— Я знаю Софи с раннего детства. Уж поверь мне — она не винит тебя в том, что содеял Уильям Фиск. — Леди Бертрис со значением покосилась на Кейт.

— А в том, что я сама сделала?

— Думаю, за свои грехи ты уже расплатилась сполна, — сказала леди Бертрис. — Ты четыре месяцы мучилась замужем за ним, у тебя на глазах брат убил твоего мужа, а потом ты пострадала в этом ужасном инциденте с каретой. Вспомни, Ребекка, мы не католики. Мы не хандрим, придавленные ощущением вины, и не ищем себе искуплений, которые как-то притупили бы это чувство.

— Но что, если мы действительно сожалеем о каких-то поступках, о том, что мы изменили бы, будь у нас такая возможность?

Кейт опустила голову и уставилась на свое вязанье. Второй чулок у Реджи получается уже гораздо длиннее первого. Но что еще ей делать? Надо чем-то занять себя, чтобы не влезть в их разговор. Леди Бертрис явно не хотела, чтобы Кейт открывала рот.

А между тем Кейт была в полушаге от того, чтобы это сделать.

— Слишком поздно, — отрезала леди Бертрис. — Время движется вперед, а не вспять, и тебе следует сделать то же самое.

— Я попробую, тетя, правда. — Бекки вздохнула и кивнула леди Бертрис: — Пожалуйста, прочти письмо Софи.

— Хорошо. — Леди Бертрис водрузила очки на нос и поднесла письмо поближе к глазам, но едва собралась начать, как дверь отворилась. На пороге стоял Реджи. Он замялся и неуверенно посмотрел на леди Бертрис. Радом с ней он чувствовал себя так же неловко, как и Кейт.

Пожилая леди раздраженно вздохнула и взглянула на Ребекку поверх письма:

— Ребекка, скажи мне, обязательно, чтобы этот ребенок топтался тут целый день?

Вопрос, хоть формально и обращенный к Бекки, явно предназначался Кейт.

Бекки пожала здоровым плечом:

— Он предпочитает быть рядом с Кейт. К тому же с тех пор, как приехала Миранда, его здесь почти не видно.

Леди Бертрис устремила на Кейт холодный взгляд:

— Зачем вы держите ребенка взаперти в душной комнате? Почему не даете ему бегать по улице и делать все то, что обычно делают мальчишки?

— Реджи легко простужается и очень быстро устает, — произнесла Кейт. Надо же, какой спокойный у нее голос… — Он не привык быть на улице. — Она перевела взгляд на Реджи, который все еще маячил на пороге. — Реджи, в чем дело?

— Леди Миранда и мисс Далворти пригласили меня поиграть с ними в детской. Можно мне пойти?

Кейт нахмурилась. Он влюбился в юную леди Миранду, только увидел ее. Впрочем, Кейт она нравилась не меньше, Миранда была прелестной девочкой, очень умной и развитой не по годам.

Кейт поняла Реджи с первого взгляда. И все же ей казалось неправильным, что ее брат играет в детской, предназначенной для герцогских детей, с дочерью герцога. Ей не хотелось, чтобы кто-то решил, будто она навязывает им малыша, поэтому она старалась держать его поближе к себе.

И все же она совсем не хотела, чтобы Реджи сейчас находился в спальне Бекки, под пристальным взором леди Бертрис. А Миранда и мисс Далворти будут к нему добры.

— Хорошо, — согласилась Кейт. — Но только веди себя хорошо.

— Да, Кэтти.

— А если станет трудно дышать, сразу же иди ко мне.

— Или пошли за ней служанку, — вставила Бекки.

Реджи перевел взгляд с Кейт на Бекки и серьезно кивнул.

Кейт улыбнулась:

— Ну, иди.

Он умчался прочь, и Кейт еще несколько мгновений смотрела на закрывшуюся дверь. Он стал передвигаться гораздо быстрее, а в лице появилось больше краски. С тех пор как они приехали в Колтон-Хаус, она не видела у него синих губ. Возможно, помогает лекарство, которое выписал ему доктор Барнард, но Кейт склонялась к тому, что воздух Йоркшира оказался для него целительным. А может, Гаррет и его семья подействовали на него таким образом.

Кейт отвернулась от двери с легкой улыбкой на губах.

Леди Бертрис нахмурилась и перевела взгляд с нее на дверь и обратно.

— Родственники Уильяма Фиска. — Она театрально вздохнула. — Есть некоторые вещи в мире, которых мне никогда не понять, но раз Ребекка настаивает…

— Настаиваю, — перебила ее Бекки. — Пойми, тетя Бертрис, Кейт и Реджи совсем не такие, как Уильям.

Леди Бертрис изогнула бровь, и Кейт покраснела.

— Как ты можешь быть уверена? Ты же знаешь, он всех нас одурачил, а тебя в особенности. Ты была юной и наивной, замкнутой…

— Я уже не такая, тетя. Уже нет. А Кейт и Реджинальд теперь члены моей семьи.

Кейт прожигала взглядом свое вязанье. Наверное, она уже пунцового цвета. Бекки и леди Бертрис говорили о ней и Реджи так, словно ее вовсе не было в комнате. Ей следовало бы что-то сказать.

Она медленно перевела взгляд на леди Бертрис:

— Леди Ребекка и его светлость были к нам очень добры, возможно, более, чем мы того заслуживаем…

Леди Бертрис удовлетворенно хмыкнула.

— Но не стоит заблуждаться насчет того, — продолжила Кейт, — что кто-то из нас может причинить вам такую боль, как наш брат. Во всем белом свете вы не сыщете души чище и добрее, чем у Реджи. А что касается меня, — она сделала глубокий вдох и посмотрела леди Бертрис в глаза — серые прищуренные глаза, — я делаю все возможное.

Ей нужно на воздух. Кейт подчеркнуто аккуратно отложила вязанье, встала и разгладила юбки плохо сидящего платья.

— Прошу меня извинить, леди Бертрис. Леди Ребекка. Я хотела бы прогуляться.

Бекки улыбнулась ей, и Кейт с удивлением поняла, что это улыбка гордости.

— Прекрасно, Кейт, — сказала Бекки. — Тогда увидимся, когда прибудет портниха.

Кейт кивнула и напряженно сделала реверанс леди Бертрис.

— Я в огромном долгу перед леди Ребеккой и его светлостью. И я вам обещаю: я жизни не пожалею, чтобы их уберечь.

Закрывая за собой дверь, Кейт услышала, как Бекки негромко сказала:

— Знаешь, она ведь уже это сделала.

Глава 14

Гаррет сидел за столом в библиотеке. Это помещение с темной мебелью красного дерева и красно-коричневыми коврами, наполненное запахом старых книг, очень быстро превратилось в его личное убежище — как кабинет в его лондонском доме.

Несколько часов в день он проводил с дочерью. Они читали вместе. Миранда увлекалась Шекспиром. Сейчас они читали по ролям «Комедию ошибок», Миранда хохотала до слез.

Иногда они гуляли по поместью. Миранда, будучи в высшей степени утонченной юной леди, удивляла его своими познаниями в ботанике, даже самые малоизвестные растения в саду были ей знакомы. Она убедила его съездить с визитом к нескольким соседям. Гаррет понимал, что это не доставит ему особого удовольствия, однако присутствие дочери скрасит напряженные часы.

Он был очень занят. Столько нужно сделать, столько всего проконтролировать.

На его землях в Йоркшире располагалось несколько каменоломен, и там недавно произошла смена руководства. Гаррет, в последние месяцы занятый только возвращением власти, которую невольно отнял у него Тристан, и преследованием Уильяма Фиска, презрел свои обязательства перед каменоломнями и рабочими. Он твердо вознамерился загладить этот промах, но до сих пор никак не мог уделить, этому вопросу достаточно внимания. Его отвлекала даже не Кейт — сама она продолжала его избегать, — а мысли о ней.

Он вытащил из кармана письмо, развернул его и в очередной раз перечитал.

«Его светлости герцогу Колтону.

Простите, что пишу Вам, но при сложившихся обстоятельствах я считаю это необходимым, и мне больше не к кому обратиться.

Я служу у мистера Уильяма Фиска, женатого на Вашей сестре, леди Ребекке. Обстоятельства, сопровождавшие их женитьбу, стали мне известны — хоть и не по вине леди Ребекки. Наверняка Вы сердитесь на нее, Ваша светлость, и правильно делаете, однако она полностью признала свою ошибку и единственное ее желание — это примириться с Вами и другими членами Вашей семьи, хотя с Вами в первую очередь.

Я не уверена, стоит ли писать то, что я намерена сказать Вам дальше, Ваша светлость, но иного выбора у меня нет. Я виновата, я предаю доверие моего нанимателя, но поймите, что единственная моя забота — это моя госпожа и ее благополучие. И, взвешивая это предательство, с одной стороны, и его альтернативу — с другой, я прихожу к выводу, что лучше мне остаться недобросовестной и своевольной служанкой и столкнуться с последствиями этого, нежели просто промолчать и сохранить все в тайне.

Ваша светлость, правда такова, что, несмотря на то что их браку всего несколько месяцев, мистер Фиск ищет развлечений на стороне, а леди Ребекка абсолютно раздавлена, не только тем, что муж потерял к ней интерес, но также и всеобъемлющим чувством вины за то горе, которое она причинила своей семье.

И если у Вас осталось хоть немного теплых чувств к сестре или ее мужу, заклинаю Вас, приезжайте в Кенилуорт и поговорите с обеими сторонами. Я прошу Вас убедить мистера Фиска дать леди Ребекке то уважение и внимание, какого она заслуживает, потому что она очень хрупка и уязвима. Ваша светлость, и я опасаюсь за ее благополучие. На самом деле.

Искренне Ваша, К.Ф.».

Она написала это письмо, еще не зная, кто он такой. Прекрасная, смелая, верная Кейт.

Он скучал по ней. Его тело изнывало без нее.

Гаррет встал, подошел к окну и отодвинул тяжелые занавеси из темного дамаста. Стоял ясный осенний день, пожалуй, даже не по сезону теплый. Дул нежный ветерок, и листва на живой изгороди в задней части сада трепетала.

Созданные знаменитым Капабилити Брауном при жизни деда, сады Колтон-Хауса поражали своими размерами и пышностью. В зависимости от времени года они окрашивались то насыщенно-красным, то зеленым, то коричневым: Южный сад был разбит вокруг восьмиугольной беседки, выстроенной в стиле древнеримского храма. Радиальные дорожки разбегались от этого центра.

Движение в беседке привлекло внимание Гаррета. Это Кейт, сложив руки за спиной, спустилась по ступенькам и пошла по одной из дорожек. Она шла медленно, часто останавливаясь, чтобы осмотреться. На ней не было шляпки, темное пальто заканчивалось аккурат под коленями, и из-под него виднелись бледно-зеленые юбки. Это бледно-зеленое платье она носила с момента их приезда в Колтон-Хаус. Наверное, его дала ей одна из служанок.

Несколько секунд он просто смотрел на нее, а потом развернулся и на ходу сунул письмо в карман жилета. Он жаждал быть рядом с ней и мог сопротивляться этому желанию не больше, чем желанию дышать. Он бегом спустился вниз, и порывисто сунул руки в рукава пальто. Дженкинс, пожилой дворецкий, ни слова не сказал, когда Гаррет выхватил у него из морщинистых рук перчатки и отверг предложенную шляпу. Однако Дженкинс чуть-чуть изогнул бровь — невиданно сильная реакция для дворецкого, известного своей сдержанностью.

Не обращая на него внимания, Гаррет вышел через заднюю дверь, позволив двери хлопнуть за спиной. Через кованую калитку он поспешил в сад.

Когда он ее видел, она гуляла среди хризантем. В этом году они поздно зацвели и окружили гибкую фигуру Кейт целой радугой цветов. Гаррет повернул за угол.

А вот и она. Звук его шагов по гравийной дорожке привлек внимание, и она обернулась. В мгновение ока удивление на ее лице сменилось холодным равнодушием, она снова сделалась непроницаемой.

— Добрый день. — Гаррет заставил себя замедлить шаг, хотя ему страстно хотелось подбежать к ней, заключить в объятия и целовать, целовать, целовать, пока она снова не открылась бы ему, пока ее лицо не стало бы таким же живым и открытым, как в первый вечер у пруда возле замка Кенилуорт.

Кейт поклонилась ему и сделала реверанс:

— Ваша светлость. — Ее глаза метнулись из стороны в сторону: взглядом она искал кого-нибудь еще, может быть, спасителя. Она не хотела оставаться с ним наедине.

Разве мог он винить ее за это? Это его дом, его земля. Она живет под его покровительством. В его руках сосредоточена вся власть, а у нее… По ее мнению, у нее ничего нет. Он лев, а она мышка. Он может потребовать от нее всего, что пожелает, а ей негде будет искать спасения.

Если бы только Кейт знала, какой властью над ним обладает!

— Кейт.

Она не смотрела на него.

— Я просто гуляла, осматривала поместье. Здесь очень красиво.

— Да, — согласился он. — Погуляй со мной.

Это не был вопрос. Слова прозвучали как приказ. Он не дал ей иного выбора, кроме как подчиниться, но не потому, что замышлял что-то дурное. Просто он боялся, что она откажет ему.

— Ваша светлость. — Ее лицо и тон сделались напряженными, и он едва не пожалел о своем приказе. Однако все сомнения развеялись, когда она взяла его под руку.

Его тело ожило, запылало от ее прикосновения с ног до головы. В последний раз он касался ее в экипаже по дороге из Кенилуорта. Кажется, с тех пор минула целая вечность.