— Славик, мой родной, ты сам понимаешь, что ты наделал? Я же тебя очень люблю. Ты мой первый мужчина в жизни. Я отдала свою невинность, доверилась душой и сердцем тебе, а ты, мне сейчас говоришь о таких ужасных вещах — я не думал… не знал… Ты, же мне не один раз признавался в безумной любви. Говорил, что я твоя единственная и неповторимая. Зачем ты лгал мне? — вскрикнула с невероятной яростью, закипевшая негодованием, Инесса.

— Успокойся, Инесса, успокойся, — попытался остудить девичий пыл Слава. Но в ответ услышал одно лишь слово, — «Мерзавец». Инесса развернулась и гордой походкой пошла прочь от него. Она ушла. Ушла раздавленная им на всю оставшуюся жизнь. Ковальчук позже не один раз вспоминал это горькое прощание Инессы, укоряющий взгляд, ее девичьи слезы. Ее прощальное «Мерзавец», страшным громом гремит в его ушах до сих пор. А молнии от этого грома петляют у него перед глазами долгие годы, не давая покоя. Ведь он действительно виноват перед нею, и было бы слишком уж просто, если бы эту вину она простила в этой земной жизни. Было бы слишком уж просто…


10-ая глава

Прошло время.

Теплое солнце августа по-прежнему светило тепло и ярко. Казалось, лето и вовсе не намеревалось прерывать свое торжество. В лучах сияющего солнца блестели березы, клены, осины. А прекрасные ивы, как сказочные девицы пришедшие из-за тридевяти земель, бесшумно раскачивали своими ветвями-косами. Лето переливалось калейдоскопом, изумительной красоты. У Дианы родилась девочка. Она долго выбирала имя и остановилась на Алене. Что-то привлекло ее в этом созвучии. Просто и звонко — Аленка. Держа на руках свою девочку, она испытывала необыкновенное счастье. Да и жизнь с рождением дочурки обрела совсем неведомый до этого поток жизнерадостности. В одно мгновение забылись прошлые переживания, терзавшие ее в последнее время. Душевная боль, вроде бы, исчерпала себя. Все произошло в одно мгновение и, именно в то, когда она впервые увидела свою малюточку Алену. Не в этом ли основная суть нашей жизни? В рождении, воспитании и в отдаче себя без остатка своим детям? — задавала неоднократно себе эти вопросы Диана. — Кто знает? Кто знает? Только как жить дальше? Ведь будущих проблем не избежать. И кто отец Аленки? Результаты экспертизы будут со дня на день. Ах, как бы я хотела, чтобы отцом оказался Виталий. Вдруг такой исход событий перевернет его отношение ко мне? Вдруг его злость или мужской эгоизм собственничества отойдет на второй план? И он простит и вернется ко мне. Тогда мы заживем единой дружной и счастливой семьей. Так верила Диана в это чудо. Или хотела верить? За последнее время Виталий редко приезжал в Даугавпилс. Еще реже они встречались, больше по чистой случайности, в компании общих друзей. Они уже не были с ним близкими людьми, готовыми на все ради своей быстро вызревшей любви. И взгляд у Виталия был уже не тем — каким-то холодным и чужим. От слов его мороз пробегал по коже. У него была другая женщина, и жизнь для их обоих поменялась, стала чужой. А ведь совсем еще недавно они были вместе, любили друг друга просто, легко и беззаботно. А какие планы строили?! А что сейчас? А теперь сказка была не про нас. Увы… увы… увы… Диана в своих раздумьях с охотой цеплялась за последнюю ниточку о чуде, которое могло бы взять все мигом и перевернуть, возвратив потерянное счастье. Поэтому она всей душой молилась, призывая к милости Бога, Вселенную и своих Ангелов-Хранителей. Она умоляла их подарить ей это чудо. Вернуть любовь Виталия и, чтобы именно он, был настоящим отцом дочурки Аленки. Она свято верила в высшие силы и в тайне надеялась на их помощь и милосердие к себе. И эта чистая вера помогала ей выйти из депрессии, в которой она находилась первые месяцы беременности, когда она тогда не хотела никого ни видеть и ни слышать, на долгие часы запираясь в своей комнате. И каялась, и молилась. Но время лечит, вернее боль притупляется на время, чтобы через какой-то отрезок времени взбунтоваться вновь и, словно задремавший вулкан, залпом выброситься пламенной лавой. И только душа тупо терпела навалившуюся на нее лавину, называемую разлукой с любимым — и была эта тяжесть страшнее и разрушительнее всех трудностей, появившихся с рождением ребенка.


Эта неистребимая трудность души выворачивала ее и растряхивала через сито возмездия оказавшуюся никчемной жизнь молодой женщины. Хотелось бежать впопыхах, куда попало, с чем попало без оглядки — только бы склеить в единое целое то, что пока еще питалась надеждой. Так в часы досуга, уйдя от земных хлопот, забот, мы будоражим память светлыми фотовспышками потерянного счастья. И отталкиваясь от этой прекрасной взлетной полосы, мы придумываем новые условия нашей жизнерадостности, окружив себя новыми обстоятельствами, чтобы позже, вместе с перегруппированным счастьем материализоваться наяву.

Арманд задумывался, а надо ли знать ему, кто настоящий отец ребенка? Если не он, то Дианы ему не видать. А он, действительно, за это время сумел к девушке проникнуться всей душой. Надеяться на авось Арманду не хотелось. Говорить родителям о своих сомнениях резона нет. А, если окажется, что ребенок не мой, то они будут категорически против, чтобы я вообще кружился возле Дианы. Им нужна только родная внучка. Надо, скорее всего, наехать на руководителя поликлиники так, чтобы он при любых анализах подтвердил мое отцовство. Вернее взять его за жабры, хорошо дать на лапу, а с врачом, что занимается непосредственно этим делом, он сам пусть и договаривается. В любом случае, все это происходит в ранге конфиденциальности. Сам отец звонил руководителю поликлиники и попросил лично проконтролировать этот процесс. Как говорится, без пыли и шума, ну и, конечно, безо всяких любопытных ушей. По рассказам отца, этот руководитель чем-то обязан ему в жизни и дорожит знакомством с отцом. Это хорошо, легче будет с ним договориться. Ладно, — успокоились! — надо ехать и договариваться. Арманд взял из сейфа приличную пачку денежных купюр и отправился в путь. В поликлинике он поднялся на второй этаж, где находился кабинет руководителя. Постучав в дверь, без всякого разрешения вошел. Руководитель, Павел Андреевич Лукин, посмотрел с удивлением на вошедшего к нему и в резкой форме попросил:

— Молодой человек, я разве разрешил вам войти? Что это за бесцеремонность?

— Я Арманд Зариньш, сын мэра и у меня к вам серьезный разговор, так что присядьте и слушайте меня внимательно, — начал играть роль крутого парня Арманд.

Руководитель ошалел от такой дерзости, но возражать не стал. По виду его было видно, что он чего-то боится и готов безоговорочно подчиниться.

— Мой отец звонил вам по поводу теста и просил о строжайшей конфиденциальности.

— Да, да, господин Зариньш, я имел честь говорить с вашим отцом. Что касается нашей договоренности, все с этим нормализуется, — промямлил взъерошенный неожиданной встречей Павел Андреевич.

— Тогда слушайте дальше. Мы вчера говорили с отцом довольно долго и кое-что решили попросить у вас еще, как понимаете, не за просто так. Арманд достал пачку денег и положил на стол, продолжая:


— Во-первых, этим делом теперь занимаюсь я и поэтому отца прошу не беспокоить, он слишком занятой человек, чтобы тревожить его понапрасну. Во-вторых, отцом ребенка, должен быть только я, при любом стечении обстоятельств. Поэтому вы сами должны сделать так, чтобы в заключении было записано, что отец — Арманд Зариньш. В этой пачке достаточно денег, так что не забудьте поделиться со своими коллегами, которые занимаются этим нужным делом. Ну и, напоследок, после этого забудьте на всю оставшуюся жизнь о моей просьбе. Это наше семейное дело и, как вы понимаете, комментировать или что-то объяснять, я вам лично ничего не буду. Я надеюсь, все доходчиво вам объяснено и как, понимаю, возражений нет? Арманд вопросительно посмотрел на доктора.

— Молодой человек, вы понимаете, что это преступление? Если это всплывет, меня, как минимум, вышвырнут из поликлиники, не говоря о клятве Гиппократа… — испуганно начал возражать Павел Андреевич.

— Передай, пожалуйста, своему Гиппократу, что если ты, дядя, не выполнишь мою просьбу, то больше вообще не будешь работать в медицине. И это в лучшем случае. Бери бабло, пока дают, и делай, как велят, и как понимаешь, пока по-хорошему, — хамски, нагло, возразил Арманд.

Пятидесятилетний руководитель покраснел, видать, опять подскочило у него давление. Так ему в жизни никто еще не угрожал.

Он родился в простой рабочей семье, учился в свои студенческие годы без гроша в кармане, экономя даже на обедах. У него не было в свое время ни связей, ни мохнатых рук, ничего. Павел Андреевич Лукин всего добился сам своими знаниями, умением, трудолюбием, профессионализмом и никогда не щадил себя. Работал, работал и работал, с безумным терпением и упорством. А теперь вот стоит перед ним этот смазливый пижон и нагло приказывает ему. Правда, есть здесь одно «но». Вот такие именно пижоны в большинстве случаев, — хозяева нашей жизни, и тут с этим ничего не поделаешь. А если попробуешь, противиться то и без башки можно остаться… Придется согласиться, не терять же ради какого-то ублюдка свое место под солнцем, тем более, я отцу его очень обязан, ведь он мне в свое время так помог, что до конца дней вспоминать буду с благодарностью.

— Хорошо, господин Зариньш, я выполню вашу просьбу. Никто и никогда не узнает о нашей договоренности, — пристав из-за стола, сказал Павел Андреевич.

— Очень рад был знакомству со здравомыслящим человеком, — смягчил тон Арманд и бравой походкой покинул кабинет. Ну, что? Дело в шляпе, и от этого мы будем отталкиваться дальше, — подумал Арманд, садясь в свою машину.

Прошло несколько дней. Диана пришла в поликлинику узнать о результатах. В кабинете врача, присев за стол, посмотрела ему вопросительно в глаза. Если бы только он знал, насколько ответ его важен для нее.

— Извините, с вами что-то случилось? У меня такое впечатление, что вы очень нервничаете, — спросил доктор, заметив, что присевшая Диана не может найти себе места.

— Доктор, я прошу, не томите меня с ответом, — сгорая от нетерпения, промолвила умоляюще Диана.


— Все понятно, — улыбнулся доктор. — Мы провели исследование, которое показало… Врач посмотрел внимательно в документы.

— Отец вашего ребенка на все верные девяносто девять процентов — Арманд Зариньш.

Вот и все… безнадежно все… — подумала Диана, закрыв лицо руками.

* * *

После телепередачи «Добрый вечер» шумиха вокруг мэра Яниса Зариньша с каждым месяцем обретала новые обороты. В региональных и столичных газетах появлялись разные статьи. Журналюгам нужна была пища, и они ее нашли в разоблачительных своих писанюнях. Зариньш стал не просто козлом отпущения, а практически достойным козлищем. И журналюги на нем отрывались на полную катушку, тем более, что их отрывы по отношению к мэру, хорошо оплачивались Ковальчуком. Кресло мэра под Зариньшем закачалось. Депутаты от оппозиции начали требовать немедленной отставки. Свои люди от партии тоже не дремали. Самые дерзкие вокруг этой ситуации начали крутить свои интриги. На очередном заседании городской думы руководитель оппозиционной фракции поднял вопрос о недоверии к мэру.

— Господа депутаты, мы не должны игнорировать все эти события, связанные с нашим мэром. В наше трудное экономическое время все эти скандалы есть непомерный ущерб в репутации всей власти города. Наши европейские друзья могут просто напросто начать замораживать общие экономические проекты. Мы получаем довольно приличные деньги из еврофондов. На эти деньги мы строим различные объекты, дороги, реконструируем школы и другие муниципальные здания. С помощью европейских проектов мы имеем возможность создавать новые рабочие места, взгляните на статистику? У нас и так большая безработица в городе. А если мы лешимся европейских денег, то кричи-не кричи, «караул», все это будет бесполезно. Поэтому я предлагаю снять с поста мэра Яниса Зариньша. Также предлагаю создать специальную комиссию и провести депутатское расследование и также направить запрос в прокуратуру. Как говорят, нет дыма без огня. Янис Зариньш богатейший человек в Латвии. Он вместе со своей супругой владеет контрольным пакетом акций компании «Латнефть». У него также в наличии имеется множество заправок, несколько магазинов и плюс ко всему этому крупнейшая типография в Латвии. Я считаю, что надо глубоко изучить деятельность Зариньша в бизнесе. С чего он начинал, как зарабатывал, с кем водился? И в девяностые годы, и в нынешние времена. Потому что судя по газетным статьям и видеоматериалам, его окружала боевая «интеллигентная» публика, которая состояла из реальных братков и других прохиндеев и проходимцев. Закончив свою речь, яростный оппозиционер, ушел под громкие аплодисменты своих соратников. Слово предоставили самому Зариньшу.