Дженнифер Блейк - Гнев и радость

Район болот выглядел неприветливо, особенно поздно вечером. Первозданной силой веяло от огромных кипарисов с их мощными корнями, темно-зеленых карликовых пальм, зарослей дикого винограда, папоротников, мангровых деревьев. Жужжание ядовитых насекомых и еще каких-то красноглазых ночных тварей дополняло впечатление дикости и страшной удаленности от цивилизации. Пирога быстро скользила по реке сквозь туман, словно в каком-то нереальном мире.

Замечательно. Похоже, все будет великолепно.

Джулия Буллард улыбнулась. Воображение совсем, неплохое качество для режиссера. Перед ее мысленным взором возникали образы будущего фильма. Большая часть сцен на натуре — дневные, но есть и ночная. Место натурных съемок было уже близко. И это путешествие в древней лодке может очень пригодиться для фильма.

Узкая пирога качнулась вправо, когда впереди возник большой предмет, похожий на бревно. Джулия схватилась за доску, служившую сиденьем, и оглянулась на проводника. Он стоял на корме, управляя лодкой с помощью длинного шеста. Это был кривоногий каджун с морщинистым лицом, скупо освещенным светом походного фонаря на носу лодки. Кивнув в сторону темного силуэта, он сказал:

— Старый аллигатор. Решил поглядеть, чего нам тут надо.

Джулия посмотрела на аллигатора и спросила преувеличенно тревожно:

— Вы уверены, что они не едят людей?

Проводник улыбнулся беззубой улыбкой:

— Уверен. По крайней мере — живых. Но он может перевернуть лодку, просто чтобы поиграть. Лучше его обойти.

— Конечно, — сухо сказала Джулия, отвернувшись. Проводник усмехнулся.

Не то чтобы Джулия боялась темноты или чего-то еще. Она верила словам старого каджуна, что самое большее, кого едят аллигаторы — это одиноких енотов или опоссумов, и что ядовитые водяные змеи с разными живописными названиями боятся ее больше, чем она их. Но, помимо ее воли, она была очарована первобытной магией этих мест. Ну, если она сама это чувствует, надо заставить почувствовать это и зрителей.

Правильно, что она решила снимать на натуре, а не в павильоне, среди пластиковых декораций. О том, что надо беречь средства, она знала и без драгоценного Аллена, который, расхаживая по комнате в пижаме, давал ей свои продюсерские указания. Она также знала, что фильм надо снять в срок, чтобы подтвердить репутацию одной из немногих женщин в Лос-Анджелесе, умеющих ставить фильмы. Но были и другие вещи, не менее важные.

Она сама участвовала в работе над сценарием, вложив свои деньги в избранную ею книгу молодого луизианского автора. «Болотное царство» рассказывало о судьбе молодой девушки, о победе культурных традиций над богатством и привилегиями. Это также была драма, повествующая о борьбе между каджуном и его супругой из Нового Орлеана за свою дочь, которую он похитил у жены из квартиры в новом городском доме, после чего ему пришлось драться с наемниками, подосланными женой. В истории этой были юмор, секс, пафос — все, что нужно, чтобы создать зрелищный фильм. Не хватало «звезд» первой величины, Джулия не могла себе это позволить. Однако она не думала, что это помешает кассовому успеху, если ей удастся воплотить свой замысел.

Ее отец считал эту затею глупостью. Великий Булл Буллард, лауреат двух академических премий за новаторский подход к режиссуре, считал, что дочери следует снимать низкобюджетные боевики и дамские картины, то есть те вещи, на которых она уже себя зарекомендовала. Ей было очень жаль, что отец не верил в ее работу, что он не замечал, сколь многому она научилась у него за эти годы, что у нее появились более широкие возможности, чем ему казалось. Больше пятнадцати лет прошло с тех пор, как она, совсем еще неопытная, сделала свою пробную вещь. Джулия тогда была экстравагантной девчонкой, одной из тех высоких, загорелых светловолосых калифорниек, которые толклись на пляжах и которые лучше всего выражали свои мысли на жаргоне. Ее первая картина была об океане, о молодежи, бросившей вызов морской стихии… Картина имела успех благодаря увлеченности ее создателей. Джулии удалось ухватить то существенное, что было в серфинге и в порожденном им романтическом образе жизни. Фильм, первоначально сделанный на 16-миллиметровой пленке, был увеличен на 35-миллиметровой и выбран для показа режиссерских работ в Каннах, и с тех пор она стала делать фильмы.

Ей было ясно, что отец сомневается в ней просто потому, что она женщина. Он всегда говорил, что она должна рассчитывать на успех и быть привлекательной, пока не выйдет замуж и не перенесет свои чувства на мужа. Он был настоящий деспот и считал, что место женщины — на кухне и в спальне. И даже матерью Джулии, женщиной, которая более или менее отвечала этому образу, он не был вполне доволен. Его волновали и другие женщины, он также увлекался рыбалкой, охотой, морскими путешествиями, автогонками, любил бои быков и все, что было связано с риском и отвлекало его от семьи. Ему нужна была свобода или хотя бы ее видимость. В конце концов, мать Джулии и предоставила ему свободу. И все же Булл (что означало — бык), как звали его близкие, не был счастлив.

После развода мать взяла Джулию с собой на родину, в Луизиану, подальше от мишурного блеска Лос-Анджелеса.

Да и Джулию фальшь не привлекала. Вот почему она заботилась о том, чтобы в ее фильме все было реальным — и город Новый Орлеан, и люди, и. природа. Ей также было приятно снимать фильм на родине матери, где она сама провела детство, пока была жива мать.

Вот уже месяц она снимала в Новом Орлеане. Теперь надо было поработать на болотах к северо-западу от города, чтобы закончить «Болотное царство». Она надеялась уложиться в сроки и в бюджет, несмотря на всякие неурядицы, на прогулы актеров и хищения. Ей будет и грустно и радостно, когда кончится работа, — радостно от осуществления замысла лучшим образом передать жизнь каджунов и красоту болот, а грустно, что закончится работа над этим необычным фильмом, которому она так желала успеха. И что бы ни говорили, она со своими людьми очень много уже сделала, твердила себе Джулия.

Пирога шла вдоль берега Слепой реки. Прежде здесь текла Миссисипи, пока эта великая река не изменила своего течения. Речка была извилистой, но просматривалась неплохо. Она не имела четких границ, но явно держалась юго-восточного направления. Прежде она называлась Байю Акадьян. Но когда пришли англоязычные переселенцы и занялись расчисткой лесов, они дали реке название, так как старое нашли трудным, и еще оттого, что поверхность воды была темной из-за постоянно капавшего в нее сока деревьев.

Ночь была безлунной. Тусклый Млечный Путь был похож на огромную газовую вуаль, висевшую над верхушками деревьев. Легкий ветерок, доносивший запах рыбы и соли с далекого залива, теребил волосы Джулии. Тишину нарушали только всплески от шеста проводника и хор лягушек, да еще иногда слышался зуд москитов, крик совы или рев аллигатора.

Джулия дышала полной грудью, медленно выдыхая воздух. Ей было так спокойно плыть в темноте при тусклом свете фонаря. Проводник Джо хотел повезти ее на своей моторной лодке, и ради скорости она согласилась первые миль десять проплыть таким образом. Потом она уговорила его пересесть на пирогу, которую они вели на буксире. Ей хотелось знать, как обращаться с такими лодками, но больше всего ей был нужен покой, чтобы подумать.

Получилось все очень хорошо. Когда они миновали большой канал, лагеря охотников и рыбаков, питейные заведения и деревянную церквушку на берегу, она смогла наконец посмотреть на реку. Джулия заметила необычные деревья, животных, каналы, а также узенькие, почти невидимые потоки, впадавшие в реку, которые показывал ей проводник, пока было светло. Жизнь здесь текла по-иному, без суеты. А ей так не хватало этого спокойствия. Последнее время она слишком нервничала из-за своей картины.

Ей хотелось избавиться от этой лихорадочности, и работа над «Болотным царством» поможет ей. Потом надо постараться отдохнуть, и если Аллен не будет очень занят, может быть, они отправятся на острова или в Белиз, снимут домик у моря. Трудно оторваться от работы, но она попытается.

Река перед ними расширилась. По берегам росли кустарники, стояли группы кипарисов, попадалась и так называемая нож-трава. Джулия наклонилась вперед, чтобы лучше видеть окрестности, и одновременно приподняла подол своего белого шелкового платья, чтобы предохранить его от воды, скопившейся на дне лодки. Место показалось ей подходящим, здесь было достаточно пространства, чтобы лодки могли маневрировать. Нигде не было видно ни домов, ни лагерей, ни каких-либо промышленных сооружений, только естественное расширение реки, напоминающее лагуну. Даже не верилось в такую удачу.

И тут она услышала какой-то гул, похожий на жужжание огромного насекомого, постепенно приближавшийся к ним, Впереди пироги раздался всплеск, точно какое-то животное, напуганное то ли этим низким гулом, то ли появлением пироги, бросилось с берега в реку.

— Что это? — спросила она и тут же в свете фонаря увидела в воде голову зверька, кажется, нутрии.

— Это, я думаю, Болотная Крыса, — хихикнул Джо.

— Вы хотите сказать, что это — большая крыса?

— Нет, — ответил старик, прислушиваясь с полузакрытыми глазами, — я говорю о человеке на воздушной лодке.

Джулия не поняла проводника или он ее? Прежде чем она смогла это обдумать, она увидела впереди два луча света, которые пробивались сквозь заросли, скользили по ветвям, высвечивая клочковатый мох. Гул, похожий на шум ветра, нарастал.

Внезапно Джулия поняла, что такое «воздушная лодка». Судно, двигающееся на высокой скорости на воздушной подушке, она видела такое на рисунке. В зависимости от глубины воды, эти суда могли за секунды менять глубину погружения от сорока футов до нескольких дюймов и передвигаться по ручейку. Появившаяся лодка летела вперед, как ей показалось, с головокружительной быстротой.

Странное дело: ей вдруг послышался, как бы ответный рев мотора. А через минуту она поняла, что он доносится сверху. К ним приближался самолет, очевидно гидроплан. Большие понтоны, прикрепленные к нему, делали похожим его на какое-то чудище. Он стал снижаться, словно собираясь сесть, хотя Джулия знала, что ближайший аэропорт — новоорлеанский — отсюда в сорока милях. Не случилось ли там чего, подумала она, но признаков тревоги на самолете не было. Самолет зажег головные огни и приглушил мотор, будто и правда решил приземлиться.

Старый проводник бормотал что-то на каджунско-французском наречии. Он стоял, вынув шест из воды, пока пирога свободно дрейфовала из узкого русла на большую воду.

«Воздушная» лодка описала кривую, свернула в один из протоков между деревьями, очень похожий на тот, из которого они только что вышли, а потом, развернувшись, быстро направилась в их сторону и, оставляя за собой пенящийся след, выскочила на большую воду. В ней был виден силуэт широкоплечего мужчины, который, подняв голову, следил за полетом самолета. Скорости он не сбавлял.

Самолет между тем снижался, чуть не касаясь верхушек деревьев, Яркий свет его огней отражался в воде, мешаясь с отблесками желтого света огней лодки. Траектории самолета и лодки сближались. Двойной гул становился все сильнее. Вдруг они опять разошлись, самолет отклонился. Человек в лодке повернулся в сторону самолета.

Голос проводника Джулии стал громче. Он предупреждал о себе криками, одновременно размахивая шестом над головой.

Лодка неслась прямо на пирогу. Хозяин «воздушной» лодки не видел их и даже не смотрел в их сторону. Сейчас она налетит на них! Джулия вцепилась в борт, готовясь выпрыгнуть.

Мужчина в лодке повернул голову и, наконец, заметил их. Он начал поворачивать лодку, мотор взвыл, и она вихрем пронеслась рядом с ними.

Джулия, ослепленная и оглушенная, резко наклонилась в сторону. Неустойчивая деревянная лодочка, захваченная потоком воздуха, оказалась в кильватере. Она слышала вопль проводника, навалившегося на другой борт, чтобы они не перевернулись. Но было уже слишком поздно. Джулия не удержалась и полетела за борт.