Кэтрин Коултер - Герцог

— Во сне, Перси. — Брэнди посмотрела на него так, словно готова была ударить.

Перси пожал плечами и повернулся к Констанции, которая, теребила его за штанину:

— Пойдем, Перси, будешь переворачивать мне страницы.

— Я провожу вас, — сказал Ян, — прошу прощения, леди Аделла, я буду через минуту.

Он вышел из гостиной следом за Брэнди. Девушка остановилась возле дверей и спросила:

— Что вам угодно, ваша светлость?

Герцог выпрямился во весь рост и посмотрел на нее нежным добрым взглядом.

— Я просто хочу сказать, что очень сожалею о поведении Перси. Его язык следовало бы укоротить. Я прослежу, чтобы он не беспокоил вас больше.

Герцог не знал, сможет ли он выполнить свое обещание, особенно учитывая, что леди Аделла покровительствует Перси.

— Это как загадка, — сказала Брэнди, думая о странном поведении бабушки.

— Что еще за загадка?

Она слегка улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться.

— Бабушка хочет, чтобы Констанция вышла замуж за Бертрана. Боюсь, сестре это не понравится.

«Наверное, эта женщина все планирует заранее и плетет свои интриги с определенной целью», — подумал Ян. Однако в данном случае мнение леди Аделлы совпадало с его собственным.

— Я понимаю, — сказал он.

Но герцог вернулся к той теме, которую на самом деле хотел затронуть в разговоре.

— Брэнди, я хотел извиниться за то, что утром расстроил вас.

Девушка посмотрела на него и вспомнила о своей выходке. Он хотел только добра, пригласив ее в Лондон, предложил помощь, а она вела себя как последняя дура.

— Нет, ваша светлость. Это я должна извиниться, я вела себя отвратительно.

Тогда Брэнди разозлилась, так как подумала, что он принимает ее за глупую провинциалку, которую нужно научить хорошим манерам. Но потом, уже убежав от него, она поняла: больше всего ей претила мысль, что придется жить с ним и его будущей женой. Именно это разозлило ее, и Брэнди знала почему, совершенно точно знала, но не хотела даже думать об этом. Вряд ли все кончилось бы хорошо.

Откровенно говоря, герцог тоже думал, что ее поведение было отвратительно, но твердо заявил:

— Я немного удивился, вы меня просто неправильно поняли.

Он ожидал увидеть смущение или раскаяние на ее лице и не мог заставить себя заговорить о том, как стоял голым посреди комнаты.

— Мне следовало бы догадаться, что у вас уже есть женщина.

Герцог недоуменно заморгал.

— Моя невеста тоже пожурила бы меня за мою невнимательность.

— Наверное, так, Ян. Она, я думаю, и мое поведение не одобрила бы.

— Я уверяю вас, Брэнди, моя жена ничего не скажет по этому поводу, потому что ничего не узнает.

Она почувствовала нестерпимую боль:

— Я оскорбила вас, и теперь вы меня не захотите.

Он опять удивленно заморгал. Что-то настораживало его в ее речах, но как это было замечательно.

Снова ее чертова невинность. Она просто не понимала, что говорит.

— Думаю, с моей стороны было бы очень неприлично хотеть вас, Брэнди. Я говорю с вами только потому, что не желаю никаких недомолвок.

Она гордо выпрямила спину.

— Если бы не хотели меня, вы бы…

Брэнди отвернулась.

— Я не использую это против вас, Ян. И я никогда больше так не поступлю.

Герцог совершенно растерялся.

— Господи, я хочу, чтобы вы поняли, я не питаю к вам никаких низменных чувств. Кроме того, сам виноват, надо было держать дверь спальни запертой.

Брэнди всегда считала, что английский язык очень сильно отличается от шотландского.

— Что вы имеете в виду, ваша светлость, и при чем здесь дверь вашей спальни?

— Господи, если бы я запер дверь, вы бы не ворвались в мою спальню. Честное слово, Брэнди, я не привык, когда на меня голого глазеют молоденькие девушки.

— Голого?! О Господи!

Он никогда раньше не видел, как люди краснеют от пяток до корней волос.

— О Господи, — повторила она упавшим голосом. — Я думала, вы извиняетесь за утреннее происшествие, когда я разозлилась на вас за ваше приглашение в Лондон.

Герцог громко рассмеялся. Значит, они говорили совершенно о разных вещах.

— Нет, кузина, я имел в виду не сегодняшнее утро, когда вы нанесли тяжелый удар по моему мужскому самолюбию. Вы больше не думали об этом происшествии?

Брэнди почувствовала тяжесть в груди. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и сказала:

— Нет, Ян, вы не правы.

Прежде чем он успел ответить, Брэнди подхватила юбки и унеслась наверх, оставив его на лестнице в полном недоумении.

На следующее утро Ян проснулся и посмотрел на стекающие по стеклу окна капли, а затем на часы. Было пять утра. Он закрыл глаза, уткнулся лицом в подушку и стал думать об овцах. Но заснуть снова не удавалось. Герцог поворчал про себя и откинул одеяла.

По полу гуляли сквозняки, от которых мерзли пятки его светлости, пока он с ругательствами пытался развести в камине огонь. Затем Ян быстро оделся, без особой радости подумав, что надо бы написать письмо Фелисити.

Герцог достал письменные принадлежности, сел поближе к огню и долго грыз перо, придумывая фразы.

«Моя ненаглядная Фелисити!»

Он вздохнул, тупо уставившись на бумагу, а потом скомкал ее и начал заново.

«Моя дорогая Фелисити…»

Лист бумаги простирался на столе, как бесконечное белое поле. Герцог поскреб подбородок рукой, потом почесал его пером, а затем решил представить нареченной полный отчет о своем пребывании в Пендерлиге.

«Я прибыл в Пендерлиг три дня назад. К сожалению, мой верный слуга Мэбли, ехавший в карете с багажом, вынужден был остановиться в Галашилзе (городок к юго-западу отсюда) из-за поломки колеса. Молю Бога, чтобы он добрался сюда сегодня, я уже сейчас готов расцеловать этого парня. Если не приедет, мне придется взять смену белья у Бертрана Робертсона, моего кузена. Он и его отец Клод (старый беззубый развратник) в полном согласии и счастье проживают в домике недалеко от замка. До сего дня Бертран заправлял всем хозяйством и, надеюсь, будет заниматься этим в дальнейшем.

Отец Клода, Дуглас, старший брат последнего из Робертсонов, был лишен наследства много лет назад, к большому сожалению, так как Бертран отличный хозяин и великолепно управлял бы Пендерлигом. Леди Аделла, вдова графа Ангуса, старая стерва, может восстановить права Бертрана. Добавлю, что она уже почти узаконила Персиваля Робертсона, задиристого малого, ненавидящего всех англичан и меня в частности. Если и тебе эти внутрисемейные отношения кажутся запутанными, можешь себе представить, как я себя чувствую здесь.

«Банда баб», как назвал их Джилз, оказалась тремя милыми сестричками, каждая из которых великолепна в своем роде. Младшая Фиона — рыжая бестия, ее тщательно опекает старшая сестра Брэнди (полное имя «Бранделла»), уже взрослая девушка, которая, наверное, скоро выйдет замуж.

Средняя из сестер, Констанция, шестнадцати лет, изо всех сил строит из себя взрослую и беззастенчиво флиртует с Перси. Брэнди совсем не похожа на нее».

Он остановился, откинувшись на стуле и разминая пальцы. Ян понял, что о Брэнди ему писать легко и просто.

«У нее внимательный взгляд. Она — необычная девушка, много переживает. Перси преследует ее, но безуспешно. В день святого Михаила ей исполнится девятнадцать, возраст для замужества, но здесь есть некоторые проблемы».

На самом деле герцог считал, что Брэнди — самая красивая в семье. Он улыбнулся и решил не писать ничего о своей неудачной попытке пригласить Брэнди в Лондон.

«Все разговаривают здесь с мягким шотландским акцентом, который в отличие от нашего, английского, более приятен для слуха. Я уже начал замечать за собой, что говорю иногда их языком».

Герцог снова остановился, увидев, что исписал уже целую страницу. Это было совсем не похоже на него. Фелисити сразу заметит. Он собрался написать последние несколько строчек.

«Мы с Бертраном собираемся купить сегодня шевиотовых овец. По его мнению, это самый лучший вид в Шотландии. Затем поездим по близлежащим городкам, чтобы пообщаться с владельцами фабрик. К сожалению, моя дорогая, видимо, мне придется остаться здесь дольше, чем я думал. Многое надо сделать. Думаю, Джилз не дает тебе скучать.

Твой Ян».

Написав отчет для Фелисити, его светлость поднялся, потянулся лениво, глядя на дождь за окном, и решил не предаваться унынию, царящему в природе. Он оделся во вчерашние свои брюки и белую рубашку, насвистывая тихонько балладу Роберта Бернса, которую пела Брэнди.

Было семь часов утра. Похоже, все в замке еще спали, только Краббс встал и пожелал его светлости доброго утра. Герцог открыл дверь в столовую и с удовольствием обнаружил там Брэнди, склонившуюся над тарелкой каши.

— Доброе утро, Брэнди, — сказал он и поймал себя на том, что на сердце стало тепло и легко.

— Ваша светлость, Ян, еще так рано, почему вы встали?

Подойдя к ней, герцог увидел, что щеки девушки неожиданно залил румянец. «Какого черта», — подумал его светлость.

Ах да, она же видела его голым, но не упомянула об этом, что герцогу весьма понравилось. Ян прокашлялся и сказал:

— А вы думаете, что я лентяй и соня? На самом деле меня разбудил дождь, и я понял, что не смогу больше сегодня заснуть.

Брэнди смотрела на белоснежные манжеты и воротничок его рубашки. Она знала, что он носит их второй день, но, несмотря на это, герцог выглядел отлично, и чувствовала себя бедной родственницей в старом, поношенном платье.

«Интересно, почему Брэнди так смотрит на меня?» — подумал Ян.

— Ну как, вам нравится?

— Да, вы и без вашего слуги держитесь молодцом.

— Спасибо, Брэнди, но, боюсь, если Мэбли не приедет завтра, то мне придется одолжить смену белья у Бертрана. А, каша…

Господи, что бы он сейчас отдал за рыбное филе или яичницу.

— Она сегодня недоваренная. Должно быть, повариха снова влюбилась.

— Влюбилась? Повариха?

— Да, у нее доброе сердце. Каждый мужчина в радиусе пяти миль от замка знает, что может прийти к ней на кухню и она его накормит. Иногда влюбляется, и тогда мы едим недоваренную пищу.

Брэнди положила немного каши в тарелку и поставила ее перед герцогом. Ян сел и добавил в кашу немного сахара и сливок.

— А где ваша сестричка Фиона?

— Она покашливает, и я велела ей остаться в кровати. Фиона терпеть этого не может, так что мне придется держаться поблизости, иначе убежит.

— Если Мэбли приедет сегодня утром, я прикажу ему посмотреть ее. Он всегда возит с собой разные бутылочки и баночки со снадобьями. Если Мэбли приедет после того, как я вас покину, можете воспользоваться его услугами.

— Вы уезжаете?

«Почему никто мне не сказал», — проворчала она про себя.

— Вы только приехали и уже так быстро…

— Я еду не в Англию, просто мы с Бертраном отправляемся по делам. Вчера вечером, после того как вы ушли спать, мы решили поехать в Шевиот посмотреть овец, а затем проедемся по здешним фабрикам, думаю, скоро вернемся.

— Когда?

— Возможно, через неделю. Я точно не уверен. Ему стало интересно, что она думает.

Вспомнился вчерашний путаный разговор и последняя фраза перед тем как Брэнди убежала. Ян хотел, чтобы она объяснила, в чем именно он не прав.

— Все-таки я надеюсь, что вы передумаете и приедете ко мне в гости в конце года. Не торопитесь с окончательным ответом.

Брэнди пристально смотрела на него. Да, герцог никогда не забудет ту обиду, которую она нанесла ему. Неужели он не понимает, что его слова делают ей больно? Нет, конечно, нет. При одном упоминании о том, что придется жить рядом с ним и его женой, у нее мороз по коже пробегает. Брэнди болезненно съежилась и ответила:

— Шотландия — мой дом, ваша светлость. Я не понимаю, зачем вам в Лондоне, среди ваших благородных друзей, нужна дикая шотландка. — Она понизила голос, надеясь, что он не услышит ее: — Мне бы очень хотелось, ваша светлость, чтобы вы уехали один, без меня.

— Похоже, что как только я вас чем-то расстрою, то сразу же становлюсь «вашей светлостью».