* * *

– Нигде, ну нигде нет справедливости! – с чувством воскликнула Анна Михайловна. – Пусть хоть она сто раз импортная, из Германии и все такое... Но если госцена у этой куртки сто десять рублей, то зачем же ее продают за сто шестьдесят?!

– Неужели за сто шестьдесят? – ахнула Клавдия Петровна. – И ты купила?

– Купила, – скорбно, после паузы, призналась ее собеседница. – А что делать?

– Анюта, это в корне неверно, ты же своим поступком поддержала спекулянтов!

– А что, я должна была взять отечественную? Клавочка, там внесли и наши куртки, но такие, что на них без слез смотреть было нельзя. Зеленого цвета, рукава фонариком, талия на бедрах – просто тихий ужас! А вот тут у тебя чего, в этой кастрюльке? Надо же, гречка!.. Ее же днем с огнем не сыщешь... – мечтательно произнесла Анна Михайловна.

– А мне троюродная сестра из Ленинграда прислала. Давай я тебе тарелочку положу... Мои-то и не едят почти ничего. Что та, что этот...

– Нет, нет, нет, я навязываться не буду... ну разве что одну ложечку... Клава, а ты слышала, что Ленинград хотят переименовать?

– Слышала. Сестра писала... Типа, все как раньше, до революции – назовут Санкт-Петербургом. Санкт-Петербург... Сан-к-т... Язык можно сломать!

– Да и смешно как-то... Нет, не стоит к этому серьезно относиться! Был Ленинград, и пускай еще тыщу лет Ленинградом остается.

– Вот-вот, и сестра против. Говорит, после того, как город блокаду пережил, его вообще трогать нельзя. Ишь придумали – Санкт-Петербург! Тебе еще подложить?

– Нет, нет, нет! При моем пятьдесят четвертом размере просить добавки – просто преступление...

Валина мама включила переносной черно-белый телевизор, который стоял на веранде, покрутила антенну. На экране скакали полосы, звук надсадно шипел.

– Черт, не видно ничего... – с досадой сказала Клавдия Петровна. – Совсем не ловит сигнал!

– Вот вроде бы когда вправо, ничего... Клава!

– Что?

– Клава, это же Кашпировский!

– Да ну... – недоверчиво пробормотала та, продолжая настраивать изображение. – Ой, и правда... Кашпировский!

Они дружно уставились на экран. Сквозь помехи прорывался голос знаменитого на всю страну психотерапевта, отвечавшего на вопросы какого-то корреспондента.

– Правду ли говорят, что вы можете вылечить любого? – спросил журналист, который брал у Кашпировского интервью.

– Нет, всех я вылечить не могу, – решительно ответил тот. – Например, если в зале сто человек, то вылечу только пятьдесят из них или шестьдесят.

– Это как лотерея?

– Да, можно сравнить и с лотереей, причем – с весьма эффективной.

– Над чем вы сейчас работаете? – спросил журналист почтительно.

– Сейчас я в основном стараюсь лечить болезни тела. Но, досконально изучив психологию толпы, иногда даю установки, касающиеся только психики: не ругайтесь, не деритесь, не курите...

– Великий человек... – пробормотала Анна Михайловна, неотрывно глядя на экран. – Да, Клавочка? Настоящий гений... Мы, обычные врачи, ему и в подметки не годимся. Он – человек будущего!

– Что вы считаете своим главным достижением? – спросил журналист.

– Я добился излечения многих соматических заболеваний, болезней, которые лечились только скальпелем, а теперь нож хирурга и не нужен...

– Как бы я хотела попасть к нему! – завороженно пробормотала Анна Михайловна. – Говорят, после приема у него женщины начинают худеть. Я мечтаю сбросить килограммов двадцать, нет, даже тридцать!

«Как надоели они с этим Кашпировским!» – с досадой подумала, проснувшись наконец, Валя. Она вылезла из окна и пошла на задний двор – там, где они любили сидеть с Лидой. В мыслях опять был Иван, только Иван...

– Пирогова! – закричала через забор Лида. – Вот ты где...

– Имей в виду, что я на тебя обиделась! – весело ответила ей Валя.

– За что? Ах да, я же проспала... Валька, прости меня, но встать в три часа утра было выше моих сил! А ты ходила на Иволгу? Илья там был?

– Ладно, иди сюда...

Лида змейкой проскользнула сквозь щель в заборе и побежала к подруге.

– Черт, опять в крапиву попала... Валька, да ты скажи – был Илья или нет? – нетерпеливо переспросила она.

– Нет. Наверное, тоже проспал... Только мы с Ванечкой.

– Ах, только вы с Ванечкой... – Лида села рядом с подругой, заглянула той в лицо. – Пирогова...

– Что? Ну что ты на меня так уставилась? – захохотала Валя, не в силах притворяться – счастье так и лилось из ее глаз.

– Что-то было, да? – шепотом спросила Лида.

– Было... То есть что ты имеешь в виду? – испугалась Валя. – Мы просто целовались. И еще он сказал, что любит меня. Милый, хороший, самый замечательный Ванечка!..

– Какая ты глупая... Ладно, проехали. Так он прямо признался, да?

– Да!

– Пирогова, пожалуйста, будь осторожнее, – снова серьезно, как взрослая, произнесла Лида. – У вас все происходит слишком быстро...

– О чем ты? Ах, опять об этом... Лидка, это пошло! Я вот тебе о чем хочу сказать, правда, не знаю, поймешь ли ты меня...

– Конечно, пойму! Рассказывай...

Валя задумалась на мгновение перед тем, как начать.

– Вот люди вокруг, да?.. – она провела рукой окрест.

– Никого рядом нет, – проворчала под нос Лида. – Ладно, люди... Ну и что дальше?

– Все они чужие... То есть – ты, мама, дед – вы, конечно, не чужие... Но все равно – почему вдруг появился человек, к которому я стремлюсь сильнее всего? Совсем недавно я даже не думала о Ванечке, и его существование на этом свете совсем не волновало меня. Есть ли он, нет ли его...

– Ванечка, Ванечке... – фыркнула Лида. – Перестань сюсюкать, Пирогова! Этот Ванечка – вполне взрослый парень. Почти мужчина, можно сказать. А ты все Ванечка, Ванечка...

– Лида, я бы за него замуж вышла, – радостно призналась Валя.

– Дура, сначала школу закончи.

– Какая ты... какая ты прагматичная! Конечно, школу я закончу, куда она денется...

Они замолчали, и обе глубоко задумались о чем-то. Ярко-желтая бабочка вилась рядом, то садясь на листья, то снова вспархивая.

– Пошли на речку! – предложила Лида.

– И на речку не хочу... Знаешь, у меня такое чувство, будто я в дурмане в каком-то, – призналась Валя.

– Это из-за Ванечки твоего?

– Да, наверное. Я могу думать только о нем, говорить только о нем, и снится он мне все время...

Они снова замолчали и долго сидели на лавочке, погруженные в летний расслабляющий зной. Им ничего не хотелось, и было почему-то немножко тревожно, хотя обе они были переполнены любовью.

– Ты счастливая... – пробормотала Лида. – У тебя все определенно, Ванечка тебе в любви признался, и вы целовались. А я до сих пор не знаю, как ко мне Илья относится.

– Кажется, ты ему нравишься, – лениво откликнулась Валя.

– Вот именно – кажется! А мне определенность нужна...

– Так спроси его...

– С ума сошла! – вяло рассердилась Лида. – Как ты себе это представляешь? Я что, должна подойти к нему и вот так с порога брякнуть: «Дорогой мой Илюшенька (я тоже, по твоему примеру, начну сюсюкать)... Дорогой мой Илюшенька, было бы интересно знать, как ты ко мне относишься!»

– А что?

– А ничего! Нет, ты определенно не знаешь законов, которые бытуют в обществе, – надменно произнесла Лида, выпрямляя спину. – Есть вещи, о которых не принято говорить. Особенно если люди совсем недавно познакомились.

– Ну тогда ни о чем не спрашивай...

– Какая ты глупая! – рассердилась Лида уже всерьез. – Все, мне надоело в этих кустах сидеть! Пойду на речку, а ты как хочешь...

Валя побрела в сторону дома, обогнула его. Мать куда-то исчезла вместе с соседкой, и вместо них на веранде сидел Арсений Никитич.

– Что читаешь? – спросила Валя. Она села рядом с дедом, положила ему голову на плечо.

– Да вот, книжку одну интересную... – немедленно отозвался дед, вытирая платком блестящую лысину. – Ты послушай, Валя, как рассуждали древние об основе жизни.

– Какой такой основе?

– Ну из чего зародился мир... Гераклит первоосновой считал огонь. Анаксимен – воздух, Ксенофан – землю... Фалес Милетский – воду. Древние философы спорили о том, что важнее – огонь, вода, земля или воздух.

– Ты, конечно, согласен с тем, что первоосновой является вода. Я угадала? – засмеялась Валя, вспоминая, как ранним утром они с Иваном сидели у Иволги, покрытой холодной серой рябью.

– Да. Тут я полностью согласен с Фалесом Милетским, который голосовал именно за эту стихию. Он еще две с половиной тысячи лет назад обратил внимание на то, что вода является единственным веществом, которое в естественных условиях встречается в трех состояниях – жидком, твердом и газообразном. Исходя из этого, древнегреческий философ сделал вывод, что все в мире состоит из воды и в нее в конечном счете превращается. Все предметы – ее проявления.

– Кто бы сомневался! – хихикнула Валя.

– А ты знаешь, что без пищи человек может прожить тридцать-пятьдесят дней, а без воды – всего три дня?

– Не может быть! – недоверчиво воскликнула Валя. – Неужели всего три дня?

– Да!

– Значит, всюду и всегда вода, в самых разных состояниях... – задумалась она. – Дед, ты мне тогда скажи, почему снег – белый, а море – синее? Это же одно и то же вещество.

– Хороший вопрос... Я тебе отвечу. Слой снежинок преломляет солнечный луч и отражает все его семь цветов, поэтому снег белый. Море синее, потому что толща воды поглощает шесть цветов солнечного луча, а преломляет и отражает один – синий.

– Боже, как просто! – воскликнула Валя. – Но ты мне лучше вот что скажи – сколько воды может в день выпить человек, а? Не знаешь?

– Отчего же... В зависимости от климата – от полутора до шести литров... Шестьдесят тысяч литров – за всю жизнь.

– Так много? – поразилась Валя. – Нет, пожалуй, шесть литров я за день не выпью... Лопну.

Вале нравилось болтать с Арсением Никитичем – он никогда не ленился отвечать на все ее бесчисленные «почему?».

– А еще чего-нибудь расскажи, – попросила она, дергая деда за рукав.

– Еще? – задумался он. – А ты вот знаешь, например, сколько в мире пресной воды?

– Пресной? Половина, наверное... Половина на земле морской воды, половина – пресной. Ой, хотя нет – морской должно быть больше, да?

– Пресной воды на земле – всего три процента. Причем большая ее часть – восемьдесят пять процентов – находится на полюсах Земли в виде ледников и айсбергов.

– Правда? Господи, дед, мы же все от жажды скоро умрем! – испугалась Валя. – Если каждый человек выпивает за жизнь по шестьдесят тысяч литров, а пресной воды всего три процента, да еще в виде всяких айсбергов...

– Кстати, в шестнадцатом веке Елизавета Первая, королева Англии, объявила премию за изобретение дешевого способа опреснения морской воды.

– Ну слава богу! – вздохнула с облегчением Валя. – Вручили ее, эту премию?

– Нет пока еще...

– Тьфу ты!

На веранду с озабоченным видом вышла Клавдия Петровна.

– О чем вы тут болтаете?

– Мы не болтаем, мы рассуждаем о серьезных материях, – важно произнесла Валя.

– Понятно...

Вале иногда казалось, что мать ее немного ревнует к Арсению Никитичу – именно потому, что сама Клавдия Петровна считала «серьезными материями» совершенно другие вещи. «Без меня бы они пропали, – как-то в минуту откровенности сказала она своей соседке Анне Михайловне. – Неприспособленные люди... Где чего достать – из продуктов там или из одежды, – все я, все я... Такие, знаешь, Аня, птички небесные!»

– О том, что вода является первоисточником жизни, – вежливо кивнул Арсений Никитич.

– Понятно... тут я согласна. Кстати, огород бы надо полить, а то он совсем зачахнет.

И тут Валя увидела Ивана – между кустов, за забором мелькнуло его озабоченное лицо.

– Говорят, поливать надо в соответствии со звездами, – пробормотала Клавдия Петровна.

– Я слышал о том, что астрология дает рекомендации по уходу за растительным миром с учетом прохождения Луны в знаках Зодиака, – кивнул Арсений Никитич. – Небесные тела влияют на органический мир.

– Ну вот, а говорили, что не верите ни во что сверхъестественное!

– Да нет тут ничего сверхъестественного, дорогая Клава! Просто энергетические свойства воды, которые меняются в зависимости от расположения планет в пространстве, оказывают разное влияние на биохимические процессы в органическом мире. Это же и ребенку должно быть понятно. А энергетика небесных тел воздействует на энергетику воды, которая находится во внеклеточной среде, и определяет протекание биохимических процессов в растительном мире...