобиля.

«Они монстры», – бормочу я про себя, рассматривая фанатов.

Я представляла, как с легкостью пройдусь по красной дорожке, но в такой толпе это невозможно, не говоря уже о платье. Например, я не смогла даже спуститься из «Волшебной Тыквы», и как же смогу с легкостью вылезти с заднего сиденья черного джипа? Ха.

Сейдж и Калли тоже выглядывают из окон, их руки сплетены. Кажется, с того дня в загородном клубе они не переставали держаться за руки. И не уверена, что скоро перестанут. Они даже едут в один и тот же город в колледж. Ну, Нью-Йорк, конечно, большое место, там полно всяких колледжей, но они будут в одном городе. Сейдж создала им наряды для премьерного показа: брючный костюм с легким узором из крылатых звезд для себя и длинное темно-фиолетовое платье, развевающееся, как Черная Туманность, для Калли.

– Никогда не видела одновременно столько людей! – Сейдж морщится, стряхивает коричневую таксу с брючного костюма. – Это высшее качество! В следующий раз, когда ты на меня прыгнешь, я сниму с тебя шкуру и буду носить как шляпу!

Франко виляет хвостом и взвизгивает. Я поднимаю его, чешу под подбородком.

– Тетушка Сейдж не это имела в виду.

– Имела!

– Ты не сочетаешься с ее гардеробом, – шепчу я на ухо Франкенатору, – и никогда не станешь шляпой.

Он снова лает, язык радостно свешивается изо рта. Сейдж не то улыбается, не то хмурится. Выглядит очень колючей, но на самом деле она сильно привязалась к Франко.

После конвента Кэтрин все еще… Словом, осталась Кэтрин. Она так и не извинилась за свои слова, но я этого и не ждала. Я просто начала обращаться с ней ровно с той же учтивостью, с которой она со мной. То есть без нее.

Поэтому в ночь моего восемнадцатого дня рождения в прошлом сентябре я упаковала вещи, села в дожидавшуюся на подъездной дорожке «Волшебную Тыкву», наверняка вызвав гнев всех соседей, и уехала. Даже не написала записку. Остаток последнего года в школе я прожила с Сейдж и ее мамой. Ночью тосковала по дому. Скучала по его скрипам и стонам, по протекающему чердаку. Зато обнаружила, что, если закрыть глаза, я все еще дома. Я все так же видела родителей, вальсирующих по гостиной. Чувствовала запах сгоревшего папиного тоста в духовке. Все еще помнила, как я ходила за ним и читала фанфики. Все это надежно спрятано внутри меня. Дом мог принадлежать моим родителям, но мама и папа – это не дом. Они во мне, они оставались со мной, куда бы я ни пошла.