Несколько мгновений Коваленко молча смотрел на Валю – лишь блестели отраженным лиловым блеском его глаза, точно у кошки.

– Черт с вами, – неожиданно покорно произнес он. – Давайте телефон вашей Натальи.

– Вот так бы сразу, – забубнила Валя, доставая из кармана куртки какую-то бумажку. – Ручка у вас есть?

– Есть, – он протянул ей ручку.

Напрягая глаза в полутьме, Валя накорябала на мятом огрызке бумаги несколько цифр.

– Вот, держите...

– Огромное спасибо. – Он засунул, не глядя, бумажку в карман, но с места не сдвинулся.

– Что еще? – нахмурилась Валя.

– Не хотите съездить в центр, прогуляться? – вдруг спросил он. – Вечер достаточно теплый...

– Зачем?

– Просто так. Мне скучно. Надо же себя чем-то занять, тем более что я эту Наталью, как вы выражаетесь, проморгал...

– Я не хочу, – просто ответила Валя.

– Почему? Мужа своего боитесь?

– Боюсь. Он правда ревнивый.

– А вы скажите, что у дедушки были, – подсказал Коваленко.

– Вы меня плохому учите! – засмеялась Валя. В это время в конце полутемной улицы загорелся свет – ехала какая-то машина. Темный силуэт водителя показался Вале знакомым. – Ой, кажется, это он...

– Кто?

– Мой муж! – с ужасом воскликнула Валя.

Ужасаться в самом деле было чему – она стояла посреди улицы с чужим мужчиной и улыбалась ему. Ревнивый Илья мог подумать что угодно. Хуже всего было то, что Коваленко схватил ее за плечи, чтобы отодвинуть подальше с дороги – со стороны вполне могло показаться, будто они обнимаются. Автомобиль проехал в полуметре от них и резко затормозил, обдав парочку потоком ледяной грязи.

– Ой! – Валя взвизгнула, пытаясь вырваться от Коваленко. Ошеломленный, он отпустил ее не сразу – еще несколько мгновений держал в своих объятиях, словно закрывая от опасности. В эти мгновения Валя даже ощутила запах его одеколона, ненавязчивый и приятный. «Надо такой же Илюшке подарить», – совсем уж некстати мелькнула у нее неожиданная мысль.

– Черт знает что такое... – придя в себя, Коваленко отпустил ее и принялся отряхивать свое пальто. – Шумахер чертов...

– Это не Шумахер, а мой муж, – сказала Валя. Илья тем временем хлопнул дверцей машины и шагнул к ним. – Познакомьтесь, Герман, – Илья, мой муж. Илья, это Герман...

– Какой еще Герман? – бесцветным голосом прошелестел Илья, возвышаясь над Валей.

– Герман Коваленко. Помнишь, я рассказывала тебе?..

Коваленко моментально перестал отряхиваться и с интересом посмотрел на Илью.

– Очень приятно! – весело произнес он. – Однако... однако мы с Валей очень рисковали, когда вы оказались в непосредственной близи от нас!

– От нас... – тихо повторил Илья. – Мы с Валей...

Он со стороны казался очень выдержанным, но Валя знала его характер – это было затишье перед бурей. Сейчас он начнет орать. Илья-пророк... А Герман этот... совсем дурачок, что ли? Что говорит-то – «мы с Валей»... Как будто «мы» – это мы, а Илья уже отдельно! Еще, чего доброго, и побьет Илья Коваленко...

– Илья, я не знаю, что ты себе вообразил, но это совершенно не то, о чем ты думаешь, – начала она.

– А о чем он может думать? – спросил Коваленко и улыбнулся своей голливудской улыбкой. Для него происходящее вдруг стало казаться сценой из водевиля.

Илья повернулся к нему и легонько толкнул в грудь, словно отодвигал со своего пути досадное препятствие. Но «легонько» было только видимостью – бедный Герман улетел ровно на три метра назад и упал спиной прямо в окаменелый серый сугроб – ледяные крошки брызнули в разные стороны.

– Илья! – перепугалась Валя. – Ты... ты с ума сошел! Зачем ты так?

Вместо ответа Илья схватил ее за руку и потащил к своей машине – молча, не издавая ни звука. Вале было страшно, как бывает страшно во время грозы – обычно она пошумит да и пройдет мимо, озаряя горизонт грохочущими вспышками, но кто ее, стихию, знает, – хоть и редко, однако бывает же так, что молния поражает насмерть человека.

Илья затолкал Валю на заднее сиденье, сел сам. И вот они уже мчатся по дороге к дому.

– Илья...

Он молчал. Мимо неслись дома, деревья, фонари, темные силуэты прохожих. «А вдруг он толкнул Коваленко чересчур сильно и сломал бедняге спину?» – мелькнула у Вали, в общем-то, справедливая мысль.

– Илья, мы напрасно его бросили, – дрожащим голосом произнесла она в затылок мужу. – Возможно, человеку нужна помощь.

– Кому? – едва слышно выдохнул Илья.

– Этому... Герману Коваленко.

– Он что, настолько дорог тебе?

– Он мне совершенно не дорог, – честно призналась Валя. – Но нехорошо вот так оставлять человека без помощи!

– Ничего с ним не будет.

Спорить было бесполезно.

Придя домой, Илья продолжал молчать, словно ничего такого не произошло. Он сел в кресло и развернул перед собой газету.

– Илья!.. – робко начала она. – Ты... ты вот что... ты не прав!

Он молча повернулся к ней – бледный, с мрачными, темными, почти черными глазами, с темной прядью волос, упавших на лоб.

– Это плохая работа, – произнес он спокойно. – Ты должна уйти с нее.

Такого поворота событий Валя меньше всего ожидала.

– Уйти? – удивилась она. – Куда это уйти?

– Домой. Ты будешь сидеть дома. Все равно от твоей копеечной зарплаты, которую ты там получаешь, нет никакого толка.

– Дело же не в деньгах! Просто человек должен чем-то заниматься!

– Будешь заниматься домашним хозяйством, – твердо произнес Илья.

То, что он не кричал и не напоминал о Коваленко, очень взбодрило Валю. Значит, гроза прошла мимо.

– Домашним хозяйством? – иронически переспросила Валя. – Ты, наверное, смеешься. Чего им заниматься-то? Белье машина постирает, СВЧ-печка еду приготовит, которую мы по большей части по телефону заказываем, потому что ты не любишь, когда я надолго пропадаю в магазинах. Что еще? Ах, да, окна надо еще мыть... Но их приходящая работница моет, потому что ты боишься, как бы я, неуклюжая, из окна не выпала...

Ситуация была не самая подходящая для веселья, но Валя вдруг принялась хохотать, даже не закончив свой короткий монолог.

– Ты все время смеешься, – с ненавистью произнес Илья. – Сколько я тебя помню, ты все время смеешься! Хи-хи да ха-ха... Удивительное, фантастическое легкомыслие!

– А что мне, плакать, что ли?

– Это глупый смех, – надменно произнес он.

Валя всей кожей ощущала, как он ненавидит ее сейчас. Но за что?

– Илья, – умоляюще протянула она к нему руки. – Не смотри на меня так! Я не хочу сидеть все время дома. Это имело бы смысл только в одном случае – если бы у нас были дети!

Он смерил Валю тяжелым взглядом и отвернулся, делая вид, что читает газету.

– Милый, хороший мой... – Она села на ковер рядом с креслом, прижалась щекой к коленям Ильи. – Почему ты такой упрямый? Я не так уж и молода, и скоро, возможно, будет поздно... Знаешь, мне даже сны снятся!

– Какие еще сны? – с усилием спросил он.

– Сны, будто у нас ребенок, – призналась она. – Вернее, сначала я его жду. Потом он рождается. Потом я кормлю его грудью, меняю ему пеленки... Я все время прокручиваю эту ситуацию и хочу, чтобы она повторилась и в реальности... Я придумываю имена во сне!

Илья оттолкнул ее – не грубо, но с явным выражением неприязни. Валя соскользнула с его колен. Она сидела на полу и чувствовала, как слезы подступают к ее глазам.

– Какая гадость, – с отвращением произнес он. – Все, что ты рассказываешь, – страшная гадость.

– Но почему? Это же абсолютно нормально! Вон у Лиды Димка...

Он не дал ей закончить:

– Прекрати! Я не хочу ничего слушать!

– Но я должна...

– Ты ничего не должна! Потом... Все потом... Ты еще не старуха, ты еще успеешь... но не сейчас. Года через два, например.

– Ты всегда так говоришь! – возмутилась Валя. – Что изменится через два года?

– Многое, – упрямо ответил он. – Я надеюсь, что к тому времени ты повзрослеешь, станешь самостоятельным человеком.

– Илья! Мне тридцать четыре!

– А по психологическому развитию – лет десять-двенадцать.

– Что-о? – вытаращила она глаза.

– То самое. Ты инфантильна, легкомысленна, рассеянна, вечно все забываешь, теряешь, роняешь, опаздываешь...

– Я не опаздываю! – закричала она.

– Ты доверчива до слабоумия! Села в машину к этому уроду...

– Ты имеешь в виду Коваленко?

– Кого же еще! Я видел его сейчас – чудовище, маньяк, жалкий сластолюбец, который наконец нашел себе подходящую жертву...

– Какую еще жертву? – растерянно спросила Валя. Ни одно из определений Ильи не подходило к Герману Коваленко.

– Тебя!

Валя закрыла глаза, и из ее глаз полились слезы.

– Ты не прав... – убитым голосом пробормотала она, вытирая их тыльной стороной ладони.

– Валя, таким, как ты, нельзя иметь детей. Зачем тебе ребенок? – почти ласково произнес Илья. – Ты же его уронишь. Забудешь где-нибудь в коляске... Раздавишь во сне...

То, что он говорил сейчас, было чудовищно по своей сути. И несправедливо. Столь несправедливо, что Валя вдруг поняла Илью – так он говорит, потому что заботится о ней. Беспокоится... А если и правда она не справится? Страх сковал ее.

Уронит, задавит, забудет...

– Ладно, – прошептала она. – Я постараюсь переубедить тебя. Я соберусь... ты скоро поймешь, что я изменилась. Ты перестанешь считать меня инфантильной!

– Вот и славно, – он погладил ее по голове. Улыбнулся с напряжением. – Ты сама понимаешь, что сейчас не готова к этой роли... Года через два, через три – ты сможешь.

– А разве... разве ты сам не хочешь детей? – спросила она, робко обнимая мужа.

– Мне вполне хватает тебя одной, – безо всякого усилия он поднял ее, посадил себе на колени, принялся укачивать. – Ты сама как дитя...

Он держал ее крепко. Он не собирался ее ни с кем делить.

– Завтра я поеду к деду! – вспомнила она. – И не говори потом, что я забыла тебя предупредить! Между прочим, я не была у него с прошлой недели...

– Хорошо-хорошо! – засмеялся он.

Валя почувствовала себя почти счастливой.

– Илья...

– Что?

– Может, ты и прав, и мне надо бросить работу, – задумчиво пробормотала она. – Я там черт знает сколько времени, но до сих пор мне кажется, что это не мое. Люди там хорошие – и Наталья, и Леонарда Яковлевна, и другие... Но это не мое! Помню, как давно, в юности, Лидка дразнила меня, что я пойду работать в библиотеку... Ведь все по ее получилось, вот странно!

– Это просто совпадение.

Валя устроилась поудобнее у него на коленях, мечтательно закрыла глаза.

– Нет, я правда уйду оттуда. Надоело! Знаешь, что я буду делать?

– Что ты будешь делать? – Илья поцеловал ее в шею. – Моя девочка, моя принцесса...

Кажется, приближался очередной его приступ нежности. Бурный и короткий, словно летний ливень. А Вале хотелось, чтобы Илья всегда был таким, как в эти минуты.

– Я буду писать романы, – сказала она.

– Что? – удивился он.

– У меня кое-что набросано, даже довольно много... Ты же знаешь, я люблю придумывать всякие истории. Люблю придумывать о любви...

– Валентина!

– Да, а что? Ты вот, такой-сякой, – она шутливо ущипнула его за щеку, – ты ведь совершенно мной не интересуешься! Ты, наверное, думаешь, что я отчеты всякие строчу на твоем компьютере, а я...

– А ты? – заинтересованно спросил он.

– А я занимаюсь творчеством. Это, если честно, моя мечта с детства.

– Кажется, я что-то припоминаю, – Илья вдруг нахмурился. – Ты всегда страдала какой-то ерундой. Излишек фантазии, от которого надо избавиться. Что ж, пиши, если хочется!

– Я отдала одну свою работу Юлию Платоновичу, – призналась Валя. – Не знаю, что он скажет. А вдруг у меня все-таки есть способности... Собственно, чем я хуже Гликерии Климантович?

– Это ты про ту толстую глупую тетку, которая вечно таскает за собой своего мужа, словно на веревочке? – насмешливо спросил Илья.

– В общем, про нее...

Илья задумался. Какие-то тени пробежали по его лицу – он нахмурился, страдальчески сдвинул брови, потом усмехнулся.

– Забери рукопись обратно, – сказал он.

– Что?

– Я говорю, пусть Истомин вернет тебе твою рукопись. Нечего страдать ерундой – все равно ничего не выйдет. Только лишнее расстройство тебе.

– Я и так знаю, что ничего не выйдет! – с отчаянием закричала Валя. – Но попробовать-то стоит!

Она не понимала, почему он настроен столь враждебно.

– Не стоит бессмысленно тратить время и силы. Ты такая слабенькая... Представь – этот старый хрыч похвалит тебя, заявит, что ты новая Франсуаза Саган или русская Маргарет Митчелл – с него станется, с любителя громких слов... И что тогда?