– Нет, мы встретились случайно.

– Ну и... – с любопытством спросила Лида.

– Что – «и»?

– Что было дальше?

– Ничего, мы просто говорили. Знаешь, он такой... Впрочем, я сама не поняла, какой он, – вздохнула Валя. – То ли изменился, то ли нет... Сначала мы говорили просто как старые друзья – как дела, то да се... Ну как будто ничего и не было. А потом на меня словно что-то нашло – я вдруг стала кричать на него, упрекать...

– Зачем? – тихо спросила Лида, завороженно глядя на Валю.

– Сама не знаю. Просто он не должен был притворяться, что ничего не было! Мы же так любили друг друга, мечтали пожениться...

– А он?

– Ванечка спросил меня, не хочу ли я... ну, словом, не хочу ли я начать все сначала. Во всяком случае, именно так я его поняла...

Лида вытаращила глаза и прижала ладони к щекам.

– О боже... Пирогова... у меня нет слов! Ты согласилась?

– Ты что, с ума сошла! – испугалась Валя. – Конечно, я сказала «нет».

– А почему?

– Почему... По-моему, и так все ясно. Нельзя реанимировать труп, – пожала плечами Валя, глядя вдаль. По Москве-реке медленно плыла баржа, груженная песком.

– Какой еще труп?

– Нашу любовь, вот какой! – несколько истерично засмеялась Валя.

Лида была более чем взволнована. Каблуком она бессознательно выбивала дробь на асфальте.

– Глупый Ваня Тарасов, – сквозь зубы прошептала она. – И куда он раньше смотрел? Эх, надо было тебе надавить на него тогда, нельзя было отпускать его к Марьяне...

– Лида!

– Как было бы хорошо – ты с Ваней, я с... ну это неважно... Все было бы по другому!

Валя с удивлением и страхом смотрела на нее.

«Мы же ничего плохого не делаем».

«Уже сделали!»

Обрывки фраз, некоторые наблюдения – все это определенно продолжало складываться в одну картину. «Ты что, до сих пор любишь Илью?» – хотела спросить Валя, но не смогла. А что, если бы Лида сказала «да»?..

– Лида...

– Что?

– Нет, ничего.

Может быть, лучше ничего не знать... Лента на Валином пальце раскрутилась, и воздушный шар взмыл вверх.

– Ой...

– Валька, растяпа!

Большое красное сердце медленно плыло над склоном горы.

– Ну вот, упустила... – с огорчением произнесла Валя.

– У тебя этих сердец... – Лида не договорила.

– Лида, Илья хочет, чтобы я уволилась с работы.

– Зачем? – Подруга повернулась к ней – бледная, далекая ото всего.

– Ему не нравится моя работа.

– А-а... Так я не поняла – что ты решила насчет Ванечки своего?

– Ничего. Зачем мне Ванечка, когда есть Илья?!

* * *

Откуда Илья тогда узнал, что Ваня ее бросил? Валя не знала. Наверное, Лидка ему все-таки проболталась – скрывала, скрывала несколько месяцев, а потом проболталась.

Он пришел к ней в начале лета – на дачу Валя ехать отказалась и сидела в городе одна. У нее уже тогда зародилась эта идея – продать дачу к чертовой бабушке, чтобы не вспоминать ни о чем. Буквально – сидела в кресле-качалке на балконе и читала одну и ту же бесконечную книгу – «Отверженных» Гюго.

Он позвонил в дверь – она открыла.

– Чего тебе? – равнодушно спросила она, глядя в сторону.

– Вот проведать решил, – Илья вошел, не дожидаясь приглашения.

– Мне некогда...

– Вижу я, как некогда. Чаем хоть напои.

– Пожалуйста...

Она заварила чай на кухне, села напротив, все так же глядя в сторону. Усталая, безразличная, холодная. Мертвая.

– Ты одна?

– Да, дед с мамой на даче.

– Как они?

– Ничего, мама вот только неважно себя чувствует. Зачем ты пришел? Уходи. Лидке не понравится, что ты ко мне приходил.

– Переживет, – грубо сказал он. – Я вот что решил – выходи за меня.

– Что? – Валя удивленно подняла на него свои темные, болотного цвета глаза, машинально отбросила волосы назад. – Зачем?

– Затем, что я люблю тебя, – мрачно признался он.

– Деев, я не могу!

– Почему?

– Потому что...

Она замолкла, задумалась. Сидела, ничего больше не говоря, тоненькая, в ситцевом летнем платье, сквозь разрез которого виднелась бледная босая нога – узкая лодыжка, маленькие, точно у ребенка, пальцы.

Илья бухнулся на колени и прижался к этой ноге щекой. Валя даже не успела опомниться, она тогда вообще была какой-то заторможенной, могла думать только о Ванечке, о милом Ванечке, которого потеряла навсегда...

– Ты что? – удивилась она, пытаясь вырваться, но это было не так-то просто. – А Лида?

– Не нужна мне Лида! – сказал он яростно. – Кой черт мне Лида, когда я тебя люблю!

– А... Нет, Илья, ничего не получится, – сказала Валя, безуспешно пытаясь оттолкнуть его от себя. – В общем, даже и не в Лиде дело...

– Ты что, думаешь, он к тебе вернется, Ванька твой?

– Нет, он ко мне не вернется. Пусти!

– Знаешь, я тебя больше никогда не отпущу... – угрожающе забормотал он. – О, ты меня плохо знаешь!

Щека у него была горячей и почему-то мокрой. Позже, вспоминая об этом, Валя решила, что Илья, наверное, плакал тогда. Впрочем, то был первый и единственный раз, когда он плакал.

– Зачем я тебе? – с ужасом спросила она. – Ты же меня ненавидишь! Помнишь, позапрошлым летом говорил, что ты меня ненавидишь, называл еще меня всякими словами... Ты даже мне про какой-то ад говорил!

– Глупая, глупая Валька... Я же ревновал тебя! Забудь. Мне, например, еще тогда, сразу было ясно, что Тарасов – сволочь та еще.

– Он хороший!

– Хороший... Только где он сейчас?

Илья вдруг отпустил ее, сел рядом. За окном плыли облака, летел легкий тополиный пух.

– Ванечка... – пробормотала Валя и тихонько заплакала. Она совсем недавно смогла плакать – до того она словно брела по раскаленной, иссушающей душу пустыне, где не было ни капли воды.

– Перестань. Он того не стоит.

– Нет, ты не понимаешь... – Она икнула, Илья дал ей выпить чаю из своей чашки, и она послушно глотнула несколько раз, стуча зубами о край чашки. – Ты ничего не понимаешь... Я жить не хочу...

– Чушь собачья. Между прочим, если ты не будешь жить, то я тоже умру, – злорадно сообщил он. – Хорошо тебе будет на том свете, если ты узнаешь, что еще одного человека уморила?

– Не надо... ты сам чушь говоришь!

– Нет, это правда.

– Я не верю...

– В общем, так, Валя Пирогова, – хмуро произнес Илья. – Ты должна стать моей женой. Раз ты все равно собралась помирать, то хуже уже не будет. А в этом случае хоть один человек будет счастливым...

– Ты? – недоверчиво спросила она сквозь слезы.

– Да, я.

– Ты же меня ненавидишь... – растерянно повторила она, уже не зная, чем ему возразить.

– Дурочка, я тебя люблю! – закричал Илья.

Далее события развивались каким-то странным образом. Валя не дала Илье какого-то определенного ответа – она сама не знала, как ей дальше жить, но почему-то он почти каждый день стал появляться у нее дома. Одновременно пропала Лида – перестала звонить, и все. В этом не было ничего странного – ведь Лида любила Илью, а теперь он для нее был потерян навсегда.

Лида объявилась позже, к осени. Она сказала Вале, что была очень обижена на нее, но теперь все обиды в прошлом.

– Чего обижаться, когда с самого начала было ясно, что Илья любит только тебя, – сказала она.

– Лида, Лида, что мне делать?! – в отчаянии бросилась тогда Валя к подруге за советом. – Илья – он как танк, он идет напролом. Ему совершенно наплевать, что я до сих пор не могу забыть Ванечку. Он хочет жениться на мне – и все. Хуже всего, что мы уже подали заявление в ЗАГС!

– Он что, силой тебя заставил подавать заявление? – удивилась Лида.

– Нет, но... Иногда мне кажется, что силой, – потому что я совершенно не могу сопротивляться ему. Он полностью подчинил меня своей воле...

– Мы должны смириться... – вдруг заявила Лида. – Таким, как Илья, нельзя противоречить.

И Валя вышла замуж за Илью. Лида была свидетельницей на их свадьбе. Потом, через пару лет, она встретила Стаса Сокольского. И прошлое было забыто – казалось, навсегда...

* * *

– Что же вы к нам больше не заходите? – спросил Валю Герман Коваленко в следующую пятницу.

– Куда? – спросила она.

– Ну к нам, в студию. Раньше вы почти на каждом занятии присутствовали!

– Мне некогда, – пожала плечами Валя. – И, вообще, я работаю последние две недели.

– А что будет потом? – удивленно спросил Герман. На нем был темно-синий простой свитер и вроде бы мешковатые брюки, но дорогого стоила та простота.

– Потом вы меня больше не увидите! – с некоторым злорадством сообщила Валя. – Я увольняюсь.

– Куда?

– Никуда! Надоело мне работать, буду дома сидеть.

– Но... но это же скучно!

– Кому как.

– Это ваш муж вас заставил? – прищурил глаза Герман.

– Нет, это мое решение.

– Неправда...

Валя вдруг разозлилась:

– Да что вы ко мне пристали, вообще! В любом случае не ваше дело – мое это решение или не мое...

– У вас очень жестокий муж, – тихо произнес Герман Коваленко. – Он вас не бьет, случайно? Он похож на средневекового феодала, который привык держать своих близких в абсолютном подчинении...

– Герман, вы потому так говорите, что однажды мой муж посадил вас в сугроб! – ехидно напомнила Валя. – К вашему сведению, мы пятнадцать лет вместе, и он меня ни разу и пальцем не тронул...

Они сидели на заднем дворе – здесь был небольшой палисадник. На клумбах заботами Леонарды Яковлевны, росли оранжевые тюльпаны.

До открытия библиотеки оставался целый час. Валя явилась пораньше, но другие сотрудники еще не успели прийти, а ключи были у заведующей или у Натальи. Каким образом здесь оказался Герман Коваленко, Валя не знала.

– Вы ведь тоже пишете. Или я и в этот раз ошибаюсь? – опять спросил он.

– С чего вы взяли?

– Вы так внимательно слушали Юлия Платоновича... как будто его советы и для вас были важны.

– В общем, вы не так уж далеки от истины, – пожала плечами Валя. – Не так давно я дала почитать Истомину одну свою рукопись, но он разругал ее в пух и прах.

– Да-а? – страшно удивился Герман. – А я-то думал, что хуже меня в этой студии никого нет!

– Похвальная скромность! – засмеялась Валя. – Юлий Павлович даже напомнил мне старую истину – если можешь не писать, не пиши.

– А вы – можете?

– Не знаю... Наверное, могу и не писать. Правда, почему-то до сих пор продолжаю придумывать всякие истории, сюжетные ходы, героев, – призналась она. – Нет, я не могу не писать – это для меня что-то вроде психотерапии, я уже поняла. Я буду сочинять свои истории дальше, правда, уж больше никому их не покажу.

Герман посмотрел на Валю с изумлением.

– Валя, мне кажется, вы не правы! – с укором воскликнул он. – Нельзя полностью доверять Истомину. Он старый алкоголик, и время от времени на него находит... А вы видели, как он завидует Гликерии Петровне – только потому, что она нашла себя в этой жизни, а он – нет?..

– Юлий Платонович – алкоголик? – удивилась Валя. – Он просто несчастный больной человек, не смирившийся со звериными законами капитализма, выражаясь газетным языком...

– Еще какой пропойца! – с азартом принялся доказывать Коваленко. – Вы, Валя, наивны, как дитя...

– Или как божий одуванчик? Правда, так принято называть старушек, но моя подруга однажды назвала меня «божьим одуванчиком»... – засмеялась Валя.

– Божий одуванчик... – с улыбкой пробормотал Герман. – Нет, вы не одуванчик, вы какой-то другой цветок... Вы – лилия. Белоснежный цветок со сладким дурманящим запахом, от которого кружится голова... Невинность и царственная красота.

– Я не люблю лилии, – призналась Валя. – К тому же глупо сравнивать с лилией женщину, которой давно за тридцать.

– Вам и тридцати-то не дашь... А какие цветы вы любите? – Герман посмотрел на клумбу перед собой.

– Помню, давно у нас на даче росли купавки... Это такие желтые цветы. Впрочем, я даже не помню, пахнут они или нет... – задумалась Валя.

– Я не знаю таких цветов, – признался Герман. – Надо заглянуть в специальную энциклопедию. Купавки...

– Вы странный.

– И вы, Валя, – довольно улыбнулся тот. – Не люблю нормальных людей, которые действуют и говорят по правилам. У меня тетка работала доктором в психиатрической клинике, так она утверждала, что нет никого нормальнее людей с легкой чудинкой, а все те, кто прячется за образцово-показательным забором, – психи и извращенцы. Мнение профессионала, между прочим!