— Сэр Феликс! — Анцелла понимала, что он всего лишь подзадоривает ее, но, несмотря на это, ее лицо залил румянец. — Вы говорите так, будто бы я изо всех сил стремлюсь выйти замуж.

— До сих пор у тебя было мало шансов, — сухо произнес сэр Феликс. — Скажи-ка мне, когда ты последний раз была на балу, танцевала?

— Вы сами прекрасно знаете ответ, — сказала Анцелла.

— Да, и это меня удручает, — ответил он. — Ты красива, Анцелла! Я всегда любовался тобой, даже маленькой девочкой ты была похожа на свою мать.

Анцелла глубоко вздохнула.

— Мама действительно была красавицей… Может быть, и прожила бы больше, если бы могла поехать туда, где много солнца. Но ей приходилось терпеть эти мерзкие холода.

— Вот я и хочу, чтобы история не повторилась, — оживился сэр Феликс. — Анцелла, позволь мне написать доктору Гровзу, что я нашел для княгини идеальную сиделку.

— Она, похоже, русская.

— На юге Франции полно русских, — объяснил сэр Феликс. — Великие князья, элегантные и привлекательные, проматывают тысячи фунтов за обитыми зеленым сукном столами, строят огромные виллы и развлекают красивых и роскошных дам самого разного происхождения.

При этих словах у сэра Феликса заблестели глаза, но Анцелла заговорила о своем:

— Я буду выглядеть там, словно воробышек в окружении райских птиц. — После чего быстро добавила: — Естественно, мне предстоит лишь наблюдать мир избранных, но не принадлежать к нему.

— Уверен, ты будешь привлекательна во всем, что бы ни надела, — ободрил ее сэр Феликс.

— Это извечные слова мужчины, который считает, что одежда для женщины не имеет никакого значения, — пошутила Анцелла. — Но я вполне допускаю, что среди тех, кто окружает княгиню, буду выглядеть настолько скромно, что меня никто и не заметит.

Сэр Феликс имел на этот счет свои соображения, но ничего не ответил, чтобы больше не беспокоить Анцеллу. Он поднялся с кресла.

— Сейчас мне необходимо вернуться в Лондон. Надеюсь, ты послала телеграммы ближайшим родственникам. По крайней мере некоторые из них приедут уже сегодня после обеда. Они помогут тебе во время похорон. Я поговорил с местным врачом и просил его решить все дела в похоронном бюро и не беспокоить тебя, если не возникнет каких-либо чрезвычайных обстоятельств.

Анцелла также поднялась.

— Еще раз благодарю вас, сэр Феликс, — сказала она. — Мне бы очень хотелось, чтобы мои родственники были такими же, как вы. Я благодарна вам за все, что вы сделали для отца, и, поскольку люблю вас, сделаю все, как вы мне советуете. По крайней мере это будет для меня хоть каким-то приключением.

— Еще каким приключением! — оживился сэр Феликс. — Клянусь, если ситуация станет для тебя совершенно невыносимой, достаточно будет одной телеграммы. Я тут же вышлю деньги на обратный путь или же сам приеду за тобой. — Усмехнувшись, он добавил: — Во всяком случае, у меня будет прекрасный повод побывать на Ривьере, что я сделал бы с большим удовольствием.


* * *

Тремя неделями позже в Средиземноморском экспрессе Анцелла ехала на Лазурное побережье, оставляя позади холодные снега и пронзительный северный ветер.

Даже в эти минуты она не могла поверить, что одержала верх и не поддалась натиску тетушек, которые всячески пытались запугать ее и принудить остаться в Англии.

Естественно, она не рассказала им, чем собирается заниматься, так как они с сэром Феликсом решили: лишняя информация принесет только дополнительные проблемы. Анцелла представила все так, будто получила приглашение от подруги из Южной Франции и решила воспользоваться им.

Тетки же придумывали причину за причиной, лишь бы воспрепятствовать ее отъезду: она не должна покидать дом, поскольку пребывает в трауре. Недопустимо, чтобы молодая девушка, только что потерявшая отца, тащилась неведомо куда! Это неприлично — путешествовать одной! И, что самое главное, — она еще не настолько взрослая, чтобы оставаться без постоянного присмотра взрослых, хотя бы таких, как они!

Избавиться от последнего Анцелла хотела бы в первую очередь, и это еще больше укрепило ее в намерении покинуть дом.

Было решено, что ей не следует отправляться в путь под настоящей фамилией. Род Уиннов, нужно сказать, был достаточно многочисленным, и не исключено, что мог обнаружиться какой-либо далекий кузен или приятель, который бы узнал Анцеллу Уинн по фамилии.

— Буду представляться как Уинтон, — сказала она сэру Феликсу. — Нет смысла придумывать какую-то совершенно непохожую фамилию, потому что я никогда не запомню ее, чтобы отреагировать соответствующим образом.

Обсудив все детали, сэр Феликс написал доктору Гровзу, что госпожа Анцелла Уинтон согласна вступить в должность при княгине Феодоре Всеволовской и седьмого февраля прибудет на станцию в Больо.

Анцелла была вынуждена сообщить своим теткам, что ее подруга живет неподалеку от Больо. Это вызвало очередной скандал.

— Больо — это же рядом с Монте-Карло! — вскрикнула тетка Эмили. — Мне остается лишь надеяться, что тебе не придет в голову мысль переступить порог этого гнезда разврата!

— Не могу поверить, чтобы дело обстояло настолько плохо, — ответила Анцелла, припоминая, что говорил сэр Феликс на эту тему.

— Наш уважаемый епископ, — произнесла тетка Эмили, — написал несколько писем в редакцию «Таймс», протестуя против низменности и азарта и тех несчастий, которые он приносит тем, кто позволяет себя вовлечь в подобное зло.

— А разве обязательно отдаваться азартным играм? — услышала она в ответ.

Но прежде чем Анцелла покинула Медуин-парк, она получила альбом с вырезками, за которыми тетка спешно съездила домой, чтобы подкрепить свои аргументы.

Многие годы она собирала засушенные цветы, приглашения на балы, карточки с праздничными поздравлениями, зарисовки, фотографии и в конце концов вклеила все это в альбом, который торжественно назвала «Реликвии моей жизни».

Перелистав несколько страниц, Анцелла обнаружила письмо, написанное несколько лет назад мужчиной по имени Джон Эддингтон Саймондз. Он был одним из первых англичан, посетивших Монако.

Это письмо было опубликовано в газете, вырезку из которой и сохранила тетка Эмили. Вот фрагмент этого письма.

«Здесь находится огромный дом греха, сверкающий в ночи от газовых фонарей, мигающий и искрящийся над побережьем, как ад или же жилище какой-нибудь романтической ведьмы… В его роскошных апартаментах, в зале с зелеными столами вершится беспрерывный фестиваль греха… Роскошные женщины с дерзкими глазами, золотистыми волосами и шеями, похожими на мраморные колонны, смеются, очаровывают, соблазняют… Внутри пещеры азарта идет игра, напоминающая хорошо поставленное дело. Рулетку, красные и черные столы обступают люди. Слышны лишь монотонные голоса крупье, звон золота, передвигаемого деревянными лопатками, и стук шарика, мечущегося в рулетке… Крупье — это либо толстые, чувственные бакланы, либо стервятники с запавшими щеками, либо подозрительные лисицы. На лицах мужчин, которые держат банк, подлая, чувственная и безграничная скупость только подчеркивает следы развратной молодости, проведенной за омерзительным занятием».

Тетка, зачитав вслух эту публикацию низким срывающимся голосом, подняла глаза и, вынув монокль, спросила:

— Надеюсь, теперь ясно, чего ты должна избегать?

Анцелла с трудом удержалась от смеха.

— Тетушка Эмили, вы, видно, запамятовали, что у меня нет денег. Как вы знаете, папа не оставил мне ни пенни. В моем распоряжении сто фунтов годовых, которые завещала мне бабка, и я уверяю вас: того, что остается от этой суммы, не хватит на азартные игры.

— Тебе нельзя пересекать порог этого развратного места. Понимаешь, Анцелла?

— Да, тетушка Эмили.

— Если тебя туда пригласят, ты обязана отказаться. Узнай дорогой епископ, что мою племянницу видели в Монте-Карло, он наверняка умер бы от стыда!

— Постараюсь не доводить его до этого, тетушка Эмили.

— Надеюсь, — ответила тетка.

Анцелла знала, что письмо, которое зачитала тетка Эмили, было написано много лет назад. Но она вспомнила, что совсем недавно на страницах «Таймс» было опубликовано письмо, также касающееся Монте-Карло.

В ее обязанности входило зачитывать отцу из газет все, что могло его заинтересовать, и сейчас она разыскала письмо из «Пэлл Мэлл газетт», в котором живущий в Ментоне врач писал:

«Много раз с глубокой болью я наблюдал, как опускают гробы пациентов, которые могли бы жить, если б их не увлек самый страшный из всех возбудителей — азарт… Изгнание этого кошмарного зла с прекрасного побережья Ривьеры наверняка принесло бы пользу нашим согражданам и приблизило ту минуту, когда на земле установится Царство небесное…»

— Какой вздор! — крикнул граф Медуин, когда она закончила.

В следующем письме, которое вслух прочитала Анцелла, ставился вопрос: «А что относительно самоубийств в Монако? Смерть регистрируют как следствие несчастного случая, хотя гораздо ближе к правде было бы сказать, что несчастные были убиты Монте-Карло».

— Наглое преувеличение! — буркнул граф.

— Но папа! — возразила Анцелла. — Во вчерашней «Таймс» я прочитала, что во французский парламент направлена петиция, подписанная четырьмя тысячами жителей и гостей Ривьеры. Они утверждают, что Монако превратилось в «гнездо разврата», и умоляют французское правительство закрыть казино.

— Что за люди! Им так и хочется лишить радости других! — взорвался граф. — К черту, я не понимаю, почему они не дают жить другим, если сами жить не умеют! Люди ведь вынуждены выкладывать деньги если не тем, то другим способом!

Он оставил эту тему, но Анцелла не в состоянии была обуздать собственное любопытство и постоянно думала о том, настолько ли страшен Монте-Карло, каким его описывают.

«Дейли ньюс» сообщала, что королева Виктория, король Италии и немецкая королевская семья хотели положить конец «фатальным последствиям такого ада, как Монако».

Но граф больше не желал ничего слушать.

Теперь мне самой представится случай убедиться во всем, думала Анцелла, когда поезд мчал ее сквозь ночь, приближая к тому, что она для собственного удовольствия обозначила словами «прекрасное и дурное».

Девушка была уверена, что лишь благодаря личному письму сэра Феликса доктору Гровзу едет первым, а не вторым, как ожидала, классом. Вот почему в ее распоряжении было спальное отделение с небольшой кроватью и комфортным умывальником. И, кроме того, ехала она одна.

Анцелла знала, что дамы из высшего общества берут с собой бархатные или полотняные покрывала, подушки, украшенные кружевами, коврики и прочие вещицы, обеспечивающие больший комфорт в пути. Помнила она и рассказы матери о том, как они путешествовали по Европе с отцом. Обычно они брали с собой прислугу, которая занималась багажом и подготовкой спальных отделений, а также заботилась о том, чтобы в поезде, на корабле или же в отеле все было сделано согласно их желаниям.

Муки совести не терзали Анцеллу, хотя путешествовала она с подобными удобствами впервые. Все ее сомнения остались в прошлом, когда доктор Гровз ответил, что пришел в восторг от предложения сэра Феликса направить к нему «госпожу Анцеллу Уинтон», сообщив при этом, что убедил княгиню платить ей франками из расчета сто пятьдесят фунтов в год.

— Целое состояние! — воскликнула Анцелла, когда сэр Феликс сказал ей об этом.

— У тебя будет возможность убедиться, что в самом богатом центре развлечений Европы этих денег тебе надолго не хватит, — предостерег он. — Анцелла, прошу тебя, будь осмотрительной и никогда не спеши выкладывать собственные деньги.

— Надеюсь, сумею вести себя как хорошо воспитанная прислуга, — рассмеялась Анцелла.

— Так помни же, что прислуга ожидает щедрой оплаты за свои услуги и никогда, ни при каких обстоятельствах не заглядывает в собственный карман.

— Буду помнить, — пообещала Анцелла.

Вместе с тем она посчитала, что, исходя из будущих заработков, может себе позволить купить пару платьев. Не будучи расточительной, она покупала их так, как это всегда делала ее мать, — со вкусом и разборчиво, благодаря чему ни один фунт не был потрачен зря.

Анцелла оговорила с сэром Феликсом, должна ли она ходить в трауре и не будет ли это неприятно ее хозяйке.

— Знаю Ривьеру по собственному опыту и считаю, что черный цвет в данном случае слишком строг и суров, — сказал сэр Феликс. — Вокруг тебя будет настоящий праздник красок, и тебе тоже захочется выглядеть соответствующе.

Найдя, что врач руководствуется здравым смыслом, Анцелла купила белое и светло-фиолетовое платья и взяла с собой лишь один черный вечерний туалет, который был приобретен вскоре после смерти матери. Это было скорее дорогое платье, чем скромное, и Анцелла одевала его крайне редко. Жаль, если она не сможет воспользоваться им хотя бы во время обедов в случае приглашения со стороны хозяйки. И вообще, как ее будут воспринимать: как квалифицированную, но все же прислугу, которая, по-видимому, питается отдельно, или ей найдется место за общим столом?