Краем глаза Поппи заметила, как Николас, не обращая внимания на слуг с подносами, тоже пробивается к лестнице.

Поппи ускорила шаг.

Сейчас или никогда, сказала она себе, добравшись до нижней ступеньки, и бегом поднялась вверх по лестнице. Осторожно пошла по коридору. Никого не было видно. Слуги покинули свои посты и старались восстановить порядок в бальном зале.

Как и говорил граф Ливен за чаем, картина помещалась в алькове под окном, на особой подставке, и была задрапирована полотнищем красного шелка.

Она должна нести картину вниз по лестнице для слуг к черному ходу.

Поппи никогда еще так не волновалась, не испытывала такого возбуждения, как в ту минуту, когда взялась обеими руками за раму и приподняла картину. Господи, какая она тяжелая! Куда тяжелее, чем ей думалось. А проклятая драпировка сползла вниз и запуталась у Поппи в ногах.

— Стой на месте, — произнес глухой, строгий голосу нее за спиной.

Но это ее ничуть не испугало. Да и с чего, собственно? Ведь то был всего лишь Николас.

Поппи бросила на него быстрый взгляд.

— Нет, — произнесла она твердо и настойчиво. — У меня мало времени, а ты бы лучше сходил и посмотрел на документ. Тебя не беспокоит, что Грап твой родной дядя?

Его, негодника, это явно не волновало, по крайней мере в настоящий момент. Достаточно резким движением он высвободил картину из рук Поппи и спросил:

— Как ты считаешь, чем ты сейчас занимаешься?

Она попробовала отобрать у него картину, но Николас был намного сильнее Поппи, так что у нее ничего из этой затеи не вышло.

— Я краду картину, — сообщила она громким шепотом и снова потянулась за картиной, но Николас поднял ее выше своей головы.

— Ты не можешь ее украсть.

— Более чем уверена, что могу. Она принадлежит мне.

— Это я ее краду, — заявил Николас и направился к лестнице. — Для тебя, дерзкая ты девчонка, а не для секретных служб, так что, пожалуйста, уйди с дороги!

— Нет, ох нет! — вскрикнула она и сделала еще одну отчаянную попытку дотянуться до картины и таки уцепилась за уголок рамы. — Ой, погоди, что ты сказал?

— Я прощаюсь с секретными службами. И краду картину для тебя.

— Это правда?

— Да. И в настоящий момент я и крысиного хвоста не поставлю на то, что Грап — мой дядя, но ты поступила умно, сделав попытку сразить меня этим. Ты все, что имеет для меня смысл и значение, ты, неугомонная Старая Дева, только ты.

— Правда? — только и нашла что сказать Поппи, Которой показалось, что весь мир вокруг озарился ясным светом.

До них вдруг донеслись звуки какого-то движения на лестнице.

— Быстрей! — скомандовал Николас. — Спрячемся за шторами.

Он снова пристроил картину на подставку. Поппи набросила на портрет красное шелковое покрывало, и они оба скрылись за шторами.

Поппи прижалась всем телом к Николасу и закрыла глаза — не потому, что ей стало страшно, а потому, что ей было так чудесно снова оказаться радом, вдыхать его мужской запах, опираться на его твердую грудь.

— Как ты считаешь, что мы должны сделать? — ноющим голосом задал вопрос, видимо, кто-то из слуг, громко топая башмаками по ступенькам.

— Не знаю, — отозвался другой голос. — Это прямо какой-то конец света. Вынесем картину отсюда и бросим куда-нибудь.

— Да, а проклятый гусь возьмет да и начнет ее клевать.

Поппи запрокинула голову и посмотрела Николасу в глаза, исполненные веселья. Она зажала рот ладонью, чтобы не рассмеяться вслух.

И тут взгляд его загадочных серых глаз, которые Поппи обожала, смягчился.

— Я люблю тебя, — тихо-тихо проговорил он.

Слуги тем временем ходили туда-сюда по коридору, обсуждая сложную проблему: как быть с портретом? То ли нести его в бальный зал прямо сейчас, то ли подождать и прийти за ним еще раз, когда все успокоится.

Поппи надеялась, что лакеи предпочтут второй вариант, и тогда они с Николасом заберут картину сами и благополучно удалятся. Догадается ли Николас, на что она рассчитывает?

Он наклонился и поцеловал ее. Быстрым поцелуем, который тем не менее сказал о многом. Николас понял ее. Он вообще понимал ее лучше, нежели кто бы то ни было. И когда Поппи ответила на его поцелуй, то дала этим понять, что и она понимает его лучше всех.

И они предназначены друг для друга.

— И я люблю тебя, — тоже очень тихо сказала Поппи.

Николас привлек ее к себе и надолго прижался губами к ее макушке.

Покой осенил ее душу, и сердце у Поппи забилось ровно.

Лакеи наконец решили оставить картину в алькове и вернуться в хаос бального зала.

Едва смолк звук шагов, Николас сжал локоть Поппи.

— Теперь давай поспешим, — прошептал он.

— Ты прав, надо поспешить, — отозвалась Поппи тоже шепотом.

Итак, им придется украсть картину вместе. Ни один из них не сказал об этом вслух, но те минуты, которые они провели вдвоем в укрытии, несомненно скрепили тот союз, который едва не был разрушен Николасом.

Он сознавал, что сейчас не время для выражения нежных чувств. Но любовь была с ними, большая, горячая и как бы родившаяся заново.

Но в эти минуты Николас не думал о любви. Не думал о поразительной новости о Грапе. И о том, что теперь ему предстоит именовать себя лордом Максвеллом. Кстати, последнее его ничуть не беспокоило.

Поппи уже подошла к лестнице для прислуги.

— Иди сюда, — негромко позвала она Николаса.

Они уже спустились на пять ступенек, когда услышали громкие голоса внизу: две служанки, будучи в состоянии полной истерики, требовали от кого-то, чтобы им немедленно выдали веники, и явно намеревались подняться по лестнице.

Справедливость их с Поппи миссии прибавила Николасу решимости, и он сказал:

— Мы просто вынесем картину через парадную дверь.

Поппи широко раскрыла глаза, в изумлении.

— Неужели у нас нет иного выхода?

Он поплотнее завернул картину в материю и ухватился за один из верхних углов рамы, Поппи поддерживала картину за нижний задний угол рамы.

Никто, кажется, не обратил внимания на их появление. Гуси и собаки служили поистине хорошим отвлечением. Сергей и Наташа растерянно топтались по залу, лица у обоих густо побагровели. Элинор и Беатрис нигде не было видно, а целая толпа народу все еще занималась поисками кольца. Головы наиболее рьяных искателей склонялись чуть ли не до полу. Оркестр продолжал играть вальс, но в танце кружилась всего одна пара — Эверсли и хорошенькая девушка. Поппи еще раньше видела их вместе.

Никто не встал на пути у Николаса и Поппи, когда они приблизились к выходу из бального зала. Дверь была распахнута настежь, и какая-то пожилая чета устремилась к ней, переговариваясь вынужденно громко из-за несмолкаемого гогота гусей. Николас предоставил супругам возможность выйти первыми, он и Поппи уже готовы были переступить порог следом за ними, как вдруг Николас ощутил то ли чей-то рывок, то ли толчок, пришедшийся по раме картины.

— Господи! — услышал он у себя за спиной вскрик Поппи. — Да отпусти же ты мое платье, Борис!

И тут Борис увидел Николаса. Радостно залаяв, пес подпрыгнул, обхватил передними лапами его ногу и явно не желал отцепляться.

— Это не собака, а стихийное бедствие, — произнес Николас, которому до двери оставалось фута три, не больше.

— Он в тебя влюбился, — не удержавшись от смеха, сказала Поппи. — Как злополучный гусак в Сергея.

— Очень смешно, — сухо отозвался Николас.

Ответом было полное молчание.

Он обернулся. Повернула голову на белой, стройной шейке и Поппи.

— Куда это вы направляетесь с нашей картиной? — задала вопрос графиня Ливен при полном молчании присутствующих.

— М-м, я… Я собиралась отвезти ее к себе домой, — ответила Поппи.

После этих слов поднялся общий невнятный говор. Но тут в распахнутую дверь бального зала прошествовала группа джентльменов, в их числе лорд Дерби и лорд Уайетт.

Испытываемое Поппи напряжение немного сдало свои позиции. Она очень обрадовалась появлению отца.

Лорд Дерби вдумчиво огляделся по сторонам.

— Мы были вызваны с некоего бесполезного совещания длиннолицым мужчиной с маленькими глазками, одетым в ливрею. Он сообщил нам, что здесь происходят некоторые беспорядки. Чем мы могли бы помочь, граф? Графиня?

Граф сверкнул на него глазами, затем указал пальцем на Поппи.

— Ваша собственная дочь похитила весьма ценное произведение русской живописи, так сказать, прямо у нас из-под носа. Неужели она считает нас глупцами?

Лорд Дерби уже открыл рот, видимо, собираясь что-то ответить, но из его попытки ничего не вышло.

— Леди Поппи вовсе так не считает, — вмешался в разговор Николас. — На самом деле картина эта принадлежит ей, граф и графиня. Право на владение удостоверено, и поймите: мы можем изъять картину, не испрашивая разрешения, и вернуть подлинным владельцам, а именно семье лорда Дерби.

Брови графа сошлись на переносице.

— Выходит так, что мы имели дело с ошибочно установленным правом на владение? Вы утверждаете, что великое русское произведение искусства не принадлежит племяннице и племяннику Ревника? И мы не вправе праздновать его презентацию как такового здесь, сегодня?

Николас вежливо улыбнулся и ответил:

— Да, граф и графиня. Сообщаю вам об этом со всем почтением.

— Вы ошибаетесь, Драммонд. — Сергей выступил вперед. — Мой дядя Ревник написал этот портрет, и мы нашли его у него под кроватью. Он наш. Моя сестра и я унаследовали состояние нашего дяди.

К лорду Дерби наконец вернулся голос, и он первым долгом обратил взгляд на свою дочь, и взгляд этот был обеспокоенным и грустным.

— Мы ведь не желаем совершить ошибку, Поппи, не так ли? Это могло бы осложнить отношения между двумя нашими странами. До этой минуты я не имел представления, что такая картина существует.

Лицо графа побагровело.

— Лорд Дерби утверждает, что не осведомлен о существовании этого полотна? Что здесь происходит?

Графиня подняла руку.

— Вы обязаны представить доказательства того, что картина принадлежит вам, леди Поппи.

— Я должен согласиться, — сказал лорд Дерби.

— Все, кто с этим согласен, проголосуйте как положено, — провозгласил один из коллег лорда Дерби из состава парламента.

Большинство из присутствующих в зале подняли руки.

Щеки у Поппи порозовели.

— У меня есть доказательство, папа. Вот расписка. — Она, однако, достала из-за корсажа совсем другую бумагу. — Она подтверждает, что мама купила эту картину у Ревника и заплатила за нее.

Она передала бумагу отцу. Он и его коллеги начали придирчиво ее разглядывать.

Лорд Уайетт откашлялся.

— Это подделка, — произнес он невозмутимо. — Я не волен сказать больше, но этот портрет принадлежит Англии, и я прямо здесь конфискую его от имени правительства его королевского высочества.


Глава 45


— Вы не можете взять портрет! — крикнул Сергей.

— Я согласен. Это возмутительно!

Граф Ливен скрестил руки на груди и вздернул подбородок.

В зале разгорелись бурные споры.

«Пожалуйста, — жарко и безмолвно молилась Поппи, — пожалуйста, пусть будет так, чтобы мамина картина осталась в нашей семье! Ведь она принадлежит нам».

Графиня подняла руку.

— Прошу всех успокоиться, — произнесла она. — Первым долгом позвольте нам показать всем вам картину. Ведь ради этого мы и устроили бал.

Николас освободил портрет от покрывала, и по залу пронесся общий вздох восхищения.

Поппи могла бы смотреть на картину весь день, если бы это было доступно. Настоящее чудо искусства, истинный шедевр.

— Как красиво, не правда ли? — сказала графиня. — Ревник большой мастер.

— Да, так и есть, — отозвалась Поппи, прислушиваясь к одобрительному ропоту, который эхом разносился по всему залу. Она мечтала поместить портрет в библиотеке отца, над каминной полкой, так, чтобы папа, сидя за своим рабочим столом за написанием какого-нибудь спича, мог, подняв голову, сразу его увидеть.

Николас и лорд Дерби, оба, как зачарованные, смотрели на полотно.

— Это моя жена, — сказал лорд Дерби.

— Да, папа, — подтвердила Поппи со слезами на глазах. — А это ты, смотришь прямо на нее. Узнаешь свои любимые запонки?

Он вгляделся более пристально.

— Узнаю.

Николас и Поппи встретились глазами, и в его взгляде она увидела радость и уверенность.

Смог ли он идентифицировать контрагента? Поппи надеялась, что да. А для нее самой это была просто картина… двойной портрет, изображение ее родителей в необычную ночь.