Она была так слепа, так бездумна, что практически повторила путь своей матери, даром что клялась себе никогда не совершать подобных ошибок. Она видела, как это все происходило: как буйным цветом расцвела любовь ее матери к лорду Дебюсси, когда он сделал ее своей любовницей, как она становилась все более и более зависимой от него, какое разочарование постигло ее, когда их сын родился бастардом, какую боль она испытала, когда после смерти леди Дебюсси маркиз потерял к ней всякий интерес, и когда в конечном счете осознала, что единственное, что в ней интересовало лорда Дебюсси, — это возможность заполучить сына, которого можно было бы выдать за законного наследника.

Кейт забыла о здравом смысле. С этим человеком все ее принципы, все, что она хранила в душе как святыню, растаяло как дым. Слава Богу, вчера поздно вечером выяснилось, что она не забеременела: не хватало только произвести на свет еще одного несчастного незаконнорожденного ребенка, который никогда не знал бы своего отца. Это был бы полный провал.

— Да, — ответила Кейт после долгой паузы. — Если бы я знала, кто вы, все было бы иначе. Вы знаете, я не глупа. Мне хватило бы ума не связываться с аристократом.

Гаррет — его светлость герцог — хотел дотронуться до нее, она попятилась. Он с грустью улыбнулся:

— Я вел себя как эгоист.

Стоя рядом с ним, Кейт смотрела на дома, на другой стороне улицы. В этот час так тихо, так спокойно. Сложно повеять, что через несколько часов улица наполнится утренней суетой и движением.

Она и рада была бы сердиться и дальше, но прекрасно отдавала себе отчет, что виноваты они оба.

— Вы пытались меня предупредить, но я предпочла не слушать, — сказала она в конце концов.

— Прости меня, Кейт.

— Я бы сама ни за что не догадалась, — негромко проговорила она.

Гаррет горько рассмеялся:

— Знаю. Я не похож на обычного герцога.

— Не похожи, — согласилась Кейт.

— Я другой. Я притягиваю к себе скандалы.

— Почему?

— Ватерлоо, — коротко ответил он. — Твой брат. И… все, что произошло после моего возвращения в Англию. Эти события навсегда изменили меня.

К лучшему? Кейт не стала спрашивать, уверенная, что тогда он скажет обратное.

Это она прекрасно понимала. Наверняка до Ватерлоо — и Уилли — в глазах Гаррета не отражалась такая боль, как сейчас.

— Я еще кое-чего не сказал тебе, — отрывисто произнес Гаррет. — Когда я говорил, что между нами ничего не может быть, я имел в виду не пропасть между твоим и моим социальным положением.

Кейт покосилась на него:

— Знаю, ты солгал насчет своей жены. Леди Ребекка упоминала свою невестку, ее зовут Софи:

У него на скулах заходили желваки.

— Я уже не женат, Кейт.

Слезы подступили к ее глазам.

— Ваша светлость, вам незачем больше лгать. Если вы на самом деле собираетесь взять меня с собой в Колтон-Хаус, я все равно узнаю правду рано или поздно.

Она проглотила ком в горле и уставилась на пустынную улицу. Очертания домов и деревьев становились все более и более отчетливыми — приближался рассвет. Кейт собралась с силами, ожидая, что он ответит ей.

— Софи больше не моя жена. В прошлом месяце завершился наш развод.

Его слова эхом отдавались у нее в ушах.

— Развод? — тупо повторила Кейт.

— Именно. Парламент объявил наш брак расторгнутым.

— Но почему? — выдохнула Кейт.

Гаррет уже давал ей понять, какие чувства испытывает к Софи, — когда позволил Кейт думать, что она умерла. А кроме лютой ненависти, Кейт не видела иной причины для такого жестокого разрыва, как развод.

— Она полюбила… другого.

Кейт удивленно уставилась на него. Гаррет побледнел. И лицо его в предрассветном полумраке сделалось жестким. Но разве возможно, чтобы женщина, которой Гаррет отдал свою любовь, могла влюбиться в кого-то другого? Софи, должно быть, самая глупая женщина на свете.

— Вернувшись из Бельгии, я понял, что потерял ее. Считая меня мертвым, она вышла замуж за моего кузена Тристана. Я пытался вернуть ее законными средствами, — он вздохнул, — но этому не суждено было случиться. Мы оба слишком сильно изменились, а вернуться в прошлое невозможно.

— Но как тебе удалось развестись? — прошептала Кейт.

Он прислонился к столбу и посмотрел на улицу.

— Я поговорил с адвокатами, объяснил им, что требуется, и предоставил им полную свободу действий. Чтобы парламент пропустил проект о моем разводе, мой адвокат первым делом подал в суд на Тристана. — Он усмехнулся. — Это был фарс. Его признали виновным в прелюбодеянии с моей женой и обязали выплатить гигантскую компенсацию.

— А почему же фарс?

Гаррет невесело улыбнулся:

— От меня не было вестей семь лет, меня официально признали погибшим. Подобный иск против человека, который действовал из самых чистых побуждений, — полнейший абсурд. Однако когда я вернулся в Лондон и брак Софи и Тристана аннулировали… — Он вздохнул. — Они спали вместе, когда Софи была официально моей женой. Нашлись свидетели, и так как Тристан даже не пытался защищаться, он проиграл.

— Но если ты сам считал, что иск не имеет под собой оснований, зачем продвигал это дело?

— Это было необходимо, чтобы Софи, в конце концов, получила желаемое.

— И чего она желала?

— Развода. Хотела быть законной женой Тристана. — Гаррет смотрел прямо перед собой. — Потом я подал в суд на Софи, требуя раздельного проживания с ней — на основании супружеской неверности. Еще один фарс.

— Для того же самого?

Гаррет кивнул:

— Да. И еще для того, чтобы общественность приняла в этом деле сторону Софи и Тристана. Они стали героями истории о потерянной любви, и люди жаждали, чтобы они вновь воссоединились. Суды хотели поскорее отделаться от этого вопроса, и когда я подал петицию в парламент, развод был объявлен очень быстро. Мой билль могли бы и не пропустить — на основании сговора между мной и Софи, — однако никто не стал свидетельствовать об этом. Большая часть членов парламента — друзья Тристана, так что билль пропустили через три недели после подачи. Софи вышла замуж за Тристана во второй раз незадолго до моего отъезда из Лондона.

Кейт вздрогнула. Он не говорил прямо, но это причиняло ему боль.

— Все закончилось, — тихо сказала она.

— Да.

— И мы здесь.

— Да.

Несколько минут они просто молчали, глядя, как солнечные лучи набирают силу и пробиваются сквозь тонкую пелену облаков. В конце концов Гаррет повернулся к Кейт:

— Я тебя тут не оставлю. В Кенилуорте небезопасно для тебя. Твоя мать… — Он умолк, но и без слов было понятно, что он собирался сказать: «Твоя мать винит тебя в смерти Уилли». Или: «Твоя мать совсем спятила». — Здесь опасно. Я хочу, чтобы ты поехала в Колтон-Хаус вместе со мной, хотя бы на время, пока все не устаканится. Я гарантирую, что там ты будешь в безопасности. Понимаю, ты, наверное, презираешь меня за то, что я лгал тебе, — его голос смягчился, — и за то, что случилось с твоим братом.

— Нет. — Кейт покачала головой. — Нет. Я никогда не смогу тебя презирать. Ты, собственно, и не врал мне, ничего не обещал, честно предупредил, что будущего у нас нет. А что до Уилли…

«Он заслужил такую судьбу». Кейт не могла произнести этого вслух, уверенная, что Господь поразит ее громом на месте, но она так думала, и с этим ничего нельзя было поделать.

— Мне жаль, Кейт, — тихо сказал Гаррет. — Жаль, что все так обернулось.

Она склонила голову. Ей тоже было жаль.

Глава 11

Кейт сидела напротив леди Ребекки в карете, которую нанял Гаррет, чтобы добраться до Колтон-Хауса. Они задержались в Кенилуорте еще на целых три дня. Кейт и леди Ребекка все это время провели в гостинице, пытаясь прийти в себя после случившегося, а Гаррет улаживал дела. Он позаботился о долгах Уилли, проследил затем, чтобы одежду и книги леди Ребекки упаковали и приготовили к путешествию, нанял слуг и экипаж для поездки в Йоркшир, сообщил родным Берти о его кончине, организовал похороны Уилли и Берти, снабдил мать Кейт деньгами, пригласил доктора для Реджинальда, послал констеблей арестовать и Джона, и мистера Хейса. Он даже заказал новую пилку для часовщика, мистера Гвинна.

В конце концов они отправились в путь: леди Ребекка и Кейт ехали вместе с Реджи в карете, а Гаррет скакал на лошади рядом. Леди Ребекка и Кейт за весь день едва перекинусь парой слов. Обе глубоко погрузились в раздумья. Все их разговоры вертелись вокруг того, как поудобнее устроить Реджи, у которого от тряски усилился кашель.

Шел второй день путешествия. Кейт, подперев щеку кулаком, смотрела в окно на пейзаж в осенних тонах. Она на слух отличала стук копыт лошади Гаррета и лошадей, тащивших их карету. Знание, что он рядом, успокаивало ее.

Она никогда не призналась бы в этом себе, а тем более Гаррету, но в его присутствии она чувствовала себя в безопасности. Рядом с ним ее сердце колотилось быстрее, а по телу разливалось тепло.

Прошлой ночью, на почтовой станции, он спал в соседней комнате от них. Когда леди Ребекка заснула, Кейт прижала руку к стене и стала представлять себе Гаррета, как он лежит там, с обнаженным бронзовым торсом, лежит так близко…

Сколько Кейт ни старалась занимать мысли чем-нибудь другим, они постоянно возвращались к той ночи в подземелье. Она живо вспоминала ощущение его могучего, сильного тела, как нежно он ласкал ее… Он не просто переспал с ней. Он занимался с ней любовью.

Категорически нельзя допустить, чтобы это повторилось. Кейт вновь и вновь твердила себе, что плотские отношения между представителями их классов всегда очень сложные и неизбежно приносят горе и страдание. Однако это знание ничуть не ослабляло диких желаний, зревших в ней.

Леди Ребекка, сидевшая напротив, глубоко вздохнула:

— Сегодня утром я говорила с Гарретом. О тебе. О твоем будущем с нами.

Кейт взглянула сначала на Реджи, который задремал у нее на коленях, потом на леди Ребекку.

— Я рассказала ему, как добра ты была ко мне в Кенилуорте. — Леди Ребекка вздохнула. — Кейт, ты теперь моя сестра, и это правда. Я была замужем за твоим братом, и это дает тебе определенный статус в обществе, ты понимаешь?

Кейт отвернулась к окну.

— Нет нужды переделывать меня в леди, правда. В любом случае это невозможно. Мать говорила, что я на леди похожа не больше, чем вода на масло.

— И все же она дала тебе образование.

— Она пыталась.

— И Гаррет говорил за завтраком, что ты не такого уж простого происхождения. Твоя мать сама принадлежала к высшему свету — до того как убежала с твоим отцом. Твой прапрадед носил титул барона. Твой дальний родственник — сэр Торнтон Хауэлл из Бирмингема. А твой брат — сын маркиза.

— Реджи незаконнорожденный.

Леди Ребекка пожала плечами:

— Однако кровь маркиза сама по себе дорогого стоит. И то, что он рожден вне брака, не должно обрекать его на жизнь слуги. Вы не должны расплачиваться за грехи своей матери. Если бы ваша мать вышла замуж за человека своего круга, ты тоже была бы леди.

— Если бы она вышла замуж за человека своего круга, меня бы вообще не существовало, — ответила Кейт и поморщилась: так очевидно в ее словах звучала горечь.

— Тем не менее, — негромко сказала леди Ребекка, — ты понимаешь, куда я клоню?

— Не совсем, — пожала плечами Кейт. — Извините.

По правде говоря, сколько бы она ни пыталась представить свое будущее, оно казалось ей призрачным, размытым. Разве могла она представить себе жизнь рядом с герцогом и его сестрой? Герцогом, который убил ее родного брата. Герцогом, по которому она сходила с ума.

Ее мир ограничивался Дебюсси-Мэнором, недолгими вылазками в Кенилуорт и еще более редкими — в Уорик. Для нее Йоркшир был таким же далеким и загадочным, как Древняя Греция. Как Олимп.

Безнадежно. Кейт снова покачала головой:

— Он и я — мы оба хотим принять тебя в Колтон-Хаусе как гостью. Как мою сестру.

У Кейт в груди все сжалось. Подумать только: она, в своем унылом коричневом платье, в гостях у герцога! Будет скандал. Это скомпрометирует леди Ребекку и ее семью. Нет, так нельзя.

Кейт облизнула губы.

— Это потому, что его светлость чувствует себя виноватым в том, что случилось? Он думает, что таким образом возместит нам с Реджи потерю брата?

Одному Богу известно, как ей не хотелось становиться обузой, принимать милостыню. Однако, нравится ей это или нет, именно так и обстоит дело.

— Нет, я так не думаю. — Леди Ребекка замолчала, обдумывая свои слова. — Ну может быть, лишь отчасти. Он очень сожалеет, что причинил тебе боль. Но я тоже чувствую себя виноватой. Я тебя почти не замечала, Кейт. Не сумела разглядеть, какая ты на самом деле.