Когда приехал Тристан, также подавленный смертью родителей, что-то проскочило между ними — какая-то волшебная искра. Она вернула дыхание жизни этому дому. Гаррет и Тристан друг в друге обрели любовь и поддержку, которых не получали от взрослых.

А потом они познакомились с Софи. Поначалу они видели ее только в церкви по воскресеньям, но потом тетя Бертрис сдружилась с ее матерью, и они стали встречаться чаще. Она жила в двух милях от Колтон-Хауса, и ее родители, любящая пара, не запрещали ей бегать по округе с Гарретом и Тристаном. Несомненно, они надеялись, что когда-нибудь Софи выйдет замуж за одного из них. И вряд ли предвидели то, что она выйдет за обоих, усмехнулся про себя Гаррет.

В детстве Гаррет, Тристан и Софи провели много счастливых дней в Колтон-Хаусе, особенное раздолье им было весной и летом, когда отец Гаррета и тетя Бертрис отправлялись в Лондон и только слуги пытались урезонить детвору.

Проходя мимо двери в комнату Ребекки, Гаррет замедлил шаг. Его сводная сестра родилась гораздо позже, когда он учился в Итоне, и разница в возрасте вместе с расстоянием помешали им сблизиться. Однако по какой-то неведомой ему причине она питала к нему сильнейшую сестринскую привязанность — той ночью в Дебюсси-Мэноре Ребекка это доказала.

Он винил в ее страданиях себя. Она была так юна, так наивна, а он — слишком сосредоточен на себе и Софи, и потому не уберег ее.

Ему многое нужно исправить. Он хотел сблизиться с ней, защитить ее, заботиться о ней столько, сколько потребуется.

Дальше по коридору располагалась дверь в кремовую комнату. Там спала Кейт. Гаррет остановился у двери и прижал ладонь к крашеному дереву. Внутри стояла тишина.

Кейт. Что-то в груди притягивало его к ней.

За последние несколько дней она очень изменилась, стала непроницаемой, вежливой. Но закрытой, как слуги, которые все время после возвращения из Бельгии смущали его. Она так отличалась от той девушки, которую он встретил у пруда. Девушки, которая думала, что он явился прямиком с Олимпа.

Он скучал по ней.

И все же она поступала правильно, отталкивая его. Слишком многое стояло между ними, а он ничего не мог ей предложить.

Нет, это ложь. Он мог предложить ей кое-что — себя самого. И плевать он хотел на то, что он герцог, а она дочка домоправительницы. Впрочем, у нее на этот счет имелось другое мнение. Своей отстраненностью она показывала, что пропасть между их социальными статусами слишком широка для нее — не перешагнуть.

Ему нужно каким-то образом выстроить мост через эту пропасть. Он ненавидел эту странную разлуку с ней. Она выпивала соки из какой-то его части, из той самой, которую сама же и вернула к жизни в Кенилуорте. Он хотел заполучить эту драгоценность обратно.

В этот самый момент за его спиной отворилась дверь кремовой комнаты, и Гаррет отпрянул в сторону, словно обжегшись. В проеме двери появилась Ребекка, одетая в одну только ночную рубашку, специально переделанную так, чтобы ее удобно было носить с перевязью. Надевать халат в ее положении было бы слишком мучительно и неудобно.

Последние дни Ребекка провела, одурманенная болью и опиумной настойкой, но рука ее заживала прекрасно. После того как четыре дня назад доктор наложил шину ей на руку, она быстро пошла на поправку.

— Гаррет? — Бекки замерла на пороге, удивленно приподняв темные брови.

— Мне не спится, — тихо пояснил он, не желая разбудить Кейт и Реджинальда.

И хоть ему и хотелось повернуться и покинуть «место происшествия», он не двигался. Ведь это было бы бегством, а его сестре между тем, может быть, что-то нужно.

— Тебе чего-нибудь принести? Боль не дает спать? Почему ты не позвала горничную?

— Я просто… предпочитаю быть одна. Я собиралась в библиотеку. — Она улыбнулась. — Я дочитала книгу, и мне нужна новая. У меня совсем режим сбился, — неловко пояснила она, отводя глаза. — Весь день сплю, а ночью читаю.

— Наверное, это из-за опиума.

Она задумалась.

— А может, я просто с трудом привыкаю… — Она посмотрела ему в глаза. — К дому и к тому, что я одна.

— Конечно. Я понимаю.

— В любом случае днем болит сильнее. — Она указана на свою руку. — Мне тогда нужен опиум.

Она выглядела очень рассудительной, и глаза ее прояснились, серебристая поволока туманящей мозг боли ушла.

— Ты уверена, что все в порядке?

Она кивнула.

— Тогда я тебя оставлю. Ты знаешь, где меня искать, если тебе что-то понадобится.

Ребекка покосилась на дверь в комнату Кейт.

— У меня в спальне, — с нажимом сказал он.

— Разумеется, Гаррет. У тебя в спальне, где же еще? — Ребекка бросила на него невинный взгляд.


— Едут, ваша светлость!

Гаррет вскочил. Сердце громко стучало в груди. Его дочь здесь! Он не видел ее два месяца.

— Далеко?

— Они уже на подъездной дорожке, сэр, — ответил лакей.

Гаррет прошел мимо лакея и вышел в просторную переднюю с позолотой на лепнине и мебелью в восточном стиле. Он отворил парадные двери как раз в тот момент, когда карета остановилась у крыльца. Перепрыгивая через две ступеньки, он сбежал вниз. Дверь кареты распахнулась, и дочка бросилась ему на шею:

— Папа!

Он поцеловал ее в светлую макушку.

— Миранда, дорогая моя!

Малышка крепко обняла его.

— Я так по тебе соскучилась, папочка! — Она взглянула на него огромными голубыми глазами. — Дорога была ужасная, все время шел дождь, а сегодня светит солнышко — это потому, что мир счастлив и я вместе с ним.

— И я тоже очень счастлив. Очень.

Как обычно, в присутствии дочери на него снизошло удивительное спокойствие. Он был очень рад, что Софи отпустила ее на несколько месяцев пожить у него. А на Рождество Софи и Тристан приедут сами.

Лакей помог мисс Далворти, гувернантке Миранды, и ее служанке выйти из кареты. Обе женщины сделали реверанс и поздоровались с Гарретом.

Порыв холодного ветра взъерошил ему волосы, Миранда задрожала. Гаррет взял ее за руку и повел вверх по лестнице. Ему не терпелось познакомить ее с гостями. Он не сомневался, что на Реджинальда близость Миранды подействует так же целительно, как и на него самого.

— Пойдем, Миранда, я хочу тебя кое с кем познакомить, — сказал он, подводя ее к двери.

Дверь в спальню Бекки отворилась. Кейт подумала, что это Реджи вернулся из детской с новой книжкой, но она ошиблась: пришла тетя Бертрис.

Кейт застыла. Зашуршали страницы: Бекки закрыла книгу, которую читала Кейт вслух, — «Права человека» Томаса Пейна, — и отложила ее в сторону.

Бекки заверила Кейт, что тетя Бертрис одинаково бесцеремонно ведет себя со всеми, но даже теперь, по прошествии нескольких дней, Кейт все еще было не по себе под холодным взглядом пожилой леди.

Хуже того, эта женщина, казалось, видит Кейт насквозь, знает все ее секреты. Она уставилась на Кейт, которая встала с розового кресла. Кейт дали поносить зеленое платье, и ткань его зашуршала сейчас. Кейт сосредоточенно разгладила юбки. Это платье она надевала каждый день, и хотя оно было слишком широким в талии, ничего другого, что подходило бы ей более-менее прилично, во всем доме не нашлось. Старое коричневое платье ее погибло, залитое кровью. Бекки хотела одолжить Кейт что-нибудь из своего гардероба, однако все платья были ей коротковаты. Слава Богу, у одной из горничных нашлось платье, которое не открывало лодыжки Кейт. Она сделала реверанс:

— Добрый день, леди Бертрис.

Пожилая леди склонила голову набок и обратилась к Бекки:

— Как твоя рука, Ребекка?

— Лучше. — Бекки посмотрела на руку с наложенной шиной, которую поддерживали несколько пышных подушек. — Доктор сказал, что я сегодня могу поужинать вместе со всеми, если буду беречь руку.

— Прекрасно. — Леди Бертрис властным жестом указала на тяжелое деревянное кресло, обтянутое розовым бархатом. Служанка, следовавшая за ней по пятам, поспешила передвинуть кресло к кровати Бекки. Но кресло было большое и тяжелое, а девушка — маленькая и хрупкая, и как она ни пыталась, ей не удавалось сдвинуть его с места.

Кейт поймала себя на том, что кусает губы, и тут же прекратила это занятие. Как поступить? Девушке одной не справиться, но леди Бертрис ей помогать точно не станет. И Бекки, даже будь она здоровой, не стала бы помогать тоже.

Остается Кейт. Однако Бекки наверняка подумает, что двигать кресла — это ниже ее достоинства, а леди Бертрис получит еще один повод смотреть на Кейт свысока.

Кейт вздохнула. Девушке нужна помощь, и она не станет просто сидеть и безучастно смотреть, как бедняжка надрывается и с каждой секундой ставит себя в более и более неудобное положение. Грубо и даже жестоко было бы не помочь ей.

Кейт встала и, чувствуя на себе взгляды Бекки и тети Бертрис, пересекла комнату.

— Постой, я тебе помогу.

— Спасибо, мисс, — пискнула служанка.

Вместе они сумели-таки передвинуть кресло поближе к кровати Бекки. Однако в комнате было жарко натоплено — как велел доктор, — и от физических усилий на лбу Кейт выступили бисеринки пота. Она хотела потихоньку стереть их тыльной стороной ладони, но тут же встретилась взглядом с леди Бертрис. Та смотрела непроницаемо-холодно.

Служанка испарилась, и леди Бертрис, сопровождаемая шорохом пышных юбок, погрузилась в кресло.

Кейт молча обошла вокруг кровати, взяла вязанье и уселась с противоположной стороны. Она прекрасно знала, о чем они думают. Странно и неприемлемо помогать служанке. А вспотеть в процессе — вообще недопустимо!

Ну что ж, она уже говорила Бекки, что леди из нее не получится. Может, теперь та наконец поверит.

Внезапно у Кейт защипало в глазах от чувств. Если бы она только могла стать леди, ради матери, ради Бекки. Но сильнее всего она хотела этого, чтобы составить конкуренцию прекрасной Софи. Была бы она тогда достойна Гаррета?

Кейт отогнала эту мысль и продолжила вязать чулок для Реджи. Зачем напрасно себя мучить?

Она так скучала по Гаррету. Быть так близко к нему и не иметь возможности выразить свои истинные чувства — это пытка, которая сводит с ума.

Леди Бертрис перевела взгляд с нее на Бекки.

— Сегодня мы получили несколько писем из Лондона, Ребекка.

Бекки тихо застонала:

— Я бы предпочла не знать, что в них написано. — Почему же?

Бекки покраснела и посмотрела на Кейт. Та улыбнулась, желая ей стойкости. Ясно же, что никто из родственников Бекки не станет писать ей грубостей.

Служанка как по мановению волшебной палочки снова появилась подле леди Бертрис. На этот раз в руках у нее был серебряный поднос, заваленный письмами.

Бекки в тревоге взирала на внушительную груду.

— От кого они?

— От всех. — Леди Бертрис подняла царственную руку и взяла верхнее письмо, развернула его.

— Что ж, неудивительно, что в первые дни после моего возвращения я почти тебя не видела. Ты писала письма в Лондон всем подряд.

Леди Бертрис поджала губы:

— Не всем подряд, только избранным членам семьи и друзьям, которые с нетерпением ждали новостей о тебе и твоем брате. В любом случае, Ребекка, мне незачем было сидеть у твоей постели все эти дни. Ты либо спала, одурманенная опиумом, либо была невменяема от боли.

— Не важно, тетя, потому что ты была мне не нужна. Все эти часы со мной провела Кейт.

Леди Бертрис бросила враждебный взгляд на Кейт:

— Ну, она вполне могла бы заняться и чем-нибудь другим, более полезным.

Бекки взяла Кейт за руку здоровой рукой, и Кейт испытала огромную благодарность за этот простой жест поддержки. Они вдвоем повернулись к тете Бертрис.

— Сомневаюсь. — Бекки еще крепче сжала пальцы Кейт. — Ее присутствие очень меня утешало.

Леди Бертрис пожала плечами:

— Никогда не понимала таких фривольных сантиментов. — Она посмотрела на письмо, что держала на коленях. — Это от графини Харпсфорд.

Бекки негромко застонала.

— Очень хорошо. — Леди Бертрис, не глядя, властным жестом подняла руку, и служанка моментально подала серебряный поднос. Ищущие пальцы леди Бертрис выхватили из вороха следующее письмо. Она поглядела на него. — А вот это от Софи. Я узнаю ее почерк.

У Кейт сердце сжалось при упоминании о бывшей жене Гаррета.

— О Боже, — воскликнула Бекки, — она, должно быть, теперь меня ненавидит!

— Ах, будет тебе! Не ненавидит, — возразила леди Бертрис.

— А ей следовало бы — после всего, что я натворила. Из-за меня она чуть не погибла. Гаррет рассказал, что Уильям стрелял в нее, и она едва не истекла кровью. А все потому, что я не поверила ей, когда она пыталась предостеречь меня от побега.

Кейт сжала пальцы Бекки и попыталась изобразить обнадеживающую улыбку. Ей не следовало винить себя в грехах брата, однако каждый раз, когда заговаривали о его злодеяниях, это ранило ее в самое сердце.